Глава 6. Горечь сомнений
9 июня 2023, 12:00
      Филипп пребывал в мрачной задумчивости, медленно допивая вино в бокале, заживо сгорая душой в огне своих тревожных мыслей, порождённых сомнениями и ревностью. Меньше всего мужчине хотелось верить в то, что его прекрасная и нежная супруга, его Фьора — безмерно любимая и бесконечно дорогая, могла не только оказаться злой колдуньей, но и вероломной предательницей — изменяющей ему с его советником.
«Нет, епископ ошибается, моя жена не смогла бы так низко и подло поступить, моя Фьора никогда бы не предала меня — она не способна на такое, не с её чистой душой… Так? Или всё-таки нет? Боже, помоги мне!» — терзала эта мысль как раскалёнными щипцами палача разум молодого короля.
Опустошив бокал вина, и решив, что от сомнений не станет лучше, Филипп покинул свой кабинет и решительным шагом направился в комнатку Фьоры. Без всяких церемоний и без стука он резко распахнул дверь в её уютное укрытие, где на стенах висели готовые одиннадцать рубашек. Фьора как раз плела двенадцатую и была на полпути к её завершению, когда муж потревожил её уединение.
Никак не ожидая того, что король диким ветром ворвётся к ней в комнату, гневно прожигая её взглядом своих карих глаз, Фьора отложила в сторону рубашку и встревоженно смотрела на своего мужа, искренне не понимая, чем могла его рассердить.
— Мне надоели недосказанности и недомолвки, Фьора. Теперь придётся объясниться. И про ночные гуляния по кладбищу, и про моего советника графа Кампобассо. Я не потерплю, чтобы из меня делали идиота, — заявил твёрдо и непреклонно Филипп, схватив за руку потрясённую его поведением Фьору, которая была слишком поражена — чтобы сопротивляться, и привёл её в свой кабинет.
В своём кабинете король велел Фьоре сесть за его рабочий стол. Решив, что разумнее будет не подогревать гнев супруга, Фьора послушалась и села за стол, смятенно опустив взор.
— Говорить ты не можешь, так хоть напиши мне всю правду, — уже спокойнее произнёс Филипп, поставив перед Фьорой полную чернильницу и положив на стол перед ней несколько листов пергамента с гусиным пером. — Епископ Ортега обвинил тебя в колдовстве и в супружеской с государственной измене, требуя, чтобы я велел сжечь тебя на костре. Он в тюрьме. Так что я заслуживаю хоть какого-то объяснения.
Фьора тяжело вздохнула и грустно покивала головой, нежно погладив мужа по ладони.
Взяв в руки перо и обмакнув его кончик в чернильницу, Фьора принялась выводить на пергаменте слова:
«Мне жаль, что я заставила тебя так терзаться, любовь моя. Я не рассказывала тебе раньше правду о себе, боясь, что ты не поймёшь меня и не поверишь… Наверно, я начну с самого начала. Я не всегда жила в той пещере, где ты впервые встретил меня. Раньше я и моя семья жили в королевстве Флоренция, которым правили мой отец Франческо де Бельтрами и моя матушка Мари де Бревай. У моих родителей было одиннадцать сыновей — мои дорогие старшие братья. Я же самая младшая в семье. Вместе с родителями и братьями я жила во дворце и не знала никаких тягот и горестей, отец и матушка очень нас любили. Но случилось так, что жизнь моей бедной матери забрала тяжёлая болезнь, она покинула нас, унеся с собой в могилу тепло и свет. Когда мне было восемь, мой отец женился на своей кузине Иерониме деи Пацци — в надежде на то, что я и мои братья снова будем расти, зная материнскую ласку. Но ожидания отца не оправдались — его новая жена оказалась злой колдуньей, превратившей моих отца и братьев в двенадцать лебедей, а меня выгнав из родного дома. Мне довелось скитаться, пока я не нашла своих близких. Все вместе мы перебрались жить в твою страну. Всё это время не было ни одной минуты, когда бы я не думала о том, как снять чары с отца и братьев. Пока во сне мне не явилась фея и не велела сплести двенадцать рубашек из крапивы и надеть их на отца с братьями, чтобы избавить их от заклятия моей мачехи Иеронимы. С условием, что я должна хранить молчание до тех пор, пока не закончу свою работу, иначе одно слетевшее с моих губ слово могло бы убить моих близких. И я молчала. Плела рубашки из крапивы и думала только о спасении дорогих мне людей. Мне придавала сил мысль, что наконец-то есть способ разрушить проклятие. Поэтому каждую ночь я тайком сбегала на кладбище — чтобы нарвать там крапивы. Я и граф Кампобассо не делали ничего плохого. Он просто жалел меня и добровольно помогал рвать крапиву на рубашки моим братьям и отцу. Ходил со мной на кладбище для поддержки, потому что ходить туда одной мне было бы очень страшно. Вот и вся правда, что ты так хотел у меня узнать».
Всё это время, что Фьора рассказывала на листах пергамента Филиппу всю правду о том, что ему так важно было знать, сам молодой человек терпеливо ждал, пока Фьора закончит.
Вот, посыпав исписанные изящным почерком листы песком, чтобы чернила быстрее высохли, Фьора дала почитать мужу всё, что написала.
Внимательным взором король вчитывался в то, что было написано, и по мере того, как он прочитывал лист за листом, смягчалось выражение его лица, иногда молодой мужчина с сожалением вздыхал и качал головой, виновато глядя на свою юную жену — разминающую уставшие от долгого письма пальцы.
Тяжесть на душе и сердце Фьоры стала ощущаться менее мучительно, когда она открыла мужу правду, которую до сего дня не решалась поведать. Больше не осталось между ней и Филиппом никаких недосказанностей, никаких недомолвок. Наконец-то она смогла найти в себе силы доверить супругу часть своей нелёгкой ноши.
Закончив читать то, что дала ему Фьора, он положил листы на свой стол, приблизился к занятому ею креслу и опустился перед женой на колени, бережно взял в свои руки огрубевшие и израненные руки жены, покрытые волдырями, нежно касаясь их губами.
— Боже мой, Фьора… Я ведь даже не знал, какое бремя ты несёшь в одиночку, что тебе пришлось пережить… Не представлял, какая тяжесть давит на тебя и терзает. И всё это время ты держала весь груз в себе, — ласково и виновато ронял молодой человек, целуя руки светло улыбающейся Фьоры, плачущей в этот раз от радости и облегчения. — Любимая, прости, что был так резок с тобой, что усомнился в тебе. Больше этого не случится никогда, — твёрдо пообещал Филипп, мягко утирая бегущие из глаз жены слёзы.
Фьора встала с кресла и заставила мужа подняться с колен, крепко прильнув к нему с трогательной доверчивостью, и спрятав лицо у него на груди, а он с нежностью прижимал её к себе и припал губами к её макушке.
Нескоро король и королева ещё выпустили друг друга из объятий.
Взяв со стола мужа чистый лист пергамента, Фьора вывела обмакнутым в чернила кончиком пера: «Как ты поступишь с епископом Ортегой?»
— Сожгу на костре. Что ему так хотелось сделать с тобой, — невозмутимо промолвил Филипп.
«Милосердия! Прошу тебя, не надо его губить. Пощади. Ради меня», — написала Фьора мольбу, с надеждой взирая на супруга.
— Ты просишь меня о милосердии для епископа, но в его сердце не было и тени милосердия к тебе — когда он советовал мне тебя сжечь. Ты слишком добрая для этого мира, Фьора. Я не могу на это пойти даже по твоей просьбе, — промолвил Филипп таким тоном, не оставляющим места для возражений. — Иди к себе, — мягко велел король жене, погладив по щеке и поцеловав в лоб.
Фьора грустно вздохнула и опустила голову, покинув кабинет мужа и вернувшись в свою комнатку, где вновь приступила к работе над последней двенадцатой рубашкой. Она трудилась, презрев боль в руках от ожогов и усталость, поддерживаемая мечтой избавить отца и братьев от их чар.
Хоть Фьора вся отдалась работе, для завершения которой осталось совсем немного, думы её были заняты епископом Ортегой, томящимся в тюрьме. Конечно, клирик пытался настроить против неё Филиппа и отправить её на костёр, но меньше всего Фьоре хотелось, чтобы его казнили, пусть он и желал ей зла.
Всю ночь плела Фьора последнюю рубашку, не думая о сне. Глаза её слипались от сильной усталости, но к тому моменту, когда восходящее солнце отняло бразды правления у минувшей ночи, последняя двенадцатая рубашка была готова.
Фьора едва держалась на ногах, под глазами её были синяки — яснее любых слов говорящие о том, что она не спала, но королева улыбалась, и её глаза цвета грозовых облаков сияли счастьем, бледное после бессонной ночи лицо светилось от переполнившей душу радости. Двенадцать рубашек были готовы, и осталось только надеть их на отца и братьев.
Открыв настежь окна своей потайной комнатки, Фьора впустила внутрь свежий утренний воздух и ласково дующий ветер, которому подставляла разгорячённое лицо.
Шум лебединых крыльев заставил юную королеву радостно встрепенуться, и вскоре она увидела летающего возле её окна самого младшего из братьев. Не сдержав чувств, Фьора проливала счастливые слёзы от того, что один из милых братьев смог найти её.
Следом за младшим братом к окну Фьоры прилетели остальные одиннадцать лебедей — отец и другие десять братьев. Улыбаясь и плача от счастья, Фьора прижимала руки ко рту, качала головой и приветственно махала братьям и отцу.
Схватив в охапку все сплетённые из крапивы рубашки, Фьора стрелой убежала на открытый балкон, с которого открывался изумительный вид на город, куда прилетели и отец с братьями. Двенадцать ослепительно белых лебедей спускались вниз, летя к Фьоре и приземляясь рядом с ней.
Не теряя ни минуты, Фьора помогала отцу и братьям, облачая их в сплетённые её руками рубашки. Едва труды её рук были надеты на всех лебедей, как с них опадали на плитки балкона белые перья, и лебеди снова обретали свой человеческий облик — и вот глазам проливающей слёзы облегчения и счастья Фьоры предстали её дорогие отец и братья, снова ставшие людьми.
Со слезами на глазах братья и король Франческо, наконец-то свободные от власти проклятия Иеронимы, не раз наперебой благодарили Фьору за то, что нелёгкой ценой для себя спасла их, сожалея о том, через что ей пришлось для этого пройти, поражались её сильной воле и стойкости.
Осторожно и с нежностью Франческо и сыновья целовали руки бледной и едва стоящей на ногах Фьоры, сквозь рыдания роняющей сбивчиво, что наконец-то она снова может говорить, и вновь рядом с ней её дорогие и любимые люди. Не раз Фьора горячо возражала отцу и братьям, винящим себя в том, что ради них она обрекла себя на все эти мучения, только сама Фьора не считала отца и братьев виновными перед ней – о чём с теплотой и нежностью им говорила.
Теперь они все снова были вместе, рядом друг с другом, после всех тяжёлых испытаний.
Неподалёку от Фьоры, её отца и братьев, выражающих радость от обретения друг друга, стоял, прислонившись к мраморной колонне, Филипп, с тёплой улыбкой наблюдающий за женой и её близкими.
— Я так и понял, что вы и есть братья и отец Фьоры. Здесь всегда рады будут принять родных моей жены, — нарушил молодой король молчание, дав о себе знать Фьоре, своему тестю и шуринам. – Фьора, милая, до чего же радостно впервые слышать твой чудный голос…
Взгляды Фьоры, её отца и братьев, лучащиеся восторгом, обратились в его сторону.
Филипп привыкал к новой для него, но приятной мысли, что за один день его семья стала намного больше.

Глава 7. Судьба епископа
10 июня 2023, 12:00
      Пролетело три дня с той поры, как Фьора разрушила заклятие мачехи, вернув своим отцу и братьям человеческий облик.
Но для бывшего епископа Игнасио Ортеги, томящегося в холодном сыром подземелье и ожидающего с минуты на минуту своей казни на костре, протекающие минуты, часы и дни слились воедино, и он уже перестал ориентироваться во времени и днях недели. Все эти три дня каждое утро Ортеге приносили миску дурно пахнущей похлёбки и кружку простой воды, вид которых вызывал в мужчине отвращение. От запаха своего немытого тела было противно и тошно, докучали обнаглевшие крысы — которых приходилось постоянно прогонять с соломенного тюфяка.
Игнасио не мог без ярости думать о короле и его жене. До сих пор он никак не мог смириться с тем, что вместо того, чтобы сжечь королеву-ведьму, эту околдовавшую его дрянь — опутавшую дьявольскими сетями своей порочной красоты, Филипп приказал бросить в темницу и сжечь на костре самого епископа.
Разум приговорённого к смерти Игнасио подъедала мысль, что где-то его план избавиться от Фьоры не совершенен, раз король принял сторону своей жены, поймавшей короля в свои обольстительные путы.
Не единожды Ортега проклял королеву Фьору, честя её лживой дрянью и сукой, захватившей в плен душу и сердце с разумом Филиппа, лишившей его собственной воли.
Душу Игнасио отравляло понимание того, что пока он ждёт казни, эта стерва Фьора радуется жизни, занимая незаслуженное ею место рядом с королём, всё сильнее опутывая его своими ведьмовскими сетями и обольщая сладкими улыбками, разодетая в бархат и шелка — в то время как на теле Игнасио грубое рубище.
Пришедший облегчить ему последние часы жизни священник исповедовал Ортегу, отпустил ему грехи и угостил принесённой миской бараньего рагу с хлебом и красным вином, после покинув камеру приговорённого узника.
К обеду за Игнасио явились стражники и вывели из здания тюрьмы с завязанными за спиной руками, усадив в телегу, которую тащила жалкая кляча. По пути к месту казни на площади перед дворцом Правосудия вслед Ортеге летели насмешки, оскорбления, улюлюканье людей в толпе, порой в него летели гнилые овощи и фрукты, а чья-то меткая и ловкая рука швырнула прямо ему в грудь ком грязи. Отвратительная жижа медленно стекала по его и без того замаранному рубищу, оставляя за собой след.
Бывший епископ, позабыв о том, что он — лицо духовное, злобно брызгал проклятиями в сторону людей, уже не думая о своём намерении встретить смерть с гордым видом.
Когда же повозка довезла его до площади, на которой уже был сложен большой костёр, палач с зажжённым факелом в руке молча ожидал — когда потребуется выполнять свою работу, а посмотреть на сожжение бывшего епископа пришли толпы народу, всё существо Ортеги объял суеверный ужас.
Вот его стащили с повозки и потащили к костру, никак не реагируя на его мольбы о милосердии вперемешку с проклятиями, двое помощников палача уже были готовы приковать Игнасио цепями к столбу, полумёртвый от ужаса бывший епископ уже прощался с жизнью.
Вдруг всё отчётливее раздался топот быстрых лошадиных копыт, и все собравшиеся могли видеть затормозившую, запряжённую четвёркой лошадей карету с королевскими гербами — серебряными орлами на голубом фоне. Никак не ожидавшие, что казнь посетит сам король, люди в почтении склонились.
Сошедший с козлов кучер учтиво открыл дверцу кареты и опустил ступени, по которым спустился молодой мужчина в скромном и строгом, но всё же элегантном чёрном одеянии — король Веннеля Филипп. Молодой мужчина подал руку и помог спуститься Фьоре, которая тоже приехала в карете вместе с мужем.
Изящество и стройность гибкого стана королевы подчёркивало голубое бархатное платье, украшенное драгоценными камнями, сквозь вырезы в рукавах которого был виден шёлк камизы цвета слоновой кости. Чёрные густые волосы Фьоры украшали вплетённые в изящную причёску жемчужные нити, на щеках её цвёл здоровый и нежный румянец.
— Неужели здесь найдутся люди, способные сжечь человека, обещавшего себя богу? — пролился с губ Фьоры мелодичный и мягко звучащий голос, и молодая королева покачала укоризненно головой.
— Странно, что этот человек, все дни, проводивший в молитвах, ничуть не жалел тебя, любимая, требуя твоего сожжения, — справедливо заметил Филипп, мягко коснувшись плеча жены.
— Мой дорогой супруг, ты прямо сейчас можешь сделать для меня прекрасный подарок. Пощади этого человека. Мне не нужна его смерть. Я прошу тебя проявить к нему милосердие, — лились слова с нежно-розовых губ Фьоры, одаривающей мужа обворожительной улыбкой.
— Палач, твои услуги сегодня не нужны. Я решил заменить сожжение на костре бывшего епископа Ортеги изгнанием, — спокойно произнёс Филипп, достав из-за пазухи заверенный королевской печатью и исписанный лист пергамента, высоко подняв над головой. — У тебя есть ровно три дня, Ортега, чтобы убраться прочь. И не вздумай вернуться, если не хочешь, чтобы я передумал.
— Мой государь, я буду век поминать добрым словом в молитве ваше имя… Благодарю, благодарю! — вырвавшись от подручных палача, которые и так не держали его, епископ бросился в ноги молодого короля, вознамерившись поцеловать край его одежды, но Филипп остановил его, отступив на шаг назад.
— Благодари королеву, которую ты оболгал и хотел обречь на мучительную гибель в пламени костра. Я сохранил тебе жизнь только по её просьбе, хотя ты ничем не заслужил заступничества моей жены — у которой благородное и доброе сердце, — сурово отрезал Филипп, бросив перед Игнасио приговор об его изгнании из королевства.
Один из помощников палача развязал руки Ортеги.
— Надеюсь, что на новом месте ты начнёшь другую жизнь. Воспользуйся этим шансом. Не заставляй моего мужа сожалеть о его снисхождении, — произнесла Фьора спокойно и с достоинством, как и положено королеве. — Любимый, поехали домой? Признаться, мне хочется провести этот день в нашей дворцовой библиотеке и в твоём обществе, — были проникнуты слова Фьоры ласковым кокетством, когда она уже обращалась к Филиппу, тонкие губы которого тронула тёплая усмешка.
— Буду только рад провести этот день в обществе прекрасной дамы, на которой женат, — проронил Филипп, взяв руку жены в свою, и прикоснувшись к ней губами, чем вызвал на губах Фьоры игривую улыбку.
Оставив Ортегу ошеломлённо стоять на коленях среди восторженных выкриков простых людей — прославляющих доброту королевской четы, на площади в уличной пыли и с приговором об изгнании на руках, король и королева вновь устроились в карете, велев забравшемуся на козлы кучеру трогаться.
Лошади резво перебирали копытами, карета везла Фьору и Филиппа прочь от площади, где только что сорвалось сожжение на костре бывшего епископа.
— Это те слова милосердия, которые ты так ждала услышать, любимая? — ласково обратился к жене с вопросом король, поцеловав её в кончик носа.
— Да, это те самые слова, — с милой улыбкой ответила Фьора, нежно проведя тонкой ладонью по щеке мужа. — Неужели ты правда бы допустил, чтобы епископа Ортегу сожгли?
— Я нарочно хотел преподать ему урок и спасти у самого эшафота. Может быть, пребывание на самом краю гибели сделает его более человечным к ближним своим — как положено служителям бога, — усмехнулся Филипп правым уголком губ.
— Как же хорошо… — тихо прошептала Фьора, с нежных губ которой сорвался ласковый смешок.
Прислонившись к Филиппу, она задремала под стук колёс и топот лошадиных копыт, отрешившись от всех забот сегодняшнего дня.

Глава 8. Новые трудности
11 июня 2023, 00:38
      Когда Фьора сняла заклятие с отца и братьев, вновь вернув себе способность говорить, и когда бывший епископ Ортега покинул королевство Веннель, больше ничто не могло омрачить надежд на счастье молодой королевы.
В честь того, что королева сумела расколдовать своих отца и братьев, вновь может говорить — потому что больше над её близкими не висит угроза смерти, если она скажет хоть слово, были устроены празднества. По всему королевству Веннель для простого народа, особенно для бедняков готовили и накрывали богатые столы, каждой семье выплачивали денежную помощь на каждого ребёнка, в полтора раза снизили налоги — всё это было идеей Фьоры и Филиппа.
Не было ни одного города, ни одной даже самой маленькой деревни, которых не коснулась бы благодать короля и королевы. Не было человека, который не знал бы о том, что Фьора дала обет в полном молчании сплести из крапивы двенадцать рубашек для спасения от проклятия своей мачехи отца и братьев. И не было ни одной семьи в Веннеле, где не любили бы прекрасную и юную королеву с отзывчивым и добрым сердцем.
После всех пройдённых испытаний она наконец-то воссоединилась с дорогими и любимыми людьми — отец и одиннадцать братьев поселились в королевском дворце, прекрасно поладив с её мужем. Филипп не имел ничего против того, чтобы его тесть и шурины жили вместе с ним и Фьорой. Молодой король Веннеля хотел видеть свою жену счастливой и искренне проникся добрым расположением к её отцу с братьями.
Во дворце короля и королевы Веннеля Франческо и его сыновей принимали со всем теплом и радушием, Франческо и одиннадцать братьев-принцев никак не могли нарадоваться и поверить своему счастью — снова жить одной семьёй с Фьорой, видеть её довольной жизнью, на положенном ей месте государыни и преданно любимой собственным мужем.
Отныне при дворе часто слышали, как королеве Фьоре случается смеяться над какой-нибудь остроумной шуткой кого-то из придворных или её камеристки Хатун, нередко Фьора обо всём на свете оживлённо и весело любила поболтать со своей статс-дамой Леонардой.
Добрая старая дева не меньше, чем муж Фьоры и отец с братьями юной королевы, искренне радовалась тому, что её дорогая государыня — любимая Леонардой как дочь — обрела способность говорить.
В сердце Леонарды по-прежнему жил образ той Фьоры, какой Филипп впервые привёз её во дворец: трогательная в своей хрупкости совсем юная девушка, чья красота способна покорить своей утончённостью и нежностью даже монахов — давших обет безбрачия и воздержания; с длинным и густым водопадом чёрных волос — что спускается ниже талии, а серые глаза так похожи на затянутое грозовыми тучами небо или ровную гладь моря в пасмурный день.
В свой первый вечер во дворце Фьора — как прекрасно помнила Леонарда — проливала горькие слёзы и нисколько не радовалась всей той роскоши и блеску, в которые девушку привёз Филипп из её пещеры. Не вызвали у неё радости и роскошные одеяния, устроенный в её честь знатный пир. Не радовалась она и тому, что молодой, красивый, ласковый к ней и добрый король объявил её своей наречённой. И только маленькая комнатка рядом с её покоями, куда привезли её крапиву с рубашками, зажгла радостным огоньком душу и сердце Фьоры, вызвав у неё улыбку.
Пожилая дама Леонарда отныне приучалась привыкать к другому облику своей королевы: весёлая и влюблённая в жизнь, счастливая молодая девушка, чьи серые глаза так радостно сияли, чей смех искрился искренним весельем и звонко звучал, получающая удовольствие от этой жизни.
Статс-даме де Мерсе теперь предстояло привыкать к другой Фьоре. Больше не было той робкой девушки, которая боялась новой для неё обстановки и не знала, чего ожидать. Теперь это была девушка, которую сделала более смелой и уверенной в себе жизнь в любви её супруга и отца со старшими братьями.
Своды королевского дворца теперь часто слышали чистый, нежный и мелодичный голос Фьоры.
Королева Фьора устраивала при поддержке мужа балы с песнями и танцами с музыкой — не пренебрегая рыцарскими турнирами, и на всех этих празднествах Фьора неизменно была звездой.
Поэты воспевали в своих сочинениях её красоту и добродетели, художники вдохновлялись её образом для своих полотен.
Да, жизнь Фьоры протекала в благополучии, роскоши и блеске, в любви её близких и подданных, и у молодой королевы не было причин для горя.
Но в последнее время молодая королева стала замечать за Филиппом, Франческо, её братьями и советником графом ди Кампобассо, что они часто подолгу что-то обсуждали в зале для заседаний, не посвящая в свои дела Фьору. Нередко до слуха проходящей мимо Фьоры доносилось, как они о чём-то спорили. В один из дней, проходя мимо зала заседаний, Фьора решила подслушать, о чём вели разговоры её муж, отец с братьями и советник.
— Дорогой мой зять, я благодарен вам, что вы решили помочь мне вернуть моё королевство, узурпированное моей женой. Хоть вы и не обязаны. Поверьте, я очень это ценю, — услышала Фьора голос отца.
— Король Франческо, другого от меня вы могли не ждать. Вы отец моей жены. Ваше королевство у вас было отнято вероломной ведьмой, вы законный правитель. Я приложу все силы, чтобы ваш трон по праву вернулся к вам, — прозвучал твёрдый и уверенный голос Филиппа.
Далее слух Фьоры уловил, как её братья выражали благодарность её мужу за то что не оставил их без помощи и поможет вернуть трон Франческо.
— Ваши Величества и Ваши Высочества, — обратился Никола к своему государю, королю Франческо и его сыновьям, — раз мы все уже пришли к единому мнению, я объявлю о наборе в армию?
— Да, граф ди Кампобассо. Объявите об этом прямо сегодня. Не будем напрасно терять времени, — велел Филипп своему верному советнику.
Всё подслушанное у дверей заставило сердце Фьоры чаще забиться от тревоги, кровь в её жилах похолодела. Даже не постучавшись, королева резко распахнула двери и решительно пересекла порог зала заседаний, собрав на себя удивлённые взгляды отца, братьев, мужа и советника.
— Вы все дружно с ума посходили?! Как вам в голову пришло такое? — не стала Фьора тратить время на долгие предисловия.
— Фьора, доченька, так ты всё слышала? — спросил её отец.
— Слышала каждое слово! Отец, это безумие! Граф Никола, прошу вас, повремените с набором в армию, — были обращены слова Фьоры к отцу и советнику.
— Фьора, милая, разве тебе не хотелось бы воздать твоей мачехе за всё зло, что она причинила тебе и твоим близким? — Филипп оставил своё кресло и приблизился к жене, его крепкая и огрубевшая от обращения с оружием ладонь мягко легка на плечо Фьоры.
— Хотелось бы. Но вы совершаете ошибку, собираясь напасть на неё с армией. Иеронима — злобная колдунья. Неизвестно, как могут пострадать от её чар солдаты и командиры. Не говоря о тебе и отце с братьями, — не могла не высказать Фьора своих исполненных страха за близких и тревоги мыслей. — И почему вы не посвятили меня в ваши обсуждения? — в голосе Фьоры слышалось недовольство.
— Никто из нас не хотел, чтобы ты имела с этим хоть что-то общее, — проронил Франческо. — Разве ты мало пережила?
— Твой отец прав, Фьора. Ты и без того много вынесла по вине твоей мачехи, — Филипп попытался погладить жену по щеке, но Фьора отшатнулась от него, прожигая сердитым взглядом серых глаз.
— Это просто оскорбительно! То, что вы все посчитали меня ребёнком, неспособным нести взрослую ответственность, а мне уже семнадцать! Я давно не ребёнок, так что не сломалась бы под этим бременем! Да ещё хотели сунуться в логово врага, не подумав, что обычным человеческим оружием злобную ведьму не одолеть! Да ещё за моей спиной… — Фьора развернулась на каблучках своих туфель и бросилась прочь из зала для заседаний.
Филипп попытался её задержать и взять за руку, но Фьора убежала быстрее, чем он успел это сделать. Отец и братья с Филиппом звали её и просили вернуться, только Фьора не спешила выполнять их просьбу. Как стрела, выпущенная рукой умелого лучника, молодая королева бежала в свои покои, мучительно размышляя о том, как ей найти способ одолеть Иерониму её же оружием.

Глава 9. Ученица колдуньи
23 часа и 43 минуты назад
      К вечеру гнева Фьоры на мужа, отца и братьев поубавилось, и она даже помирилась с ними во время семейного ужина. Фьора не умела долго держать зло на тех, кого так сильно любит.
Король Франческо, одиннадцать принцев и Филипп, конечно же, попросили прощения у Фьоры, что не посвятили её в предстоящие им всем события. Но Фьора успокоила близких и заверила их, что не держит обиды.
В семье вновь воцарился мир.
Отец Фьоры, её братья и муж после ужина снова заняли зал для заседаний, чтобы обсудить и распланировать кампанию по возвращению Франческо его трона.
Фьора же, воспользовавшись тем, что её близкие заняты обсуждением важных вопросов, уже у себя в покоях с трудом сняла с себя платье — не привлекая к этому Хатун — и перемотала грудь льняными полосами ткани, переоделась в костюм для верховой езды и спрятала волосы под берет.
Взяв лист пергамента, чернильницу и перо, Фьора написала записку:
«Дорогие Филипп, отец и братики, простите меня за то, что мне придётся сделать. Но я должна была покинуть дворец и искать помощи высших сил. Против Иеронимы нельзя сражаться обычным человеческим оружием — на опасных колдуний не ходят в атаку с простым мечом. Некогда она превратила в лебедей тебя, отец, и вас, мои милые братья. Я не хочу, чтобы от её злых чар пострадали вы все — кого я так люблю, а также простые солдаты. Я не успокоюсь, пока не найду способ одолеть Иерониму её же оружием. За меня не переживайте, со мной не случится ничего дурного. Крепко обнимаю вас всех и люблю.
Ваша Фьора».
Никем не узнанная, она стянула с кухни немного провианта, который положила в мешок, и флягу разбавленного вина, проникла в конюшню, самостоятельно оседлала лошадь и покинула дворец, держа путь к той пещере, где когда-то она и Филипп впервые встретились, где она жила с отцом и братьями.
До своего бывшего пристанища Фьора добралась к утру. За время её отсутствия с отцом и братьями стены пещеры обросли плющом ещё сильнее, обильнее зарос крапивой небольшой участок перед входом под каменные своды. Фьора отвела лошадь к ручью неподалёку от её старого укрытия. Вволю напившись воды, благородное и красивое животное мирно пощипывало траву, пока Фьора приглядывала за ней и немного подкрепила свои силы вином с прихваченными из замка закусками.
Закончив выпас лошади, Фьора со своей питомицей вернулась обратно в пещеру, обдумывая, как ей быть дальше.
— Любезная Фата-Моргана, однажды ты уже помогла мне спасти моих отца и братьев, за что я благодарна тебе. Но сейчас мне снова нужна твоя помощь, чтобы спасти моё с отцом королевство от захватившей его ведьмы Иеронимы. Прошу тебя, не откажи в помощи… — вполголоса проронила Фьора, присев на камень.
К большому удивлению Фьоры, в воздухе возникло бело-фиолетовое с золотым свечение, и перед ней предстала прекрасная молодая женщина в богатом наряде, чьё лицо Фьора сразу узнала.
— Фата-Моргана, я так рада видеть тебя! Прости, что снова обращаюсь к тебе за помощью, но мои муж, отец и братья намерены идти войной на Иерониму, а я не хочу, чтобы от её чар пострадали дорогие мне люди и простые солдаты. Против колдуньи нельзя идти с обычным оружием, — проронила Фьора, сложив руки в молитвенном жесте.
— Ты поступила правильно, дитя, что пришла за помощью ко мне. Ты выдержала с достоинством нелёгкое испытание, чтобы спасти отца и братьев. Твоя правда — против колдуньи нельзя идти с обычным оружием. С ней можно сражаться только её методами. Но готова ли ты к тому, что это может быть нелёгким? — звучал мелодично и ласково голос волшебницы.
— Да, я готова! Я не боюсь трудностей. Мне важно, чтобы не пострадали мои близкие с простыми солдатами, и освободить народ моей с отцом Флоренции от узурпаторши Иеронимы. Что я должна для этого сделать? — тут же откликнулась Фьора.
— А согласишься ли ты ради этого стать ученицей колдуньи? Тебе предстоит немалому научиться, — произнесла серьёзным тоном Фата-Моргана.
— Я согласна! Хоть сейчас! — горячо воскликнула Фьора, серые глаза её загорелись упрямым огнём.
— Мне нравится твоя решимость, — тронула губы Фата-Морганы добрая улыбка.

С того дня начались для Фьоры уроки колдовства под началом Фата-Морганы, которая, хоть и была добра к Фьоре, согласилась прийти ей на помощь, как наставница спрашивала с неё очень строго. Первым, что Фата-Моргана заставляла до посинения осваивать свою ученицу, была боевая магия вместе с магией исцеления.
Фьора не роптала, как бы ни было трудно, и всю себя отдавала освоению колдовского искусства, показывая результаты, заставляющие её наставницу гордиться девушкой. Не преминула Фата-Моргана научить Фьору переноситься в любое место и переносить предметы с живыми существами — что Фьоре успешно удалось испробовать на лошади, перенеся её обратно в конюшню.
День ото дня, что Фьора жила в пещере и училась магии у Фата-Морганы, росли и крепли её способности к колдовству.
— Фата-Моргана, одно остаётся для меня загадкой. Под твоим началом я превращаюсь в сильную чародейку. Задолго до этого, когда я ещё жила во Флоренции, мачеха пыталась обратить меня в лебедя. Но у неё ничего не вышло. Как так получилось? — слетел с губ Фьоры вопрос, которым она начала задаваться недавно.
— Фьора, порой случается так, что магия может выбрать своим пристанищем тело обычного человеческого ребёнка и оберегать своего носителя. Это может произойти совершенно случайно. Но возможно и такое, что в твоём роду когда-то были маги. Одно из двух, — с добродушной улыбкой ответила Фьоре волшебница.
Слова наставницы заставили Фьору задуматься над этим и ещё больше прилагать усилий, чтобы быть достойной того мастерства, которому её обучают.
Дни, подобно быстрокрылым чайкам, летели один за другим.
В последний день обучения, когда Фата-Моргана дала Фьоре немного времени на отдых после отработок приёмов боевой магии и покинула пещеру по своим делам, к их природному укрытию подъехали два всадника верхом на лошадях.
Фьора не могла не узнать Филиппа и родного отца.
— Отец, Филипп? Вы нашли меня? — удивилась Фьора, обрадованная тем, что видит своих близких.
— Фьора, чем ты только думала, сбежав из дворца?! Мы все с ног сбились, пока тебя нашли! — Филипп спешился и быстрым шагом преодолел разделяющее его и жену расстояние, притянув её к себе и крепко обняв, зарывшись лицом в её волосы.
— Вместе с твоими братьями мы все окрестности вверх дном перевернули, чтобы тебя найти! Кто так делает, Фьора?! Мы места себе не находили, не зная, где ты и что с тобой! — возмущённо отчитывал Фьору Франческо. Но надолго гнева короля Флоренции не хватило. Спешившись, он приблизился к дочери и зятю, обняв обоих.
— Филипп, отец, я же оставила записку, где всё объяснила… Я искала помощи и нашла её — волшебница Фата-Моргана учит меня, как одолеть Иерониму на её поле боя, — отозвалась Фьора, уткнувшись лицом в колет мужа, не выпускающего её из объятий.
— Фьора, доченька, это может быть опасно. Иеронима не знает границ в своём вероломстве, — предостерёг Франческо дочь.
— Отец, я не боюсь. Пока ты и Филипп с братишками искали меня, я училась колдовству, в чём делаю успехи. Иеронима не знает, что я готовлю ей, — с озорством Фьора подмигнула отцу и мягко высвободилась из объятий родителя с мужем.
— Любимая, но я не хочу, чтобы ты рисковала собой. Не хочу, чтобы ты подвергалась опасностям. Я обещал у алтаря всегда о тебе заботиться и оберегать. Именно это я намерен сделать, — заявил решительно Филипп, попытавшись схватить жену и взять на руки, чтобы усадить в седло своего коня, но Фьора ловко выскользнула из его хватки. — Фьора, ты немедленно поедешь с нами домой, где и останешься.
— Филипп, отец, простите, но я вас ослушаюсь. Я не позволю никому рисковать собой в противостоянии с Иеронимой! — воскликнула непреклонно Фьора, щёлкнув пальцами — растворившись в воздухе к большому потрясению Филиппа и Франческо, которые не успели схватить Фьору до того, как она исчезла.
— Зять мой, что нам теперь делать? Наверняка Фьора отправилась к этой ведьме Иерониме одна! — схватился за голову Франческо, весь бледный от страха за дочь
Не менее бледен был от охватившего его страха за дорогого человека и Филипп.
— Чёрт возьми! Надо найти способ найти Фьору быстрее, чем она найдёт Иерониму и пострадает от её рук… — объятый тревогой, Филипп беспокойно мерил шагами пещеру.
— Может быть, я могла бы помочь вам, господа? — пролился под сводами пещеры нежный и звучный женский голос, и взорам двух мужчин предстала возникшая из золотисто-фиолетовой дымки Фата-Моргана, улыбающаяся своим нежданным гостям.

Глава 10. Месть изгнанницы
15 часов и 45 минут назад
      Магия, лучшим образом и за короткое время освоенная Фьорой, волею самой девушки перенесла её во дворец родителей во Флоренции — где Фьора впервые увидела свет и несколько лет росла вместе со своими одиннадцатью братьями, пока её мама не умерла, и отец не женился на своей кузине Иерониме.
С грустной полу-ностальгической улыбкой Фьора окидывала взором свои покои, которые когда-то занимала. Её кровать с мягкой периной и бархатным балдахином, письменный стол, пропускающее в комнату много света большое окно, туалетный столик рядом с кроватью и большие сундуки — где хранились богатые платья Фьоры. Когда-то уютная и светлая — сейчас детская комната Фьоры дышала запустением, всюду свисали тонкие полотнища паутины, на мебели толстыми слоями лежала пыль, эта же пыль кружилась в воздухе.
Невесёлые мысли о том, что Иеронима обрекла на многолетнюю разлуку Фьору, её отца и братьев, взяли в плен разум девушки, окунувшейся в свои воспоминания.
Мачеха Фьоры пыталась настроить своего мужа Франческо против его сыновей и даже настаивала, чтобы король Флоренции отослал из дворца в деревню на воспитание крестьянам Фьору, но ей не удалось разобщить мужа с его детьми — вместо этого Франческо твёрдо решил развестись со своей женой.
Не желая терять своего положения королевы, Иеронима превратила в лебедей своего мужа и пасынков, а маленькую в ту пору Фьору отправила в деревню на воспитание к крестьянам. Немало лет прошло с той поры, когда злоба Иеронимы и её колдовство разлучили на много лет Фьору, её отца и братьев.
Сегодня же Фьора намеревалась отплатить Иерониме за всё, что девушка и её близкие вынесли по вине этой ведьмы, сегодня Фьора собиралась отнять у мачехи власть над Флоренцией — которую та когда-то узурпировала.
— Время платить по счетам, — проронила девушка, щёлкнув пальцами, и в ту же минуту её облик изменился.
Вместо молоденькой девушки со здоровым румянцем и свежим цветом лица с нежными и тонкими чертами, с серыми глазами и длинными чёрными волосами, теперь была немолодая женщина замотанного вида с потускневшими голубыми глазами и каштановыми волосами с проседью. Вместо костюма для верховой езды и берета, теперь Фьора была одета в скромное серое платье служанки и грубый холщовый фартук, волосы её скрывал белый чепец.
— Теперь-то Иеронима точно меня не узнает. На слуг обычно не обращают внимания, — тихонько сказала себе Фьора и покинула свою старую детскую комнату.
Длинными дворцовыми коридорами Фьора бродила по некогда родному дому, который был так знаком ей и в то же время сейчас казался чужим. Когда-то дворец её с отцом был полон веселья и света, радостью, здесь устраивались балы, лилась музыка, слышался весёлый смех. Но нынешний дворец, из углов и с потолка спускалась паутина — обволакивающая висящие на стенах картины и стоящие скульптуры, не имел ничего общего с тем дворцом, который Фьора помнила.
Мимо одиноко бродящей по замку девушки, превращённой её же колдовством в немолодую женщину, сновали с унылыми лицами слуги женского и мужского пола, опускающие голову и не поднимающие взгляда.
Спустившись в подземелье, Фьора к своему сильному изумлению узрела огромное множество каменных фигур людей в богатых одеждах — среди них были мужчины, женщины и дети, старики. Лица их были настолько реалистичными, что казалось, будто они вот-вот оживут. Не удержавшись, девушка прикоснулась рукой к одной из фигур и тут же в испуге отшатнулась, услышав голос в своей голове:
«Эта ведьма Иеронима превратила меня и других придворных в каменные фигуры! Помоги нам, сними с нас заклятие! Вот уже много лет как злая королева пьёт нашу энергию, продлевая себе молодость!»
— Так значит, на этом её злодейства не кончились! — воскликнула Фьора, стрелой вылетев из подземелья, подобрав юбки.
Ноги привели Фьору в большой зал, где на золотом троне, обитом синим бархатом, восседала Иеронима с золотой короной на голове и одетая в чёрное платье из бархата с драгоценными камнями.
Глядя на Иерониму, Фьора не могла не отметить, что в свои сорок лет её мачеха выглядела на двадцать пять: на её красивом лице с дерзкими чертами глядели скучающе и надменно чёрные глаза, золотисто-рыжие волосы были распущены по плечам. Глубокое декольте Иеронимы украшал висящий на серебряной гладкой цепочке чёрный бриллиант, от которого исходило странное чёрное свечение.
— Я не помню тебя во дворце. Кто ты такая? — небрежно задала Иеронима вопрос Фьоре. — Откуда ты явилась, негодница, раз не знаешь, что королеву надлежит приветствовать поклоном?
— Я когда-то жила раньше во дворце. И сделаю так, чтобы тебя здесь не было, — с насмешкой бросила Фьора в лицо своей мачехе и щёлкнула пальцами — представ в своём настоящем обличии и в своём костюме для верховой езды. — Узнаёшь меня?
— Фьора? Та маленькая замарашка, выросшая в крестьянской хижине, куда я отослала тебя из дворца? — не веря своим глазам, Иеронима встала с трона и жадно вглядывалась в лицо своей падчерицы. — Я думала, ты давно сгинула с той поры, как покинула дворец…
— Как видишь, твои надежды не оправдались, — презрительно бросила Фьора Иерониме, резко выставив перед собой руки. Силой воздушной волны Иерониму отбросило назад и ударило об стену.
Удар лишь ненадолго лишил Иерониму способности ориентироваться в пространстве. Потирая ушибленные места, Иеронима хотела запустить в падчерицу огненным шаром из своих рук, но она никак не ожидала, что Фьора создаст своими руками мощный поток воды, который не только загасит огонь, но и собьёт с ног Иерониму, которой было сложнее передвигаться в мокром и потяжелевшем от воды платье.
— Ах ты, маленькая дрянь! Ну, научу я тебя манерам, ведьма-недоучка! — выкрикнула в ярости женщина, силой своих чар подняв на расстоянии от себя мраморную скульптуру и метнув в сторону Фьоры, надеясь нанести ей урон, но девушка взмахнула рукой — и скульптура рассыпалась на мелкие кусочки.
— Руки коротки, — с насмешливой снисходительностью обронила небрежно Фьора своей врагине, отбросив её воздушной волной, созданной своими руками, к стене.
На несколько мгновений потеряв бдительность, Фьора наслаждалась видом противницы, которая не находила, что ей противопоставить, и не успела среагировать должным образом, как Иеронима подняла своей магией трон и швырнула его во Фьору — девушка едва успела увернуться, трон только по счастливой случайности не задел её.
Уже окончательно придя в себя, Иеронима один за другим выпускала в сторону Фьоры огненные шары, от которых Фьора еле-еле умудрялась уворачиваться.
Иеронима не давала Фьоре никакой передышки, атакуя и изматывая её, всё труднее девушке было уворачиваться от огненных шаров — запускаемых в неё мачехой.
Но ни Фьора, ни Иеронима никак не могли ожидать, что двери большого зала распахнутся, и порог переступит Филипп — вооружённый мечом, излучающим бледно-голубое свечение.
— Оставь мою жену и займись мной! Поверь, я того стою, — с издевающейся насмешкой бросил Иерониме Филипп, тут же ловко увернувшись от огненного шара, который Иеронима запустила в него.
— Филипп, уходи! Здесь опасно! — выкрикнула Фьора с мольбой, мощным воздушным потоком из своих рук ударив Иерониму об стену.
— Я же обещал тебя не бросать, не дождёшься! — возразил Филипп жене, бросившись к ней и вынув меч из ножен, заслонив Фьору собой.
— Болван! Из нас двоих магическая сила есть только у меня! — ругала Фьора мужа, пытаясь выйти из-за его спины, но он не давал ей этого сделать.
— А у меня зачарованный меч, мы заодно, — произнёс молодой человек непринуждённо.
— Живучая ты, дрянь! Получи! — яростное восклицание вырвалось у Иеронимы, метнувшей в сторону Фьоры светящийся золотисто-зелёный луч, но этот луч встретил препятствие в виде меча Филиппа, которым он встретил выпад Иеронимы.
Отразившись от гладкой и остро наточенной стали, луч ударил по самой Иерониме, которая какие-то мгновения наблюдала за этим широко распахнутыми от потрясения чёрными глазами, превратившись на месте в жабу.
— Филипп, ты тоже это видел? — нарушила Фьора повисшее молчание, вопросительно взглянув мужу в лицо.
— Да, нам не показалось, — уверил её Филипп в том, что она не сошла с ума.
Обращённая в жабу Иеронима сердито квакнула, с выражением злобы и разочарования взирая с пола на Фьору и Филиппа. Подойдя к ней, молодой мужчина и девушка оба нагнулись за лежащим на полу чёрным бриллиантом на серебряной цепочке, тёмное свечение вокруг которого стало слабее. Взяв его в руку, Фьора сжала предмет в кулаке, направив на него всю мощь своей силы, превратив зачарованный камень в горсть пыли. Серебряную цепочку она разорвала обеими руками не без помощи магии.
— Как ты с ней поступишь? — спросил Филипп жену, обняв её и поцеловав в чёрную макушку.
— Ты когда-нибудь пробовал жабьи лапки? — игриво поинтересовалась Фьора у супруга, взирая на него своими серыми глазами с горящей в них хитринкой.
Ставшая жабой Иеронима испуганно квакнула и предприняла активные шаги к своему спасению, пытаясь упрыгать в сторону окон дворца, которые, впрочем, к её неудаче, были закрыты.
— Ты это серьёзно? Хочешь отравиться этой ведьмой? — в сильном удивлении уставился Филипп на Фьору.
— Любимый, я же пошутила! Отправлю её квакать на болото. Мне даже трогать её будет противно — не то, что съесть, — щёлкнув пальцами, Фьора вновь прибегла к своей силе и перенесла Иерониму из дворца прочь на ближайшее болото.
— Фьора, думаю, я должен сказать тебе очень важные слова, — Филипп осторожно приподнял за подбородок лицо жены, заглянув в её лучистые и выразительные глаза цвета зимнего неба.
— Это какие же? — стало любопытно ей.
— Прости, что я и твой отец с братьями и графом Никола не посвящали тебя в наши собрания касательно войны с твоей мачехой. Мы думали так оградить тебя от лишних тревог. Но ты оказалась намного сильнее, чем мы думали. Ты не сердишься на нас всех? — с надеждой и немного виновато Филипп смотрел в лицо Фьоре, ожидая её ответа.
— Я не умею держать долго зло на дорогих мне людей. В то же время я могу вас понять. Всё хорошо, — ласково заверила Фьора мужа, нежно погладив его по щеке, а он поцеловал её запястье. — Вот только как ты здесь оказался?
— Фата-Моргана. Она и перенесла меня сюда с моими воинами и твоими братьями с отцом. А за королевством присматривает граф Никола, — был ответ Филиппа.
Крепко обнявшись, король и королева стояли посреди разгрома в большом зале, в который стекались ранее не решавшиеся зайти слуги, после за ними проследовали оживающие и выходящие из подземелья люди — разминая затёкшие руки и ноги после многолетнего заточения в каменной оболочке.
Со всех сторон слышались восторженные приветствия и благодарности в сторону Фьоры, пожелания ей долгих лет жизни и поздравления. Мужчины, женщины, дети — все выражали безмерное ликование, что теперь они избавлены от тирании Иеронимы, выкачивающей из них все силы ради продления своей молодости.
Вот в открытые двери большого зала вошёл облачённый в лёгкий доспех король Франческо, с мечом в ножнах на поясе, сопровождали его солдаты армии Филиппа — в боевом облачении и в голубых плащах с серебряными орлами. Вместе с законным королём Флоренции были и его сыновья — все одиннадцать принцев.
Вооружённые воины королевства Веннель вели обезоруженных воинов-флорентийцев, оборонявших королевский дворец, со связанными за спиной руками.
— Мой дорогой зять, без вас и Фьоры я бы не смог вернуть назад своё королевство. Я безмерно благодарен, — Франческо подошёл к Филиппу и Фьоре, по очереди с нежностью обняв их.
— Теперь, когда Иеронима повержена, а вы вернули ваш трон, король Франческо, как вы поступите со служившими Иерониме солдатами? — озвучил вопрос Филипп.
Франческо задумался, прикусив нижнюю губу.
— Ваше Величество, вы вольны поступать с нами как угодно. Мы виновны в том, что служили этой ведьме. Она угрожала нашим семьям и наслать чуму на королевство, если мы не будем ей подчиняться, — со стыдом проговорил один из солдат, ранее служивший Иерониме, опустив голову.
— Развяжите их всех, — велел Франческо воинам своего зятя.
Те немедля выполнили приказ.
— Я прощаю вам то, что вы служили Иерониме, узурпировавшей власть в моей стране. Я даже приму вас всех вновь к себе на службу и не стану лишать вас с вашими семьями имущества. Клянётесь ли вы в таком случае в верности? — обратился король Франческо к солдатам, защищавшим дворец и некогда служившим Иерониме.
— Клянёмся чтить вас и быть верными только вам, Ваше Величество! — крикнул в толпе помилованных один человек, и эту фразу за ним подхватили все, преклонив колени.
Расколдованные вельможи и слуги срывали голоса, прославляя доброту с милосердием и храбрость короля Франческо, желая ему править и жить долгие годы.
— С возвращением на трон, отец, — ласково проронила Фьора, крепко обнявшись с отцом. — Помогу тебе вернуть дворцу былой блеск перед уходом. — Весело засмеявшись, Фьора подняла над головой руки, выпуская из пальцев бело-золотистое сияние, распространяя воронку на всё, что её окружало, и чудесным образом исчезли следы разрухи и запустения во дворце, вновь вернувшем себе былые блеск и великолепие.
Поражённо за всем этим взирающие солдаты обеих армий, вельможи и слуги громко аплодировали, восхищённые явленным им волшебством.
— Фьора, милая, ты стала такая сильная и решительная, смелая, — с гордостью ронял Франческо, горячо расцеловав дочь в обе щёки и крепко обняв на прощание её и Филиппа.
Потом настал черёд одиннадцати принцев обнимать на прощание свою сестру и её мужа. Братья просили Фьору и Филиппа навещать их, иногда мягко грозились сами нагрянуть в Веннель — проведать свою дорогую сестричку и Филиппа.
Взяв Филиппа за руку, Фьора щёлкнула пальцами, вновь перенеся в Веннель себя и своего мужа вместе с их солдатами — которых Фьора своей магией перенесла в казармы.
Король и королева перенеслись прямо в зал заседаний, где они застали сортирующего прошения графа ди Кампобассо. Никола бегло прочитывал каждое прошение и распределял их по нескольким стопкам. Узрев появившихся прямо из воздуха перед ним Филиппа и Фьору, мужчина поражённо протёр кулаками глаза, но после встал с кресла и поприветствовал супругов уважительным поклоном.
— Ваши Величества, рад видеть вас обоих. Всё хорошо? — первым делом поинтересовался Никола.
— Иеронима повержена. Квакает на болоте, а мой отец вернул себе власть над Флоренцией, — устало и с облегчением кратко рассказала Фьора о том, чем всё закончилось.
— Теперь мы можем наконец-то зажить спокойно и мирно, — добавил Филипп следом за женой.
— Мне отрадно, что всё обернулось так. Моя королева, простите, что нам всем случилось вас недооценить, — учтиво обратился Никола к Фьоре, стыдливо склонив голову.
— Граф Никола, я не держу на вас обиды. Не опускайте взора. Как мой муж и отец с братьями, вы тоже хотели мне добра, — Фьора доброжелательно улыбнулась советнику, обратившему на неё взгляд чёрных глаз. — Как же я устала…
Первым делом после своего возвращения король и королева велели приготовить для них купальню, приняв ванну вместе. Прямо туда слуги подали им отменные закуски и вино — которыми Фьора и Филипп утолили жажду и голод. Смыв с себя все тяготы и усталость сегодняшнего дня, когда им довелось отвоёвывать у Иеронимы Флоренцию, король и королева ночью спали как убитые, крепко прижавшись друг к другу.
Следующим же днём, едва проснувшись и самостоятельно одевшись — не дозвавшись камердинера, Филипп первым же делом издал новый указ, отныне разрешающий использовать колдовство в лечебных целях. Новый королевский указ тотчас же было велено распространить глашатаям в столице и передать через гонцов в другие города.
Едва Фьора пробудилась ото сна после вчерашнего боя с Иеронимой за Флоренцию и позавтракала тем, что ей принесли слуги, едва верная Хатун помогла ей одеться и привести себя в порядок, как за Фьорой пришёл её муж и мягко велел ей идти с ним на балкон. Сильно удивившись, Фьора не сказала ни слова против, выйдя с мужем на балкон дворца — под которым собралась большая толпа горожан.
— Жители Веннеля, многие века колдовство было под запретом в нашем королевстве, но отныне я разрешаю использование магии в целях врачевания, больше за это никого не будут преследовать. Недавние события, когда удалось отвоевать у вероломной ведьмы принадлежащее моему тестю королевство Флоренцию, показали, что колдовство можно использовать не только в тёмных целях, но и во благо! — громким, хорошо поставленным и твёрдым голосом уверенно вёл речь Филипп.
Фьора приветственно махала своим подданным и улыбалась, про себя думая, какими будут следующие слова её мужа.
— И удалось одолеть зло благодаря не только силе и храбрости наших солдат. Наша прекрасная и добрая королева тоже явила пример силы и смелости с решимостью, — продолжил Филипп, взяв руку Фьоры в свою, и мягко её сжал. — Именно она вступила в бой со своей мачехой, воздав ей по заслугам. И если борьба за правое дело заставляет ступать на путь колдовства — колдовство может считаться правым делом, — заявил Филипп, игриво подмигнув радостно улыбающейся Фьоре и поцеловав её в кончик носа, от чего она ласково хихикнула, прильнув к мужу.
Под балконом слышались множественные призывы во славу короля и королевы, восторженные крики «Ура» и всеобщее ликование, но для короля и королевы — крепко обнимающих друг друга, словно перестал вращаться весь мир.
«Наконец-то впереди мир и покой», — посетила преисполненная облегчения и счастья мысль разум Фьоры, наслаждающейся объятиями мужа, с довольной улыбкой на губах.

Глава 11. Бонус. Вместо эпилога
16 минут назад
      Игнасио Ортега уже два года как был изгнан из Веннеля и жил во Флоренции, куда когда-то приплыл на торговом корабле — пробравшись «зайцем». С новой стороны открылась жизнь для бывшего епископа: теперь приходилось жить в лавке городского кузнеца в столице, к кому Игнасио попросился подмастерьем, много работать с утра и до позднего вечера, бегать по поручениям мастера, благо, что хоть есть еда и крыша над головой.
Ортега был готов волком взвыть от того, что отныне осталась в прошлом его прежняя жизнь в богатстве и блеске подле короля Веннеля, вместо богатых епископских одежд теперь приходилось носить простую одежду из грубого сукна, вместо почитания и благоговения перед ним — постоянные поручения и распекания мастера, взявшего Ортегу себе в ученики.
Не один раз Игнасио хотел порвать с той новой жизнью, которую он был вынужден вести, и уйти от кузнеца — у которого находился в обучении и услужении, но других желающих взять его под крышу своего дома не наблюдалось, и бывший епископ терпел.
В один из ясных летних дней, когда в лазурной небесной вышине сияет золотой диск солнца, а ласковый ветер запускает свои невидимые пальцы в ветви деревьев и колышет листву, Игнасио выпал редкий выходной. Не желая торчать в кузнечной мастерской, Ортега решил немного прогуляться в лесу и отдохнуть от обстановки кузницы, в которой часто царила дикая жара.
Взяв в руки небольшую корзину, Игнасио покинул кузницу и направил свои стопы в лес, желая отдохнуть от городского шума. Густой лес встретил его прохладой, чириканьем птиц, шелестом тревожимой ветром листвы и звуками журчащего ручья в отдалении.
В лесу Ортеге повезло набрести на кусты земляники, которой он немного смог наполнить свою корзину, немного полакомившись ягодами и попив воды из ручья.
Бродя по лесу, пробираясь всё глубже и глубже, Игнасио и сам не успел понять, как забрёл на болота.
— Добрый путник, помоги мне! — послышался умоляющий женский голос.
Игнасио вздрогнул и огляделся по сторонам, но никого не увидел, кроме сидевшей на камне жабы.
— Кто здесь? Где вы? — озадаченно вопрошал Ортега.
— Да на камне я сижу. Подойди, не бойся, — продолжал литься завлекающе звучащий женский голос.
Игнасио перекрестился и с выражением недоверчивости на лице приблизился к камню, на котором восседала жаба.
— Это ты меня звала? — не веря в происходящее, задал вопрос Ортега.
— Да, я. Знаешь, добрый путник, я не всегда была жабой. Когда-то я была королевой Флоренции, но меня заколдовала и отняла у меня власть вероломная и подлая ведьма Фьора, — с печальной кротостью прозвучал голос, и Игнасио окончательно понял, что принадлежит он жабе. — Я королева Иеронима.
— Погоди! Так в твоих несчастьях тоже повинна Фьора?! Как и в моих! Я два года как изгнан из королевства Веннель, потому что эта двуличная сука околдовала моего короля! — разгорался гнев в Ортеге, обе ладони его сжались в кулаки.
— Прошу тебя, помоги мне! Сними с меня заклятие поцелуем, и я сделаю тебя королём, когда верну себе власть над Флоренцией, — лила в уши Игнасио лживый елей сладких речей Иеронима.
— И мы вместе отомстим этой твари с её мужем! Я согласен! — воскликнул Игнасио, взяв жабу в руки и поцеловав.
Ожидая, что безобразная жаба превратится в прекрасную женщину, Игнасио никак не был готов к тому, что какая-то сила значительно уменьшит его и бросит в болото вместе с его ношей. Выбравшись на камень из грязной и мутной болотной воды, Игнасио с ужасом оглядел свои руки — только теперь это были не руки, а склизкие перепончатые лапки.
— Дрянь! Теперь я превратился в жабу сам! Ты меня обманула, я думал — ты превратишься в прекрасную женщину! — в бешенстве проквакал Игнасио, злобно глядя на ничего не понимающую Иерониму.
— Но это не так должно было сработать! Я должна была вновь стать собой — человеком! Неужели я навсегда останусь жабой?! — злобно квакала Иеронима, от горького разочарования схватив языком пролетающего мимо комара и съев его.
— А вот поделом вам обоим за вашу подлость и злобу! — раздался чистый и сурово звенящий женский голос, и из фиолетово-золотисто-белой дымки возникла молодая и прекрасная женщина в расшитом драгоценными камнями белом платье. То была Фата-Моргана. — Квакать вам теперь на болоте обоим до конца ваших дней. Урок тебе на всю жизнь, бывший епископ Ортега, не быть таким доверчивым дубиной. И тебе, Иеронима. Думала, тебе сойдёт с рук всё зло, что ты причинила Фьоре и её близким? Получите оба достойную вас награду.
— Так ты волшебница? Прошу тебя, сними с меня заклятие! Я больше не могу питаться насекомыми и жить на болоте, я хочу снова стать человеком! Прояви милость! — взмолилась Иеронима, пристально взирая на Фата-Моргану.
— Нет, Иеронима. Своё наказание ты заслужила. Ты сама привела себя к такому финалу. Ты была королевой, жила в роскоши и блеске, была замужем за хорошим человеком. А бедные двенадцать детей, лишённые материнского тепла, ничем тебе не мешали. Ты же наговаривала королю Франческо на его сыновей и хотела разлучить маленькую девочку с её отцом. Превратила в лебедей мужа и пасынков, выгнала прочь падчерицу. Король и его дети не делали тебе зла, — сурово и твёрдо раздавался голос Фата-Морганы в лесной глуши. — Теперь ты, Ортега. Бедная немая девушка, привезённая твоим королём из леса и ставшая его женой, просто хотела спасти от заклятия мачехи отца и братьев, никому не сделала дурного — плела спокойно свои рубашки из крапивы, блюдя обет молчания, пока не окончит работу. Ты же наговаривал твоему королю, что бедное дитя — колдунья и изменяет мужу с его советником, хотел сгубить невинную душу на костре. Теперь наслаждайся компанией Иеронимы и мошек с мухами и комарами. Отныне тебе вечность коротать в их обществе, — произнеся эту суровую отповедь на головы Иеронимы и Игнасио, Фата Моргана щёлкнула пальцами и растворилась в фиолетово-бело-золотой дымке.
— Так ты обманула меня, ты никакая не жертва коварной ведьмы! Лицемерная притворщица! — негодующе проквакал Игнасио, сверля Иерониму пристальным злым взглядом.
— Кто бы о лицемерии говорил! Можно подумать, ты стал бы меня целовать, не посули я тебе места на троне рядом со мной! — проквакала рассерженно Иеронима, прыгнув на камень.
— И что нам теперь делать? — задался вопросом Игнасио.
— А я откуда знаю? Теперь ещё с тобой болото делить… — с безысходным отчаянием ответила ему Иеронима.

Конец.