Кадр 2. В Зимнем дворце
Жуковский (скорбным голосом). Ах, ваше высочество, Александр Николаич! Разве ж этому я вас учил?!
Александр. Не понимаю, о чём вы, Василий Андреевич.
Жуковский. Я прививал вам любовь к прекрасному, учил ценить высокую поэзию - мою, например, - а вы Баркова изволите читать!
Александр. Как же я научусь ценить высокую поэзию, если не буду знать бульварную?
Жуковский. А эти лубочные картинки про то, чем занимается попадья, пока поп читает проповеди прихожанам?
Александр. Будущему государю не должно быть чуждо народное творчество.
Жуковский. Ваш папенька сильно гневаются…
Александр. Мой папенька декабристов вешал, а мне и пошалить немножко нельзя?
Жуковский. Хорошенькие шалости для коронованного отпрыска - срывать шляпки с мещанок на Невском!
Александр. Не иначе, как это мерзкий Бенкендорф папеньке наушничает… Гадкий доносчик!
Жуковский. Одним словом, император повелел приставить к вам нового адъютанта.
Александр. А прежнего куда?
Жуковский. Известно куда - в Сибирь, чтобы неповадно было поощрять его высочество в низменных забавах.
Александр (уныло). И кто же теперь будет блюсти мою нравственность?
Жуковский. Молодой человек прекрасного воспитания и высоких моральных принципов… Позвольте представить: князь Михаил Репнин! (распахивает дверь)
Михаил (с порога, прищёлкнув каблуками). Поручик Репнин к услугам вашего высочества! (извлекает из-под мышки папку) Прошу дозволения зачитать список мероприятий на сегодня… (начинает бубнить) Репетиция военного парада, репетиция приёма персидского посла, занятия по риторике…
Жуковский. Вот и ладненько! (уходя, бормочет себе под нос) Теперь Саша в хороших руках, и у меня душа будет спокойна… А то уж я начал бояться, что пошлют меня в Тобольск вирши писать…
Александр (тоскливо). Баркова запретили читать, картинки отобрали… А теперь ещё и приставили какого-то зануду… (жуёт бумажный шарик и запускает его в лоб Михаилу)
Михаил (ловко уклоняясь). Я не зануда, а преданный слуга вашего высочества.
Александр. Не прикидывайтесь, Репнин! Я знаю, что мой отец дал вам поручение шпионить за мной и доносить…
Михаил. Но…
Александр. И если вы не будете доносить, он сошлет вас в Сибирь, как вашего предшественника, несчастного Голицына. А если будете… тогда в Сибирь сошлю вас я - когда сам стану императором. (с злорадным сочувствием) Жаль мне вас, Репнин: мечтали, верно, сделать карьеру, а попали, как кур в ощип!
Михаил. Похоже на то… (чешет затылок) Но мне бы не хотелось ехать в Сибирь в преклонном возрасте - здоровье будет уже не то, да и…
Александр. А вы мне начинаете нравиться, Репнин! Скажите, вы были когда-нибудь влюблены?
Михаил (с мечтательной глупой улыбкой). Вчера на маскараде у графа Потоцкого я видел такую барышню!.. Такую!.. (печально) Но она исчезла прежде, чем я успел с ней познакомиться…
Александр. А меня на этот бал не пустил отец, поручив дело государственной важности - рисовать эскизы пуговиц для драгунского мундира. И вот сейчас я пытаюсь написать нежное письмо даме, с которой мне не удалось потанцевать… а перед глазами эти проклятые пуговицы!..
Михаил. Мой приятель, Владимир Корф, говорит в подобных случаях…
Александр. Тот самый Корф, чьё имя не реже раза в неделю упоминается в связи с каким-нибудь скандальным адюльтером или не менее скандальной дуэлью? Странно, что он ваш друг: г-н Жуковский рисовал мне вас праведником и аскетом.
Михаил (застенчиво). Если бы не моё благотворное влияние, о Корфе говорили бы не раз в неделю, а каждый день. Сегодня, к примеру, он собирался кутить в казармах с приятелями-гусарами, что могло бы закончиться весьма плачевно для общественного порядка и морали, а я уговорил его на тихий домашний вечер за ломберным столиком и бокалом шампанского.
Александр. Ха-ха! Теперь я просто уверен, что мы подружимся. (оживляясь) А знаете, Репнин… к чёрту эти пуговицы и любовные послания! Едемте к вашему приятелю! Только вылезем через окно в маменькином будуаре, туда Бенкендорф своих шпиков ещё не наставил.

Отредактировано Кассандра (2022-02-10 14:34:46)

Кадр 4. Усадьба Долгоруких
На ореховом столе посреди гостиной Сычиха раскладывает какой-то пасьянс, Лиза и Соня наблюдают за её манипуляциями: одна - с жадным любопытством, другая - трясясь и потея от страха. Татьяна караулит у окна.
Лиза. Не тяни, Сычиха! Скажи, я выйду замуж за Владимира?
Сычиха (переворачивает одну карту). На сердце у тебя трефовый король…
Лиза. Темноволосый, да? Это он, Владимир! Я знала, знала!!! (соскакивает со стула и начинает радостно порхать по комнате)
Сычиха (переворачивает другую карту). А в головах - король червей…
Лиза. Неправда! У меня и в сердце, и в голове царит один Владимир!
Сычиха. Карты правду говорят… Будет ещё один король, блондин…
Лиза. Не нужно мне никакого блондина!
Соня (испуганно крестится). Грех это, грех!
Сычиха (переворачивает ещё одну карту). А на пороге - король пик… Только вот не пойму: брюнет али блондин?
Соня (робко). Может быть, рыжий?
Сычиха. Нет, и не рыжий… (задумывается)
Лиза. Зачем мне столько королей?! В голове, на пороге… Я хочу одного, и прямо сейчас! (топает ножкой)
Татьяна (от окна). Барышни, маменька ваши приехали. И не одни, а с кавалером-с…
Лиза. С каким кавалером?
Татьяна. Не знаю… Лысый, старый, мерзкий… Как паук.
Соня (выглядывает в окно). Да это же Андрей Платоныч Забалуев, наш сосед!
Сычиха. Вот почему карты цвет его волос не сказали. Лысый король!
Лиза (тоже выглядывает в окно). Ты кого мне нагадала, старая ведьма?!
Сычиха (обиженно поджав губы). И вовсе я не старая! Найдутся и постарше (кивает в сторону окна) А карты никогда не врут, запомни!
Лиза. Не верю я в твою ворожбу! На Крещенье я башмак во дворе бросала, и его носок точнёхонько на поместье Корфов указал!
Татьяна (тянет Сычиху за рукав). Пойдем, не ровён час, барыня тебя тут застанет!
Сычиха (с порога). Попомните ещё мои слова! (уходит с оскорблённым видом)
Соня (с плохо скрытой завистью). Три кавалера! А я так и останусь старой девой…
Лиза. Рано тебе ещё о замужестве думать!
Соня. И ничего не рано - мне уже семнадцать лет!
Входят Марья Алексевна и Забалуев.
Марья Алексевна (медовым голосом). Поглядите, доченьки, кто к нам в гости пожаловал!
Забалуев (расшаркивается). Мое нижайшее почтение, милые барышни! Лизавета Петровна, позвольте ручку… (чмок! чмок!) И что за кожа-то у вас - чистый шёлк! (хватается за поясницу) Ох, что-то в спину вступило! Всё радикулит проклятый…
Марья Алексевна (шутливо хлопает его веером по спине). Вы уж выпрямляйтесь, Андрей Платоныч, а то что про вас невестушка-то подумает?
Соня. Как, Андрей Платоныч, вы жениться надумали? Право, в ваши годы, да с радикулитом… Ой! (прикрывает рот ладошкой, мать делает ей страшные глаза)
Забалуев. Шутница! А вы, Софья Петровна, говорят, успехи большие в рисовании делаете? Вот когда мы с Лизаветой Петровной поедем в свадебное путешествие в Италию, непременно вас с собою возьмём, непременно…
Лиза. В какое свадебное путешествие?!
Марья Алексевна. Лизанька, Андрей Платоныч давеча руки твоей просил, мы уж и дату свадьбы назначили…
Лиза. Почему же, маменька, вы моего согласия не спросили?!
Марья Алексевна. А твоего согласия и не требуется, я - мать, мне виднее, кто твоё счастье может составить.
Забалуев. Совершеннейшая правда, Марья Алексевна! Родителям виднее, а молодые девушки сами не знают, чего хотят.
Лиза. Но я-то прекрасно знаю, чего хочу! Я хочу замуж за Владимира Корфа, а вовсе не за Андрея Платоныча!
Забалуев. Владимир Корф? Уж не нашего ли соседа Ивана Иваныча сынок? Дерзкий юноша, невоспитанный! Прошлый год зайца в моём лесу травил, и за глаза называет меня огрызком в мундире…
Марья Алексевна. Чего же ждать от сынка, когда отец сам мошенник? Барон-то Иван Иваныч взял у моего мужа деньги в долг, а теперь, как Петеньку схоронили (прикладывает платочек к глазам), долг-то возвращать и отказывается!
Забалуев. Ай-я-яй! Что ж вы, Марья Алексевна, ко мне за помощью не обратились? Я всё-таки не последний человек в уезде, я бы вам поспособствовал, голубушка, в этом деле…
Лиза. Маменька, Иван Иваныч - честный человек, если он сказал, что вернул долг нашему батюшке, значит - вернул!
Забалуев. Вы, Лизавета Петровна, ещё очень юны и жизни совсем не знаете. Жулики завсегда честными прикидываются, чтобы нас, честных и доверчивых, вернее облапошить… Марья Алексевна, не угостите ли меня наливочкой? Отменная у вас рябиновка, на весь уезд славится! А за рюмочкой обсудим и будущую свадьбу, и как взыскать долг с Иван Иваныча…
Марья Алексевна (игриво). Разве ж могу я отказать дорогому зятю? (с порога грозит Лизе пальцем) А ты, негодница, ступай в свою комнату, и не смей мне на глаза показываться, пока не раскаешься и прощения не попросишь! Я отучу тебя матери перечить! (уходят)
Лиза (плачет). Лучше в монастырь, чем с этим перезрелым стручком под венец!
Соня. В монастырь? Да как же… Там жизнь суровая: шляпки с лентами носить нельзя, в город на ярмарку - нельзя, можно только молиться, да пареную репу кушать на завтрак, обед и ужин… (плачет от жалости к сестре) Разве это жизнь?
Лиза. А замужем за господином Забалуевым - жизнь?! Вот ты бы, ты бы пошла за такого мерзкого, облезлого, кривоногого?..
Соня. Если бы маменька велела, пошла бы…
Лиза. Ну и дура!
Соня плачет от обиды. Входит Татьяна с высоченной стопкой белья.
Татьяна. Вот, Лизавета Петровна, маменька велели вам наволочки вышивать - приданое к свадьбе.
Лиза. Что?! Наволочки?! Для этой плешивой мартышки?! (в ярости вышвыривает всю стопку в окно) Я никому не позволю моей жизнью распоряжаться, даже маменьке!
Татьяна (всплеснув руками). Да как же вы, барышня… столько добра - и на улицу! Сейчас побегу, подниму…
Соня (глядит в окно). Поздно! Всё уже дворовые растащили.
Лиза (садится за бюро). Знаю, что надо делать! Надо Иван Иваныча упредить… И не смотри на меня страшными глазами, Сонечка, я маменьки не боюсь… (обмакивает перо в чернильницу и пишет левой рукой) Маменька ничего не узнает, если только ты сдуру не проболтаешься! (посыпает письмо песочком и запечатывает облаткой) Отнеси, Таня, это Никите в корфовское поместье, пусть он своему барину доставит, да только чтобы помалкивал, от кого записочка-то!

Отредактировано Кассандра (2022-02-10 14:31:23)

Кадр 6. В петербургском особняке Корфов
Старый барон лежит на диване, Анна делает ему примочки на лоб. Андрей Долгорукий с забинтованной головой стоит рядом.
Иван Иваныч (стонет). Позор! Какой позор! Мой сын стрелялся на дуэли с наследником Российского престола!..
Андрей. Позвольте, Иван Иваныч, мне дорассказать… Дуэли, как таковой, не было…
Иван Иваныч. Аннушка, отожми сильнее - вода в уши течёт и за воротник…
Анна судорожно отжимает мокрую салфетку себе на подол.
Андрей. Приехали мы в чистое поле: его императорское высочество, Вольдемар, Мишель и ваш покорный слуга… Да, ещё доктор Мандт, придворный эскулап... Стали думать, кому принадлежит право первого выстрела, и кто-то предложил: пусть первым стреляет самый меткий. Цесаревич с Вольдемаром заспорили, кто из них искуснее в стрельбе. Решили проверить… У Вольдемара в коляске под сиденьем всегда есть несколько бутылок шампанского. Вот… Мишель заряжал пистолеты, я подбрасывал бутылки, доктор Мандт собирал ромашки - сказал, дескать, императрице на ночь успокоительный чай заварит…
Иван Иваныч. Нельзя ли покороче?
Анна (жалобно). Ваша история, Андрей Петрович, утомляет дядюшку…
Андрей (обиженно). Я разве нескладно рассказываю? Вот и Натали говорит, что я зануда… (снимает очки и медленно протирает стёкла; Анна и барон выжидательно на него смотрят) О чём бишь я? А-а, ну вот, значит, я подбрасывал бутылки, и Вольдемар стрелял метко, а цесаревич один раз промазал - попал вместо бутылки Вольдемару в правую руку… а бутылка упала мне на голову… (осторожно трогает повязку) К счастью, она не разбилась, и мы её там же и распили… Что было потом, я плохо помню, но подозреваю, что именно из-за этого "потом" его величество и гневается…
Анна громко всхлипывает.
Иван Иваныч. Аннушка, я всегда знал, что у тебя доброе сердце, но ты же видишь, Андрюша жив и здоров, хоть и помят немножко…
Анна (утирает слезу). Мне себя жалко, дядюшка! У Владимира Иваныча рука ранена, так он теперь меня заставит пистолеты ему чистить и бутылки открывать…
Андрей. Осмелюсь напомнить, мадемуазель, что Вольдемару теперь не до бутылок и пистолетов: он по приказу императора заключён в крепость.
Анна плачет ещё горше.
Иван Иваныч. Не горюй, Аннушка, мой сын заслужил наказание.
Анна. Мне тюремщиков жалко! У них и так служба тяжёлая, а теперь ещё и за Владимиром Иванычем надзирать придётся…
Иван Иваныч (умилённо). Ангел! Ангел доброты!
Андрей (мямлит). Так я пойду, Иван Иваныч? Вы тут поправляйтесь, а мне в имение надо, маменька пишет, что без меня хозяйство рушится…
Иван Иваныч. Вот и правильно, Андрюшенька, уезжай из Петербурга, не жди, пока тебя к Мише и Володе в крепость упекут.
Андрей (воинственно поблескивая стёклами очков). За кого вы меня принимаете, Иван Иваныч?! Я товарищей в беде не покидаю! Только вот маменька пишет… Да-с… До скорой встречи! (откланивается)
Иван Иваныч. И почему он не мой сын? Такой добрый, такой покладистый… А от Владимира слова ласкового не услышишь, только дерзит… Один у меня свет в окошке - ты, Аннушка!
Одновременно со стуком в дверь вламывается Никита - в грязных сапогах, в расхристанной рубашке.
Никита. Простите, барин, спешил я. Письмецо, значит, вам вёз. Уж очень просили меня: дескать, и спешно, и непременно чтобы вам в руки.
Иван Иваныч. От кого письмо-то?
Никита. Не велено говорить, барин. Здравствуй, Аннушка! Какая же ты красивая! Платьице розовое с кружавчиками… (тянет свою грязную лапищу)
Анна (воротит нос). Ты, чай, Никита, прямо с коня? Помылся бы, прежде чем в комнаты лезть…
Никита (конфузливо). Так я… это… торопился… Письмо спешное… Я сейчас, я помоюсь… (уходит).
Иван Иваныч. Хороший парень, и к тебе с лаской… Жаль, неровня он тебе, Аннушка, а то бы лучше жениха и не сыскать…
Анна. Почему же неровня? Я тоже крепостная.
Иван Иваныч. Ты - не простая крепостная… (Анна навостряет уши, но барон вовремя спохватывается) Прочти мне письмецо-то, Аннушка!
Анна (разрывает конверт и читает). "Дорогой Иван Иваныч, простите, что не называю своего имени: боюсь, маменька будет ругать, а она и так лютует, грозится выдать меня замуж за предводителя уездного дворянства Забалуева, хоть я с младенческих лет была помолвлена с Владимиром, и мой папенька этого союза всем сердцем желал, а маменька твердит, что ей лучше знать, за кого меня отдавать, а Корфы, дескать, теперь нищие, потому как их имение будет взыскано в нашу пользу, в счёт неуплаченного долга… Засим прощайте, Иван Иваныч, вы уж найдите управу на мою маменьку, княгиню Долгорукую, иначе ни вам, ни мне житья не будет". Что же это, дядюшка? От кого это? (вертит листок в руке и даже рассматривает на свет) Ни подписи, ни печати… И накарябано, будто курица лапой…
Иван Иваныч. Да это же от Лизаньки Долгорукой, невесты нашего Володи… (Анна всхлипывает) О ком же ты теперь плачешь, Аннушка?
Анна. Лизаньку жалко… Несладко, верно, быть невестой Владимира Иваныча - он в столице шампанское пьет, да на балах танцует, а она в глуши горе мыкает…
Иван Иваныч. Вот пусть теперь этот шелапут горе помыкает. Петропавловка - она и не такие головы остужала. А нам с тобой, Аннушка, надо в поместье возвращаться, что-то неладное затевает там наша соседка. И с Карлом Модестычем, управляющим, потолковать бы надо. Он мне последний раз вместо денег прислал невразумительную записку о неурожае (срывает со лба повязку, сползает с дивана и идет отдавать распоряжения насчёт отъезда).
Анна (одна). В поместье? А как же князь Михаил?.. Он обещал нанести мне визит… Ой, он же в крепости, вместе с Владимиром… (хнычет) Ну почему я так несчастна?! Только подумала, что встретила своё счастье, и злая судьба тут же отнимает его у меня, не дав им насладиться! Злая судьба по имени Владимир… Хоть бы его навечно в Сибирь сослали! Даже если и Михаила тоже сошлют… Я готова пожертвовать своим счастьем, отказаться о любви… лишь бы ему было худо! (злобно поблескивает глазками)
Иван Иваныч (заглядывает). Ты готова, Аннушка? Карета уже ждёт…
Анна (ангельским голоском). Бегу, бегу, дядюшка!..

Кадр 8. Усадьба Корфов. Кухня
Никита сапогом раскочегаривает двухвёдерный самовар, Варвара месит тесто.
Вваливается Григорий с огромной охапкой дров.
Григорий. Помирать, видно, решил наш барин…
Варвара (испуганно машет руками). Типун тебе на язык, Гришка!
Григорий. Так я чего… Чего слышал, то и говорю…
Варвара. Чего ты слышал?! (замахивается на него скалкой)
Григорий. Того и слышал - управляющий наш, Карл Модестыч, говорил Анне: "Скоро Иван Иваныч преставится, вот тогда и поглядим, кто в доме хозяин!" Анна-то в слёзы, а господин Шуллер этак обнял её и шепчет на ушко: "Ты только будь со мною ласкова, а я уж о тебе позабочусь!"
Никита. Чего?!
Григорий. Чего "чего"? (в сердцах бросает дрова посреди кухни) Я только сказать хотел, что хлебнём мы все горюшка, когда барина Бог приберёт.
Варвара. Замолчи, Гришка! Как бы лукавый тебя не услышал, да так и не сотворил!
Никита (хватает Григория за отвороты тулупа). Нет, ты мне скажи, чего там Модестыч с Анной делал?!
Григорий. Да ничего он с ней не делал! Она от него в библиотеку - шмыг! - и нос ему дверью прищемила. Он и давай в дверь барабанить и орать: "Как только барон окочурится, я тебе покажу небо с овчинку! Умоешься кровавыми слезами, девка, холопка!"
Никита (сжимает кулаки). Он сам у меня кровавыми слезами умоется, чёрт нерусский! Я его, как это полено! (хватает берёзовую чурку и ломает об колено)
Модестыч (заглядывает). Гришка, Никитка, хватит бездельничать! Бегите во двор, там у доктора Штерна бричка в грязи застряла… Сколько раз говорил вам, олухи: засыпьте эту лужу! Ох, давно по вашим жирным спинам розги не гуляли! (Никита с Григорием убегают)
Варвара (всхлипывая). Дохтур приехал? Неужто ж правда, что барин-то наш, Иван Иваныч… Может, ему надо чего отнести? Молочка али травки какой?
Модестыч. Твоё дело, Варька - печь да ухват, а в господских комнатах нечего грязным подолом трясти! У барона жалельщиц хватает (почёсывает багрово-синий нос), Анька вон целый день в его комнате сидит - вместо того, чтобы работать. (поигрывает хлыстом) Ну да ничего, найдётся и на неё управа! (уходит)
Варвара (причитает). Ох ты, батюшки! Да как же это? Добрый наш барин… Дай Бог ему здоровья! (сцеживает сливки) Отнесу ему сливок - свеженьких, вкусненьких… (убегает с кринкой)
Полина (воровато крадётся). Никого? (бежит, спотыкается о рассыпанные дрова и растягивается на полу) Кто это тут насвинячил?! (вытаскивает занозы из ладоней) Анька, наверное, подстроила - хотела, чтобы я нос расквасила! (пинками разбрасывает полешки по всей кухне) Красота моя ей, завистнице, покою не даёт! (садится к столу и разворачивает перед собой бумажный свиток) И почему барин вольную ей написал, а не мне?! То ли в печку бросить? (задумывается) Нет, жалко… А впишу-ка я сюда своё имя! Старый хрыч всё равно скоро концы отдаст, никто и не догадается! (считает по слогам, загибая пальцы) "Ап-по-ли-на-ри-я Пень-ко-ва"… "Ан-на Пла-то-но-ва"… (обиженно) Букв больше… А ничего! Напишем потеснее! (вооружается ножом) Только сначала Анькино имя соскребу…
Неслышно входит Модестыч и выхватывает бумагу у Полины из-под ножа.
Модестыч. Чем это тут занимаешься? (водит распухшим носом по документу) Так это ж Анькина вольная! Откуда она у тебя?
Полина. Откуда, откуда… У барина из-под подушки! Да ведь грех было не взять, Карл Модестыч! Хозяин носится с этой Анькой, как курица с яйцами: и платья ей из Парижу, и главные роли, и свободу вот! Обидно мне, чай!
Модестыч (шевелит усами). Кто ещё про эту бумагу знает?
Полина. Да никто не знает! Барон, пока доктора ждал, бренди накушался и впал в беспамятство. Лежит, бормочет: "Аннушке вольную, Аннушке вольную…" Да кто его бред слушать-то станет?
Модестыч. Это хорошо, Полинка, что ты бумагу вытащила. Рано Аньке на свободу, пусть ещё в неволе сопли на кулак помотает…
Полина. А как же я… Карл Модестыч?
Модестыч. А что ты? Подожди, когда Долгорукая хозяйкой здесь станет - замолвлю за тебя словечко. Княгинюшка мне обязана, ох как обязана!
Полина. А она-то знает, что вам обязана?
Модестыч. Ещё бы! Велела на глаза ей не показываться.
Полина. Чует моё сердце, обманет она вас, Карл Модестыч!
Модестыч. Ну, это мы ещё посмотрим! (прячет документ за пазуху)

Кадр 10. Во дворе Петропавловской крепости
Солдаты под руководством поручика Писарева сооружают виселицу, священник исповедует приговорённых к казни.
Священник (Михаилу). Отпускаю тебе все твои грехи, аминь! (даёт ему поцеловать крест и поворачивается к Владимиру).
Корф склоняется к уху батюшки и минут десять что-то ему увлечённо рассказывает. Поп то краснеет, то бледнеет.
Солдат. Готово, вашбродь! И мыльцем верёвочки натёр, чтобы, эта, значит, затянуть легче!
Писарев. Заканчивайте, отец Ферапонт!
Владимир (отмахивается). Да подождите, поручик! (чешет затылок, что-то припоминая) Нет, это и грехом-то назвать нельзя… так, детская шалость… А! Вспомнил! (вновь приникает к поповскому уху)
Священник (багровеет и испуганно крестится). Боже, спаси и помилуй!
Писарев. Мне уже надоело…
Владимир. Если вам скучно, господа, я могу и вслух! Вот, помнится, батюшка, было дело…
Священник. Довольно, сын мой! Отпускаю тебе все твои грехи, аминь! (суёт Владимиру крест и в панике убегает, подхватив за полы рясу).
Владимир (ему вслед). Куда же вы, батюшка? Я ещё и половины не рассказал… (Писареву) Какие, право, у вас в крепости попы стыдливые!
Приговорённых заводят на эшафот, и Писарев лично набрасывает им на шеи петли, не желая ни с кем делить это удовольствие, потом достаёт из кармана императорский указ и медленно начинает читать, смакуя каждое слово.
Писарев. "Мы, Божьей милостью, император Всея Руси Николай Первый…" (бледнеет) Что это значит? "… ввиду былых заслуг заменить повешение на расстреляние…"
Солдат (уже приготовившийся вышибать табуретки). Как же так, вашбродь? Выходит, зазря мы виселицу-то мастерили?
Писарев. Не твоё собачье дело! Вздергивай!.. Нет, подожди… (пакостная натура борется со страхом ослушаться приказа императора)
Начинается дождь со снегом.
Владимир. Решайтесь быстрее, поручик! Холодно, чёрт возьми! (пускает пар изо рта)
Писарев (огрызается). Не говорите мне под руку!
Владимир. О вас же беспокоюсь, поручик! Мы-то с другом скоро будем отдыхать в райских кущах, а вам ещё в казарму под мокрым снегом возвращаться - простудитесь, заболеете…
Михаил. А ты уверен, что мы попадем в рай?
Владимир. В аду тоже неплохо - хоть согреемся! Да и компания, говорят, там приятнее…
Писарев (солдатам). Ладно, ставьте их к стенке…
Приговорённых сгоняют с эшафота и ведут к кирпичной стене. Писарев собирает солдат, которые успели разбрестись по двору.
Писарев (считает). Три… семь… одиннадцать… Где ещё один? Где ещё один, я спрашиваю?!
Опоздавший солдат (подбегает). Простите, вашбродь! Я до ветру отлучился…
Писарев. А оружие где, болван?
Опоздавший. Тогось… забыл… я сейчас, я принесу, вашбродь…
Писарев. Пшел вон! Сквозь строй прогоню, скотина! А барабанщики? Где барабанщики?! Чего вы ждёте? Барабаньте - так, чтобы у этих изменников перепонки полопались! (затыкает уши) Да у них, а не у меня! (бегает по двору, истерически размахивая руками)
Михаил (мечтательно). Милая Анна… Хоть бы ещё взглянуть на неё!.. Кончики пальцев поцеловать… Прикоснуться к шёлковой накидке…
Владимир (ещё мечтательнее). Коньячку бы сейчас… пару стаканов… Да трубку выкурить!..
Писарев (строит солдат). Ружья у всех заряжены? Значит, так: вы, шестеро, целитесь в того, что справа, а вы - в того, что слева! И в грудь цельтесь, в грудь, а не в ноги! Чтобы потом штыками не пришлось добивать… А то вы штыки не почистите, они у вас заржавеют, и полковник на меня на параде наорёт, как прошлый раз!
Молоденький солдатик. Дозвольте спросить, вашбродь? А где право, где лево?
Писарев. Идиоты! Олухи! (раздаёт солдатам зуботычины)
Владимир. Ну, брат Репнин, если мы не возьмем дело в свои руки, стоять нам тут до второго пришествия, и погибнуть не с честью - от пули, а с позором - от насморка!
Михаил. Нет, я - офицер и такого конца допустить не могу! (солдатам) Слушай меня, ребята! Вы, шестеро, цельтесь в меня, а вы (машет рукой) в моего друга!
Солдаты (дружно). Есть, вашбродь!
Писарев (визжит). Не было ещё такого, чтобы приговоренные сами своим расстрелом командовали!
Владимир. Не мешайте нам, поручик! (солдатам) Ружья на плечо! Цельсь!
Писарев в бессильной ярости срывает с себя фуражку и топчет её ногами.
Михаил. Пли!..
Врывается Александр, за ним - Натали.
Александр (размахивая бумагой с печатью). Прекратить! Долой оружие! Господа Репнин и Корф высочайшим указом помилованы!
Растрёпанная и счастливая Натали бросается целовать бывших арестантов. Писарев садится на землю и плачет от досады.
Владимир. Ну, раз путешествие к праотцам откладывается на неопределённый срок, мёрзнуть я не намерен. (солдатам) Эй, ребята, принесите мою шинель! Там в карманах должна была заваляться какая-то мелочь - выпейте за здоровье государя императора!
Обрадованные солдаты притаскивают ему шинель и даже помогают продеть в рукав раненую руку.
Михаил (спохватившись). Чуть не забыл! (хватает Писарева за шиворот и трясёт его) Отдавай платок, скотина! (из писаревских карманов вылетает разная дребедень, в том числе и вожделенный платочек, который Михаил тут же подхватывает, напоследок наградив своего тюремщика пинком).
Натали (хлопает в ладоши). Так его, так его, братец! Он не хотел меня к тебе на свидание пускать, взятку вымогал… Вольдемар, а что же вы Мише не поможете?
Владимир. Фи, мадемуазель, вдвоём на одного - это неблагородно, да и не хочется Мишелю удовольствие портить… (Александру) Ваше высочество, как же вам удалось нас вызволить?
Александр. Пришлось пообещать отцу, что порву с пани Калиновской.
Михаил (потрясён до глубины души). Вы принесли ради наших ничтожных жизней такую жертву?!
Александр. Я рассуждал так: у маменьки фрейлин ещё много, а таких веселых друзей, как вы, господа, мне уже не сыскать.
Владимир. Даже и не знаю, чем мы можем отблагодарить ваше великодушное высочество… Разве только пригласить на попойку в честь нашего освобождения?
Александр (погрустнев). Я бы с удовольствием, господа, да ведь у гадкого Бенкендорфа во всех трактирах соглядатаи…
Владимир. А кто говорит о трактире? Все будет чинно, тихо и благородно… в моем особняке.
Александр (оживляясь). Это резко меняет дело!
Михаил. Надеюсь, Вольдемар, у тебя ещё осталось несколько бутылок того шампанского, которым мы обмывали мое адъютанство? (показывает сестре кулак) Если вздумаешь проболтаться…
Писарев (им вслед). Погодите, господа, мы ещё встретимся!..

Кадр 12. Гостиная в Петербургском особняке Корфов
Повсюду видны следы грандиозной пирушки: пустые бутылки валяются вперемешку с разбитыми бокалами и обглоданными косточками, в лужах шампанского на полу плавают жёлтые корочки сыра и ананасная ботва. Бюст Шекспира заботливо укутан в мундир с золотыми эполетами, другой мундир свисает с люстры. На картине, изображающей Полтавское сражение, глаз Карла XII проколот вилкой. Между ножками столика на паркете сладко похрапывает Михаил, подложив ладонь под щёку. Владимир валяется на диване, свесив голову через подлокотник.
Владимир (с трудом продирая глаза). Что? Уже утро? (бросает мутный взгляд на часы, которые как раз бьют полдень) Хорошо покутили… М-да! (тянется к чудом оставшейся недопитой бутылке, но, не дотянувшись, без сил падает обратно на диван) Плохо мне… (слышны шаги за дверью) Эй, кто там! Принеси рассолу!
Натали (входит). Вы всегда так обращаетесь к барышням, Вольдемар?
Владимир. Наталь Санна… (еле ворочая языком) Какая честь…
Натали. И не думайте! Я пришла не к вам, а за своим братом. Забрать его из этого вертепа, пока он не погиб окончательно!
Владимир. Мишеля? Заб-бирайте… В-вот он! (таращится на голый паркет) А где… где ковер, который я… п-привез из Индии?
Натали. В Зимнем дворце, в моей комнате. Но так как благодаря вам я больше не фрейлина, то из комнаты меня выгнали, и теперь ваш ковер топчет Катька Нарышкина.
Владимир (оглядываясь). А его высч-ство… где?
Натали (ехидно). Тоже в Зимнем. Неужели вы ничего не помните?
Владимир. Н-нет… Его увезли люди Бенк… ик! дорфа?
Натали. Его увезла я! Вчера поздно вечером вы спохватились, что Александру пора возвращаться во дворец, но при этом успели напоить его так… так… (не может подыскать подходящего сравнения в силу своей интеллигентности)
Михаил (бормочет). Анна! Божественная! (причмокивает во сне губами)
Владимир (запускает в него диванной подушкой). Замолчи! И без того тошно…
Михаил (обнимает подушку). Анна! Я навеки ваш!
Владимир. Тьфу! (к Натали) И как же попали во дворец мой ковер и его высочество?
Натали. Кому-то из вас пришло в голову завернуть цесаревича в ковёр, ковёр положить в мою карету и отправить меня с этим грузом в Зимний. Господи! Чтобы я ещё хоть раз согласилась принять участие в ваших авантюрах! Хорошо ещё, что первым мне навстречу попался господин Жуковский, а не Бенкендорф! Василий Андреевич помог мне извлечь Александра из ковра и довести до его покоев по потайной лестнице… А потом выяснилось, что вы напялили на него Мишин мундир!
Владимир. Ну и ладно, Мише мундир больше не понадобится. Впрочем, как и мне…
Натали. Вас мало было разжаловать! Вас надо было колесовать! Вас! Одного! Почему мой брат должен страдать из-за вашей распущенности?! (на цыпочках пробирается через винные лужи к брату и трясет его за плечо) Миша! Просыпайся! Поедем домой!
Михаил (лягает ногой воздух). Отстаньте! Не мешайте мне слушать Анну! (поет, фальшивя) "Сей поцелуй, дарованный тобо-о-ой…" (громкий храп)
Натали. Вольдемар, вы нарочно познакомили Мишу с Анной, чтобы он перебрался в ваш дом и участвовал в ваших гнусных оргиях?
Владимир. Что вы, Наталь Санна! Я, напротив, всеми силами пытаюсь вылечить своего друга от этой нелепой болезни, но - увы! (сокрушённо разводит руками) Чем больше я вливаю в него шампанского, тем чаще он повторяет её имя… А другого лекарства я не знаю. (вновь тянется за бутылкой, но подводит больная рука)
Натали (решительно отодвигает бутылку). Существуют и другие лекарства - например, своевременно обрабатывать раны. А ну-ка, покажите вашу руку! (пытается вытащить руку Владимира из рукава рубашки)
Владимир (возмущённо). Я не привык, чтобы женщины меня раздевали! Я ещё и сам в состоянии… (не без труда стаскивает с себя рубашку)
Натали (покраснев, делает вид, что разглядывает рану). Уже почти зажило… Таких, как вы, ничто не берёт! (бросает вороватые взгляды на красивый торс пациента)
Владимир. Наталь Санна… (кладёт здоровую руку ей на талию) Если б вы не были сестрой моего лучшего друга… (рука перемещается выше) и невестой другого моего хорошего друга…
Натали (отвешивает ему пощёчину и вскакивает с дивана). Даже Андрей, мой жених, не допускает подобных вольностей!
Владимир. Что ж это за любовь такая… пресная?
Натали. У нас с ним чистая и возвышенная любовь, но вам, с вашими примитивными чувствами и желаниями, этого не понять! (срывает с бюста Шекспира мундир цесаревича) Так и быть, я отвезу его в Зимний дворец, пока за ним не явились люди Бенкендорфа, но повторяю, что…
Владимир. …что вы делаете это не ради меня, а ради своего брата.
Натали. Вот именно! (в полугневе, в полупанике ретируется, заметая подолом пробки и огрызки на полу)
Владимир (ей вслед). Наталь Санна, ковёр! Ковёр привезите обратно! Индийский… Я привёз его в подарок для Анн… тьфу! для отца… (с третьей попытки добирается до вожделенной бутылки и, осушив её, падает на пол рядом с Михаилом) Подвинься, друг… споём дуэтом… "Сей поцелуй, дарованный тобой…" Черт! Надо бросать пить… А то скоро Анька красавицей покажется… (громкий храп)

Отредактировано Кассандра (2022-02-10 14:35:46)

Кадр 14. Гостиная в Петербургском особняке Корфов
Следы давешней попойки ликвидированы, на чистом паркете лежит персидский ковёр, на диване - частично протрезвевший Михаил.
Михаил (бормочет с закрытыми глазами). "Анна!.. Одну тебя лишь прославлять могу на лире восхищённой…" Нет, кажется, это уже кем-то было написано… И даже напечатано… А если так: "Чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днём увижусь я..." Нет, и это я где-то читал… (хнычет) И почему я сам не могу придумать ни одной рифмы? Анна достойна самых изысканных, самых возвышенных слов, посвящённых только ей, а не опубликованных уже в каком-нибудь альманахе!..
Анна (с порога). Я была бы рада и простой записке, но вы ни строчки мне не прислали. Я думала, что вы меня забыли.
Михаил. Забыть - вас?! (открывает глаза) Я всё ещё сплю… Неужели это вы, Анна? Неужели я вижу вас наяву, фея моих грёз? (с жаром целует ей руки) О, как я счастлив!
Анна. Так вы не написали мне потому, что всё это время ждали музу?
За ее спиной вырастает Владимир - в атласном шлафроке, с рукой на перевязи.
Владимир. Нет, он не писал вам потому, что всё это время провёл в тюрьме.
Михаил (с досадой). Справедливости ради надо заметить, что я там был не один.
Анна. Про тюрьму я знаю, князь Андрей Долгорукий рассказал нам с Иван Иванычем, что вас обоих по приказу императора заключили в крепость и даже должны были казнить… Вот дядюшка и отправил меня сюда - узнать новости и, если вас, Владимир Иваныч, уже повесили, забрать ваше тело, чтобы похоронить на семейном погосте, хоть, по словам дядюшки, вы и не заслуживаете того, чтобы покоиться рядом с вашими славными предками…
Владимир (хмыкает). Вполне в духе батюшки - честь семьи прежде всего. А что же он сам за моим телом не пожаловал?
Анна. У дядюшки был сердечный приступ. Это очень хорошо, что государь вас помиловал (радостно улыбается), я теперь с чистой совестью могу пойти на прослушивание в Императорский театр. Я такая чувствительная… я не смогла бы взять верхнюю "ля", зная, что вы лежите в сырой земле (со значением смотрит на Михаила)
Владимир. Что-о-о?! Мой отец болен, а она будет упражняться в пении?!
Михаил. Но-но-но, полегче, Вольдемар! Я со своей сестрой так не разговариваю, хоть Наташка, бывает, и выводит меня из себя. А Анна-то - чистейший ангел!
Владимир. И на солнце бывают пятна.
Михаил. На что ты намекаешь?
Анна (торопливо). А ещё княгиня Долгорукая заявляет, что Иван Иваныч не вернул долг её покойному мужу, и требует наше поместье взамен неуплаты…
Владимир. Та-а-ак… Это была последняя хорошая новость? Или у вас в запасе ещё что-то есть? (Анна отрицательно мотает головой) Тогда мы немедленно возвращаемся в поместье! Надеюсь, вы не успели распаковать свои вещи?
Анна (плаксиво). Опять трястись в карете? Я устала… И меня ждет Сергей Степаныч Оболенский, директор императорских театров…
Владимир. Не хотите трястись в карете, поедем верхом. Сейчас же велю оседлать лошадей.
Анна. А как же Сергей Степаныч?
Михаил. Анна, я могу вас к нему проводить. Князь Оболенский - мой дядя, я упрошу его сегодня же принять вас в труппу Мариинского театра, хотя уверен, что никакие мои просьбы не потребуются - ваш чудесный талант откроет перед вами все двери!
Анна. Я бы с радостью, да только Владимир Иваныч не разрешит…
Михаил. Вольдемар, ну нельзя же быть таким эгоистом! Анна рождена для сцены, а за твоим отцом есть кому присмотреть, у вас в поместье полно крепостных… И пусть Иван Иваныч за репутацию Анны не волнуется - я пылинке не дам к ней пристать, не то что какому-нибудь наглому столичному волоките!
Владимир. Если тебе, Мишель, охота с ней нянчиться - изволь. А мне за Анькой надзирать - удовольствие сомнительное. Взрослая барышня, сама должна понимать, что хорошо, а что плохо.
Михаил (радостно). Тогда я побегу на конюшню и скажу, чтобы для тебя оседлали коня?
Владимир. Ну, беги. (Михаил уносится сломя голову.) Милый друг! Как он спешит от меня избавиться!
Анна. Он просто очень добрый и хочет вам помочь.
Владимир. Почему ты всё время пререкаешься?!
Анна. Почему вы меня так ненавидите?
Владимир. Если ты научилась болтать по-французски и бренчать по клавишам, то это ещё не значит, что ты стала дворянкой!
Анна (всхлипывает). Я знаю…
Владимир. И никогда ею не станешь! (со змеиной усмешкой) Или ты решила охмурить Мишеля и сделаться княгиней Репниной? И не рассчитывай! Я ему всю твою родословную обрисую, так что он в твою сторону и плюнуть побрезгует!
Анна. Что вы ему расскажете, если и сами ничего не знаете? (со вздохом) И я, кстати, ничегошеньки не знаю… Только дядюшка знает, да ничего не говорит…
Владимир (рычит). Опять ты мне перечишь?!
Анна (плачет). Вы злой… жестокий… Вы и в детстве всегда у меня игрушки отбирали…
Владимир. Мишель не игрушка, а мой лучший друг! И я тебе запрещаю с ним кокетничать! Если ещё раз увижу, что ты ему глазки строишь, заставлю тебя воду таскать без коромысла!
Анна (сквозь слёзы). А я… а я… а я дядюшке пожалуюсь, и он вам больше денег не даст с карточными долгами расплачиваться!
Владимир. Ах ты, ябеда! Выдрать бы тебя, как сидорову козу! Давно руки чешутся…
Анна в испуге ныряет под диван, разъярённый Владимир за косу пытается вытащить её оттуда.
Михаил (запыхавшись). Лошадь уже осёдлана, можно ехать! А… что здесь происходит?
Владимир (как ни в чём не бывало). Пуговица у меня оторвалась, и Аннушка ее ищет. "Куда вы, - говорит, - Владимир, с больной рукой под диван полезете?" Заботливая!
Михаил (с недоумением оглядывает халат Владимира). Тут вроде нет никаких пуговиц…
Анна (выбирается из-под дивана). Владимир не так выразился. Я искала не его пуговицу, а свою шпильку.
Михаил. А-а! Понятно. То есть, ничего не понятно…
Владимир. Желаю тебе, мой друг, поскорее во всём разобраться. А за сим - позвольте откланяться (уходит)
Анна и Михаил тянутся друг к другу
Владимир (заглядывает). Так вы не скучайте по мне, друзья!
Уходит - на этот раз окончательно, но у влюблённых настроение уже испорчено.
Анна. Простите, Миша… Мне надо повторить роль…
Михаил (с интересом). А что вы собираетесь представлять?
Анна. Сцену из "Отелло", я начала её репетировать ещё в поместье.
Михаил. Могу ли я вам подыграть?
Анна (оживляясь). Конечно! (Сует ему книгу, открытую на нужной сцене) Вот! Коварный Яго оболгал Дездемону, и муж стал подозревать её в измене… И требует показать ему платок…
Михаил. Платок? Вот он… (достаёт из-за пазухи платочек с буковками "АП")
Анна. Нет, Миша, вы не поняли: это я должна показать вам платок, ваш подарок.
Михаил. Но вы мне его не дарили, я взял без спросу…
Анна. Вы - Отелло, ревнивый мавр, а я - Дездемона, ваша супруга, и я потеряла где-то ваш платок, а вы ужасно сердитесь…
Михаил. Как я могу на вас сердиться? (целует её)
Анна (смущённая и довольная). Но… этого в пьесе нет…
Михаил. Так давайте перепишем эту пьесу! (заключает её в объятия)

Отредактировано Кассандра (2022-02-10 14:36:12)

Кадр 16. Поместье Корфов. Кабинет Иван Иваныча
Марья Алексевна, Забалуев и Карл Модестыч добивают несчастного барона.
Иван Иваныч (совсем затюканный). Помилосердствуйте, господа, как же это - немедленно покинуть усадьбу? Куда же мы с Аннушкой поедем на ночь глядя?
Марья Алексевна. Заночуете на постоялом дворе, а утречком сядете в почтовую карету - и в Петербург. Вот экипаж с лошадьми, не обессудьте, дать вам не могу - они теперь вам не принадлежат, да и нам надо на чём-то Лизанькины вещи сюда перевозить.
Забалуев (рассматривает графинчики и бутылки на низком столике). А не выпить ли нам за отъезд дорогого Иван Иваныча? Столько лет прожили бок о бок, душа в душу…
Модестыч. С позволения сказать, по такому случаю лучше выпить французского коньяку 1802 года. У барона в подвале есть пара ящиков этого божественного напитка…
Владимир (вырастает на пороге). Кто это собирается пить мой коньяк?
Иван Иваныч. Сынок! Володя!.. Но… разве ты не в тюрьме?
Владимир. Здравствуй, отец. Всё - потом! Разреши сначала горло с дороги промочить. В трактире, знаешь ли, такое мерзкое пойло подают, даже господин Забалуев пить бы не стал. (отбирает у онемевшего от такой наглости Забалуева графин, осушает два бокала подряд, наливает третий и вальяжно разваливается в кресле). Ну, а теперь - рассказывайте, что тут происходит.
Марья Алексевна. Невежливого вы сынка воспитали, Иван Иваныч, непочтительного.
Забалуев. Да-с! Именно непочтительного! Помню, как они с вашим Андрюшей сливы из моего сада таскали…
Владимир. И вовсе не сливы, а груши. Недозрелые, кстати (кисло морщится). И Андрюша Долгорукий на дерево тогда не полез, а караулил за оградой - побоялся в чужой сад зайти… А как хозяина увидал, задал такого стрекача, что про меня забыл, и я в одиночку отстреливался этими грушами… И будто разок-другой попал в вашу лысину, Андрей Платоныч, не помните? (глядит на стакан, будто примеряясь, не использовать ли и его теперь в качестве метательного снаряда, но, передумав, выпивает и протягивает Шуллеру). Налейте-ка мне ещё, Карл Модестыч… Так в чём суть ваших претензий, господа?
Марья Алексевна (сквозь зубы). Иван Иваныч остался должен моему покойному мужу крупную сумму денег…
Иван Иваныч. Я выплатил долг! До копеечки! Пётр Михалыч и расписку мне в этом дал…
Забалуев. Так покажите нам эту расписку!
Иван Иваныч. Нету! Пропала…
Марья Алексевна. И как же вам не совестно, барон! Покойный Петенька (прикладывает платочек к глазам) любил вас, как родного брата, детки наши вместе играли…
Забалуев. А вы, Иван Иваныч, безутешную вдову своего лучшего друга и деток-сироток обездолить хотите… Стыдно-с!..
Иван Иваныч. Да что же это такое?! Ведь при вас же, Андрей Платоныч, запись в регистрационной книге сделали о возврате долга, мой управляющий свидетель…
Модестыч. Nein, nein! Ich habe nichts gesechen, ich habe nichts gechoren!
Владимир (вмешивается). Позвольте вопрос, Марья Алексевна: а есть ли у вас доказательства, что Пётр Михалыч вообще ссужал деньги моему отцу?
Марья Алексевна. А… а… (беззвучно открывает рот)
Владимир. Отец, если вы брали у князя Долгорукого деньги взаймы, то должны были оставить ему расписку?
Марья Алексевна (приходит в себя). Что значит "если брал"?!
Иван Иваныч. Конечно, я писал расписку, но Пётр сжег её, когда я вернул ему долг…
Владимир. Ага! Расписки не существует? Значит, и долга не существует! И больше не о чем разговаривать. Милейшая Марья Алексевна, дорогой Андрей Платоныч, как жаль, что вы уже покидаете нас! Мы не успели в полной мере насладиться вашим приятным обществом… (распахивает дверь в коридор)
Забалуев. Что вы себе позволяете, молодой человек?! Какая наглость!
Владимир. Господа, я бы вас проводил до кареты, да нам с отцом пора обедать…
Марья Алексевна (потрясая зонтиком). Я это дело так не оставлю! Я отомщу, и месть моя будет страшна!
Незваные гости, разгневанные и разочарованные, уходят, Модестыч трусцой бежит за ними, но Владимир ловит его за шиворот.
Владимир (ласково). Подождите, господин управляющий! (под локоток подводит к столу) Воруем, значит, Карл Модестович?
Модестыч. Как можно-с! (канючит) Я верой и правдой, много лет, себя не жалеючи…
Иван Иваныч. А на это что скажете? (водружает на нос очки и раскрывает конторскую книгу) Посмотрите-ка сюда!
Модестыч (сует нос в книгу). Что-с?
Иван Иваныч. Вот-с! (тычет пальцем) "Посевы ржи вытоптали мыши". Какие мыши?
Модестыч. Полевые-с!
Владимир (сочувственно). Что, так всё и вытоптали?
Модестыч. Вытоптали! Как стадо саранчи налетели-с - и нету ржи! А какие всходы были, ах-ах-ах!
Иван Иваныч. А управляющий господ Кукарекуевых видел вас в трактире, с купчишкой из Четырёхгорского уезда, и будто бы вы с ним о продаже ржи толковали?
Модестыч. Врёт! Врёт, каналья! Не было такого! Да я в трактир ни ногой, я тружусь от зари до зари, аки пчёлка…
Иван Иваныч (листает книгу). А это что такое? Паровоз? Что ещё за паровоз?
Модестыч. Железную дорогу затеял я строить - дело новое, полезное, пора нам жить с европейским размахом: хлебушек и лён из нашего имения на ярмарку в уездный город возить, а то и в сам Петербург, и не на подводах - в вагонах! И паровоз из Англии выписал, да только вот незадача-то какая: шхуна, что тот паровоз везла, в море затонула… Но вы не волнуйтесь, Иван Иванович: на будущий год, как поспеет пшеничка…
Иван Иваныч (срывает с носа очки). На будущий год вашего духу тут не будет! Вас тут не будет сей же час! Вон! Мошенник! Вор! Обманщик!.. (топает ногами)
Модестыч. Увольняете меня, господин барон? А рекомендации будут-с?
Владимир. Вот вам наши рекомендации!
Хватает его за шиворот и за пояс и вышвыривает за дверь; у Модестыча из кармана вылетает толстая пачка ассигнаций, он пытается поймать её на лету, но Владимир пинком сообщает ему ускорение и захлопывает дверь.
Иван Иваныч (возмущённо). Подумать только! Каждый рубль, украденный этим мерзавцем, был украден у Анны!
Владимир (обескураженно). Что же получается? Я тут из кожи вон лез, милейшего старика Забалуева чуть по лысине графином не огрел, Лизиной маменьке нагрубил… И всё ради того, чтобы Анька могла купить себе новую шляпку?!
Иван Иваныч (визгливым дискантом). Как ты разговариваешь с отцом, мальчишка?! Прокляну! Наследства лишу!
Владимир. Какого наследства, отец? Модестыч же всё разворовал!
Иван Иваныч (бушует). Всё Аннушке отпишу - и землю, и крепостных, и дом в Петербурге!
Владимир. Ну, коли всё Аньке достанется, можно я хотя бы возьму те деньги, что любезно оставил нам наш бывший управляющий? (хочет забрать всю пачку, но под грозным взглядом отца отсчитывает только несколько бумажек, остальное бросает на стол) Пойду в трактир, выпью за Анечкино здоровье… (направляясь к двери, сам с собой) Надерусь в зюзю!
Иван Иваныч (вслед сыну). Завтра у Аннушки премьера, все соседи съедутся. Только посмей не явиться!

Отредактировано Кассандра (2022-02-10 14:36:37)

Кадр 18. Домашний театр в поместье Корфов
Небольшой уютный партер постепенно заполняют съехавшиеся на премьеру соседи-помещики с жёнами, недорослями и дочерьми на выданье.
В просторной хозяйской ложе расставлены мягкие кресла и накрыт столик с напитками и фруктами. Входит Владимир - зеленоватый с похмелья, но с накрахмаленными воротничками. Девицы на выданье и помещичьи жёны бросают на него восхищенные взгляды, недоросли с завистью изучают модный покрой сюртука.
Владимир (раскланиваясь с гостями, себе под нос). И чего спешил? Отца ещё нет, ворчать некому, можно было вздремнуть ещё четверть часа…
Заметив столик с напитками, оживляется, но выпить не успевает - в ложу входят Долгорукие.
Владимир (с распростертыми объятиями). Добрый вечер! Как я рад! Марья Алексевна! Сонечка! Андре! А где же Лиза?
Марья Алексевна. А Лизонька приедет со своим женихом, Андреем Платонычем Забалуевым.
Владимир (медленно соображая). С женихом?.. Лиза выходит замуж? (светлея лицом) Так за это надо выпить!
Через толпу гостей с медвежьей грацией пробирается Забалуев.
Забалуев (толкаясь и наступая на ноги). Пардон, пардон… (поднимается в ложу) Бонсуар, господа!
Марья Алексевна. А где же Лизанька, Андрей Платоныч?
Забалуев. Лизавете Петровне нездоровится, они решили дома остаться… (в сторону) Ума не приложу, куда она подевалась… И вздремнул-то всего на несколько минут, открыл глаза, а Лизаньки-то и нет! То ли выпала по дороге, то ли сама из кареты выскочила… Ну, не бегать же мне ночью за ней по лесу! Авось, отыщет дорогу домой…
Владимир. Жаль, жаль, Андрей Платоныч, а я-то хотел выпить за здоровье жениха и невесты…
Забалуев. Отчего ж и не выпить? (изучает расставленные на столике графины и бутылки) Скучен в своих пристрастиях дорогой Иван Иваныч… И выбору-то никакого - бренди да бургундское… Вот что значит дом без хозяйки! То ли дело у Марьи Алексевны - извольте-пожалте, наливочки на все буквы алфавита! Давеча, когда помолвку праздновали, и арбузовки отведали, и грушовки, и зубровки… (сладко причмокивает губами) Только кумпания нынче не та, да-с! Отец Павел, новый батюшка, не добравшись до "како", заснул на клозетке…
Андрей. А не вас ли, Андрей Платоныч, получасом раньше наши лакеи тащили в гостевую спальню, да не дотащили и в коридоре на сундук бросили?
Забалуев (без тени смущения). И что с того? Старею, шурин мой любезный, старею… А в прежние-то времена мы с вашим батюшкой покойным и отцом Георгием, бывало, и до ферта добирались, и до червя, а то и до ижицы!
Владимир. Верно, с другого конца алфавита начинали?
Забалуев. Дерзить пожилому человеку, юноша, не только не остроумно, но даже и не умно! В дни моей молодости старшему поколению больше уважения оказывали!
Владимир. Завидная у вас память, Андрей Платоныч! Не обижайтесь, это я так - для поддержания светской беседы… (разливает по бокалам вино) А Лизавета Петровна-то… неужто вместе с вами и отцом Павлом азбуку изучала?
Соня. Что вы, Владимир Иваныч! Лиза у себя в спальне под замком сидела - её маменька наказала за то, что она Андрею Платонычу на лысину плюнула, когда он ей колечко на пальчик надевал…
Неловкая пауза.
Соня (заканчивает убитым голосом). Колечко-то на пол и упало, говорят - примета плохая…
Марья Алексевна. Полно, Сонечка… (шлепает её зонтиком по спине) Разве Владимиру Иванычу интересны наши семейные дела?
Владимир. Как же-с, очень даже интересны!
Андрей (спасая положение). Да что ж мы, как старухи в чепцах, сплетни собираем? Давайте поговорим о чём-нибудь другом!
Соня. А это правда, Владимир Иваныч, что вас чуть не повесили?
Владимир. Чуть не повесили, чуть не расстреляли - всего понемножку, Софья Петровна. А ваше семейство, верно, в траур погрузилось по случаю моего чудесного избавления?
Соня. Нет, как можно! Мы все были очень рады, что вы вернулись живым и здоровым: и я, и Лиза, и Андрюша… Только маменька с Андрей Платонычем расстроились… (тушуется, понимая, что снова сказала что-то не то)
Андрей (пытаясь замять неловкость). Однако, давайте же, наконец, выпьем!
Владимир (оживляясь). Давайте!
Иван Иваныч (входит). Добрый вечер! Марья Алексевна, Андрей Платоныч… Рад, что вы приняли моё приглашение на этот вечер! Значит, нашим распрям конец?
Марья Алексевна. И ничего подобного, Иван Иваныч! Мы с вами, конечно, соседи и близкие друзья… были… но денежки-то счёт любят!
Иван Иваныч (морщится). Не будем омрачать наш праздник разговорами о долговых обязательствах… Сделаем вид, что мы по-прежнему добрые друзья и соседи… Володя, налей нашим гостям вина!
Марья Алексевна. Мне, пожалуйста, бургундского… А Сонечке - лимонаду. (Соня обиженно грызет персик)
Забалуев. И мне бургундского, раз нет других букв алфавита.
Владимир (разливает вино по бокалам). А тебе, Андре?
Андрей. На твоё усмотрение.
Владимир. Тогда выпьем вместе со всеми бургундского… А вам, отец, - бренди, как всегда?
Иван Иваныч. Разумеется, ты же знаешь, что я не пью ничего другого.
Все чокаются и осушают бокалы, улыбаясь друг другу сквозь зубы, потом чинно рассаживаются по местам, хозяин делает знак слугам, те гасят свечи и поднимают занавес. Начинается пьеса.
Соня (оборачивается к Владимиру). А это правда, Владимир Иваныч, что вы дрались на дуэли из-за женщины?
Владимир. Никак нет-с, это из-за меня две дамы на балу подрались - фрейлина государыни и супруга греческого посла…
Соня (ахает). Прямо на балу?!
Марья Алексевна. Сонечка, пересядь к Андрюше! А вам, Владимир Иваныч, как не стыдно - такие пошлости молоденькой девушке рассказывать!
Владимир. Исключительно для поддержания светской беседы…
Соня (тянется к нему через брата). А правда, что…
Андрей (осаживает её). Смотри на сцену!
На сцене Никита-Отелло с физиономией и руками, намазанными жжёной пробкой, объясняется с венецианским дожем и отцом Дездемоны по поводу своей женитьбы. Анна-Дездемона тем временем неторопливо спускается по декоративной лесенке - с таким расчётом, чтобы оказаться в зале при последних словах мужа-мавра. Вдруг раздаётся треск, одна из подпорок ломается, но Никита проворно подскакивает и подставляет под падающую лестницу могучее плечо. Невредимая Анна выходит на сцену и трогательно прикладывает платочек к ссадине на его лице.
Никита-Отелло (заканчивает с пафосом). "Она меня за муки полюбила, а я её - за состраданье им!"
Зал рукоплещет, за кулисами мелькает перекошенное лицо Полины.
Полина (кусая локти). Надо было мне не подпорку подпилить, а ступеньки маслом намазать… Летела бы Анька до самого Петербурга без перекладных!..
Иван Иваныч (восторженно). Как она играет!.. Вы только посмотрите, как она играет!.. (не сводит глаз с Анны)
Владимир начинает похрапывать и роняет голову на плечо сидящему рядом Забалуеву.
Забалуев (пытаясь растолкать его). Владимир Иваныч!
Владимир (приоткрывая один глаз). Господин Забалуев? Бр-р-р! Приснится же такое! (откидывает голову на спинку кресла и снова засыпает)
Забалуев сердито пыхтит.
Соня. А почему Отелло верит грязным наветам этого гадкого Яго?
Забалуев. Потому что дурак-с!
Марья Алексевна. Жаль, что Лизаньки с нами нет. Посмотрела бы, что случается с девицами, которые замуж выходят, родителей не спросясь!
Андрей (бурчит). С теми, которые спрашивают, случается ещё хуже…
Забалуев. Но это не наш с Лизанькой случай!
Спектакль приближается к трагическому финалу. На сцену выкатывают огромный рояль.
Владимир (просыпаясь). Разве у Шекспира Дездемона играла на рояле?
Иван Иваныч. У Шекспира нет, а у нас будет! Должны же мы насладиться несравненным Аннушкиным голосом!
Анна поет, у всех зрителей - умилённые и просветлённые лица, один Владимир демонстративно затыкает уши.
Иван Иваныч. Соловей, ах, чистый соловей!
На сцене появляется Никита-Отелло и, спросив у Анны-Дездемоны, молилась ли она на ночь, начинает её душить прямо на рояле.
Владимир. Ну, кто же так душит? Церемонится с ней, как с драгоценной вазой… Схватил бы за шею да свернул ей, дуре, голову! (показывает руками, как правильно надо душить)
Марья Алексевна. Ежели вы всех актёрок передушите, Владимир Иваныч, кто ж у меня в театре играть-то будет?
Андрей (страдальчески). Maman, я же просил вас оставить эти нелепые претензии!
Владимир. Андре, жестоко лишать женщину единственного в провинции утешения - помечтать о несбыточном!
Марья Алексевна (шипит). Мальчишка… хам!
Пьеса заканчивается: жертвы оплаканы, злодеи наказаны. Актеры выходят на поклон, гости с энтузиазмом хлопают в ладоши. Вдруг аплодисменты становятся оглушительнее - стараниями Михаила, только что вошедшего в зал через боковую дверь.
Михаил (кричит громче всех). Браво! Бис!
Отбирает у оказавшегося рядом помещика букет цветов и бросает его через головы зрителей на сцену. Анна ловит букет и посылает Михаилу воздушный поцелуй.
Владимир (морщится). И этой вертихвостке, отец, вы собираетесь завещать всё состояние? (молчание) Отец, вы слышите меня?
Поворачивается и видит, что Иван Иваныч в судорогах корчится на полу.
Владимир (орёт благим матом). Доктора! Доктора сюда!
Общий переполох, шум и крики.