Форум сайта Елены Грушиной и Михаила Зеленского

Объявление


Добро пожаловать на форум сайта Елены Грушиной и Михаила Зеленского!!! Регестрируйтесь!!! Приятного общения!!! Доступ в раздел "Наше творчество", начиная с августа 2008 года, теперь только для зарегестрированных участников!!!

Переход на форум Оксаны Грищук

Переход на форум шоу "Танцы на льду"

Переход на форум Анастасии Заворотнюк

Переход на форум Татьяны Навки

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Форум сайта Елены Грушиной и Михаила Зеленского » Творчество форумчан » Горький яд ненависти - "Отблески Этерны" и "Флорентийка"


Горький яд ненависти - "Отблески Этерны" и "Флорентийка"

Сообщений 21 страница 30 из 30

21

Глава 18. Бал в честь помолвки

      Сидя рядом с Филиппом на диване в гостиной, Фьора держала в руках доставленное гонцом приглашение на бал — от принцессы Марии в честь помолвки девушки с принцем Максимилианом. Фьора не любила бывать на балах и прочих светских мероприятиях, но до недавних событий она посещала их по необходимости вместе с Филиппом, когда он был просто её сюзерен, а не законный муж. К тому же Фьору пугала перспектива очутиться при дворе, где все в курсе того, что она предала вассальную клятву и попыталась отравить своего сеньора.
Мысленно Фьора готовила себя к тому, что ей не избежать косых взглядов и шепотков за спиной. Она бы и рада была остаться дома и никуда не идти, но приглашение исходило от королевской дочери, а значит проигнорировать это приглашение и отказаться от посещения бала Фьора не могла, если только она не скажется больной. Но и этот вариант никуда не годился — все быстро поймут, что ей стыдно показаться при дворе после того, как она запятнала своё имя и свою честь.
— А что, Филипп, на балу без меня совсем не обойтись? Вряд ли кто-то будет рад меня видеть. Ты иди и повеселись, а я останусь, — Фьора умоляюще и с надеждой глядела на мужа, который скрестил руки на груди и покачал головой.
— Нет, Фьора. Ты не можешь проигнорировать приглашение на бал в честь помолвки принцессы. Не забывай, что ты дворянка, подданная Её Высочества. Мы оба должны появиться на этом мероприятии, — спокойным тоном Филипп развеял все надежды жены, что ей удастся уклониться от грядущего мероприятия.
— Я не хочу туда идти, хотя не имею ничего против принцессы Марии. Она очень добра, но не все дворяне и дворянки будут рады моему присутствию. Скорее всего, они съедят меня косыми взглядами и разговорами за моей спиной. Ты-то меня простил, но насчёт короля Карла и высшего света я не уверена, — Фьора придвинулась ближе к Филиппу и прижалась к нему, а он приобнял её за плечи.
— То, что между нами было — только наше дело, а не их. Поэтому не пошли бы они к чёрту. Я понимаю, что тебе стало страшно там появляться, но ведь я же буду с тобой, так что никому не дам портить тебе вечер шёпотом за спиной и косыми взглядами, — вселял Филипп уверенность в свою жену, целуя её в макушку и в висок. — Мы пойдём на этот бал вместе. Пусть знают, что между нами всё благополучно разрешилось, что мы счастливы в нашем браке.
— Я пойду на этот бал, но только потому, что рядом со мной будешь ты. Не оставляй только меня там одну даже ненадолго. Мне правда страшно там появляться без поддержки, — предельно честно поделилась Фьора с мужем своими опасениями.
— Тогда закажем тебе самое красивое платье, чтобы ты чувствовала себя увереннее, — Филипп совсем легонько и игриво ущипнул жену за кончик носа и тут же в него поцеловал.
— Разве что-то из моих имеющихся платьев не подойдёт? — спросила Фьора, прижав руку мужа к своей щеке.
— Нет, нужно непременно новое платье, самое нарядное — какое только можно сшить, чтобы ты блистала. Моя жена будет носить только всё самое лучшее, — Филипп тепло улыбнулся Фьоре и погладил её по щеке.
— Спорить не буду, тебе виднее, — уступила Фьора, не удержавшись от кокетливого смешка.
Все дни до девятого января прошли в подготовке к балу. Нанятая Филиппом портниха со всей добросовестностью и усердием взялась шить платье для Фьоры. Для будущего платья выбрали шёлковую ткань цвета морской волны, с Фьоры сняли мерки, работа в руках у портнихи буквально горела.
За короткое время платье удалось пошить, оно идеально сидело по фигуре Фьоры, подчёркивая её совершенство. Украсили платье вышитыми серебряными нитями морскими узорами и белоснежными жемчужинами с сапфирами.
В таком же стиле изготовили и новые туфли для Фьоры к предстоящему балу.
Чтобы поднять настроение жене, Филипп приобрёл для неё у ювелира новый гарнитур, состоящий из жемчужного ожерелья, серебряных браслетов и серебряного обруча, к которому крепилась жемчужная фероньерка, спускающаяся на лоб, словно капля.
В назначенный день бала, десятого января, Филипп и Фьора прибыли к королевскому дворцу в карете. Фьора не переживала за малыша Лучика, которого перед уходом из дома нежно прижала к груди и поцеловала во влажный носик — котёнок накрепко врос в сердца не только супругов де Селонже, но и в сердце мажордома Матье, который тоже души не чаял в серо-белом пушистике. Так что Фьора была за Лучика более чем спокойна и знала, что Матье хорошо позаботится о котёнке.
Когда карета довезла до дворца герцога и герцогиню де Селонже, Филипп вышел из кареты и помог выйти Фьоре, бережно взяв её под руку. Так вдвоём они поднялись по ступеням дворца, миновали широкие двери — где предъявили приглашение на бал, засвидетельствовали своё почтение королю Карлу с королевой Маргаритой и принцессе Марии с принцем Максимилианом — высоким и хорошо сложенным блондином с голубыми глазами, который то и дело влюблённо поглядывал на принцессу Марию, которая так же глядела на него. Супруги де Селонже поздравили с помолвкой Максимилиана и Марию, пожелав им обрести счастье в браке, выслушав тёплую благодарность от обоих.
Бальный зал был украшен цветочными гирляндами, горели множество свечей, столы ломились от изысканных блюд, играли на лютнях и гобое музыканты, гости — мужчины и женщины под музыку воздавали в танце почести музе Терпсихоре.
Как и обещал, Филипп не оставлял Фьору одну, как и все они принимали участие в увеселениях, отдавали должное вкусным закускам, танцевали…
Конечно, не обошлось без того, чтобы Фьора собрала на себя все косые взгляды, но рядом с мужем она не думала об этом, наслаждаясь вечером.
Хоть на празднике в честь помолвки принцессы Марии и принца Максимилиана собралось много дворян и дворянок, для Фьоры и Филиппа всего мира словно и не было — настолько они были поглощены друг другом и не отводили друг от друга влюблённых взглядов. Не стеснялись выказывать тепло и нежность своей половинке даже перед лицом всего двора.
И Фьоре с Филиппом было не важно, кто и что может о них подумать, когда она обвивала руками его шею и тянулась на носочках, чтобы поцеловать в щёку, а он крепко обнимал её и касался губами кончика носа своей прекрасной супруги или её макушки, целовал её руку.
Подобные выражения любви и тепла между Фьорой и Филиппом собирали на себе все завистливые взгляды приглашённых гостей, заставляли бледнеть и зеленеть от злости короля Карла и кардинала дю Амеля.
Музыка продолжала литься под сводами бального зала королевского дворца. Фьора была настолько уставшей от танцев, что отошла к столу с закусками и питьём, решив немного подкрепить свои силы.
Скоро и король Карл к ней присоединился, взяв со стола один кубок с вином и немного пригубив жидкость.
— Ваше Величество, — Фьора сделала реверанс, исполненный изящества.
— Как вам праздник, герцогиня де Селонже? — мягкость в тоне Карла, обратившегося к ней, показалась Фьоре подозрительной.
— Благодарю вас, Ваше Величество. Я нахожу его прекрасным. И я хотела сказать вам, что очень благодарна за то, что вы даровали мне помилование. Я так вам обязана, — произнесла учтиво Фьора и улыбнулась.

— Я рад, что вам понравился праздник. Что насчёт помилования — я даровал вам его только по просьбе Филиппа, который был готов на коленях просить за вас. Филипп мне как сын, поэтому не заставляйте меня сожалеть о том, что я помиловал вас по его просьбе, — сурово и вполголоса промолвил король, отпив из своего кубка немного вина.
— Ваше Величество, я сделала выводы из всего, что со мной случилось, и больше никогда не предам своего сюзерена и мужа. Филипп меня не попрекал, а Ваше Величество попрекает. Только вам всё равно не упрекнуть меня так сурово, как себя упрекаю я сама. Я хотела бы вернуться назад и никогда не совершать того подлого поступка, но время вспять не повернуть, — были проникнуты слова Фьоры искренним сожалением о недавнем прошлом. Грустно вздохнув, она покачала головой.
— Это хорошо, что вы всё осознали, герцогиня де Селонже. Говоря откровенно, я не рад, что Филипп женился на вас, но если своё счастье он видит только с вами, я не стану этому мешать. Надеюсь, что вы не заставите вашего супруга сожалеть о том, что он спас вам жизнь и дал своё имя, — Карл поднёс к губам руку Фьоры, оставил на ней лёгкий поцелуй и удалился от заставленных закусками столов к жене.
В то время, когда Фьора разговаривала с королём, Филиппа разыскал кардинал Рено дю Амель, не преминув втянуть в мало приносящий удовольствия разговор.
— Герцог де Селонже, мы с вами можем поговорить? — задал кардинал вопрос Филиппу.
— Смотря о чём, Ваше Высокопреосвященство, — проговорил Филипп, поглядывая на Фьору, которая стояла у столика с закусками и напитками, попивая вино, когда король предоставил её самой себе.
— Я не знаю, чего вы добивались, когда летом 1475 года в Мартенов день взяли в оруженосцы Фьору. Не зря я советовал никому её не выбирать, чтобы она с позором уехала в своё захолустье к мачехе, — кардинал хрустнул сложенными в замок пальцами. — Потом эта девица травит вас по наущению графа Кампобассо, за что и попадает в тюрьму. А вы, вместо того, чтобы предоставить эту особу её судьбе, выбили ей помилование и сделали своей женой. Тогда как этой девице место на виселице.
— Ваше Высокопреосвященство, хотите полетать с лестницы? Могу устроить, — со зловещей обходительностью проговорил Филипп, сжав ладони в кулаки.
— Что, простите? — не понял, о чём он, кардинал.
— Я это к тому, что если вы ещё хоть раз будете так говорить о моей жене, я спущу вас с лестницы — не посмотрю на ваш возраст и кардинальский сан, — с угрозой бросил Филипп поражённому дю Амелю и направился к жене, которая отдыхала от танцев за распитием вина из своего кубка.
Подойдя к Фьоре, Селонже взял из её руки кубок и поставил на стол, после привлёк жену к себе и крепко обнял, словно хотел спрятать внутри себя от всего мира. Фьора ответила ему объятием и потянулась на носочках, поцеловав в щёку, а он прикоснулся губами к её чёрной макушке.
— Как тебе праздник, любимый? — полюбопытствовала Фьора у мужа. — Лично мне нравится… И я бы осталась здесь подольше, но, похоже, перебрала с вином…
— Хорошо, но я бы предпочёл сейчас быть дома с тобой, — ответил ей Филипп.
— Давай извинимся перед принцессой Марией и поедем домой? — попросила Фьора, взяв мужа за руку.
— Как угодно тебе, моя дорогая, — согласился Филипп, поцеловав в кончик носа жену.
Вместе они разыскали среди весело проводящих время гостей принцессу Марию и извинились перед ней, что им приходится уходить. Принцесса Мария не осталась в обиде и пожелала хорошо добраться домой.
Вернувшись ночью домой, Фьора и Филипп уединились в спальне, решив предаться взаимно приятному занятию для них обоих, раздевшись и задёрнув полог кровати. Забыв обо всём на свете, они с упоением отдавались друг другу в горячке ласк и жаре объятий. Тишину спальни нарушали только страстные стоны и вздохи с кокетливым смехом Фьоры.
Торжество сорвавшихся с цепей чувств и желаний, пылкость и нежность, прохлада и жар — жаждущие всё больше.
Когда мужчина и молодая женщина достигли пика наслаждения, и когда ураганное буйство прошло, они лежали в обнимку и с восхищённым теплом смотрели друг на друга. Только стены комнаты и балдахин были молчаливыми свидетелями всего, что только что происходило.
— Это было так хорошо, что хочется испытать подобное ещё раз, — кокетливо засмеявшись, Фьора нежно провела рукой по щеке Филиппа и взлохматила густые чёрные волосы любимого.
— Родная, нам завтра нужно собрать свои вещи. Поедем в свадебное путешествие на родину твоего любимого Данте, — ласково усмехнувшись, Филипп взял за руку жену и поцеловал её тонкое запястье.
Прильнув к Филиппу ещё ближе, Фьора запечатлела поцелуй на его плече и укрыла их обоих одеялом. Завтра им предстояли сборы во Флоренцию…

0

22

Глава 19. Свадебное путешествие

      Следующим же днём Филипп и Фьора собрали саквояжи в дорогу. Много вещей они с собой решили не брать. Матье помогал своему господину и госпоже собрать вещи.
Фьора хотела взять с собой в свадебное путешествие до Флоренции и своего пушистого друга Лучика, но Филипп и Матье убедили Фьору, что этого делать лучше не надо — во избежание того, что котёнок может испугаться в дороге, сбежать и потеряться, а дома в особняке на улице Роз Матье де Прам вполне способен хорошо позаботиться о котёнке в отсутствие хозяев, тем более что мажордом искренне привязался к кошачьему детёнышу и не чает в нём души.
Фьора согласилась с доводами мужа и Матье. На прощание Фьора с нежностью и очень бережно прижала к груди котёнка и поцеловала в маленький влажный носик, почесав ему за ушками и прошептав:
— Лучик, мой хороший, твои мама и папа ненадолго уедут в путешествие. О тебе позаботится Матье. Веди себя хорошо, мой маленький.
Потом Фьора передала котёнка на руки Матье и поцеловала любимца в серую макушку.
Затем малыш Лучик получил положенную ему ласку от Филиппа — мужчина почесал ему за ушками, поцеловал в макушку и в носик, погладив по серой головёнке.
— Лучик, не скучай без нас, мой хороший. Будь умничкой и не бедокурь. Да ты мой маленький, — Филипп ласково потрепал котёнка по головке и взял в руки свой саквояж с вещами вместе с саквояжем жены. — Фьора, милая, нам пора, — обратился он мягко уже к жене.
— Ваша Милость, госпожа герцогиня, желаю вам приятной поездки и хорошо отдохнуть, — пожелал Матье, бережно прижимая к себе и гладя Лучика, которому захотелось поиграть с его волосами. — С Лучиком всё будет хорошо. Я позабочусь о нём в ваше отсутствие, — пообещал молодой человек Фьоре и Филиппу.
— Я нисколько в тебе не сомневаюсь, Матье. Уверена, что с тобой Лучик под надёжным присмотром, и что дом тоже будет содержаться в порядке, — сказала с мягкой доброжелательностью Фьора, улыбнувшись Матье.
— Матье, я думаю, что ты прекрасно со всем справишься. Я всецело тебе доверяю. Уверен, под твоим бдительным присмотром с Лучиком и домом ничего не случится, — выразил Филипп своё мнение, которое очень польстило Матье.
— Господин герцог, госпожа герцогиня, вы можете ни о чём не переживать. Я обо всём позабочусь. Особенно о Лучике, — заверил Матье хозяев.
Уверившись, что за время их отсутствия с Лучиком и с домом ничего не случится, Филипп и Фьора со всем комфортом устроились в карете, кучер ловко правил лошадьми.
Супруги де Селонже держали путь в Марсель, где они уже планировали сесть на корабль, плывущий до Италии. Всё время путешествия Фьора с любопытством глядела на проносящиеся перед её взором виды из окошка кареты, могла задремать — прислонившись к мужу, заботливо укрывающему её тёплым пледом, или ей удавалось уговорить Филиппа почитать ей «Тристана и Изольду»…
До Марселя они добрались очень удачно, где сели на корабль «Минерва», плывущий в Геную.
Фьора же пребывала в приподнятом настроении и получала удовольствие от путешествия на корабле. Филипп переживал, что с непривычки Фьору будет мучить морская болезнь, но молодая женщина довольно быстро втягивалась в морскую жизнь, и морская болезнь её спутницей не стала.
Часто герцогиню де Селонже можно было увидеть в солнечные и ясные дни на палубе корабля — либо она оттачивала под руководством Филиппа свои боевые навыки, либо расспрашивала матросов про азы их работы.
С неподдельным живым интересом Фьора просила людей из экипажа корабля научить её вязать морские узлы, разбираться в картографии, прокладывать путь и ориентироваться на местности в открытом море, управлять кораблём.
И матросы с «Минервы» охотно шли навстречу Фьоре, помогая ей осваивать то, чем она так жадно интересовалась, под руководством капитана корабля ей даже позволили постоять у штурвала и править кораблём.

Новые увлечения приносили Фьоре море приятных впечатлений, похоже, что герцогине де Селонже понравилось примерять на себя роль морячки, и подобный интерес к морскому делу со стороны знатной дамы очень льстил капитану и команде.
Искренне радовался и Филипп, видя, что его жена довольная и радостная, увлечённая чем-то новым. Селонже нравилось видеть, как Фьора наслаждается временной морской жизнью, какими весёлыми и задорными огоньками горят её серые глаза, как губы часто трогает улыбка, а здоровый румянец окрашивает щёки.
Часто Фьора и Филипп вместе любовались морской гладью, отражающей чистоту небесной сини, и высматривали в морских волнах дельфинов, подставляли лица морскому бризу. Фьора нередко в разговоре с мужем делилась со всей пылкостью своими впечатлениями от их путешествия, радуясь тому, что впервые покидает Францию и увидит новую для себя страну, впервые видит море не на полотнах художников…
Для Филиппа путешествия не были в новинку, но он мог понять и разделял восторг Фьоры от поездки.
Ночами же Фьора и Филипп уединялись в своей каюте и вкушали наслаждение плотской любовью в объятиях друг друга, к взаимному удовольствию. Как в воду они ныряли в это сладостное безумие с головой не один раз за ночь, вновь и вновь познавали радость обладать и отдавать, и к утру засыпали усталые и счастливые в обнимку. Фьора крепко прижималась к мужу и утыкалась носиком ему в грудь, посапывая тихонько во сне, Филипп так же крепко её обнимал и приникал в поцелуе к её чёрной макушке.
Погода, очевидно, благоприятствовала «Минерве», балуя солнечным теплом и наполняя паруса попутным ветром. В Геную корабль прибыл довольно быстро.
По просьбе Фьоры Филипп согласился на несколько дней остаться в Генуе и посмотреть город.
Муж и жена нашли хороший постоялый двор и выбрали самую уютную и комфортабельную комнату. Часто они выбирались погулять по старинным улочкам города, посещали церкви — где Фьора любовалась фресками и скульптурами, бывали в художественных мастерских, устраивали пикники на природе.
На четвёртый день, немного отдохнув от длительного морского путешествия, Фьора и Филипп наняли баржу до Флоренции.
Путь не занял у них очень много дней, добрались до города Красной лилии супруги благополучно.

Во Флоренции муж и жена остановились в гостинице «Кроче ди Мальта», где первые два дня отдыхали после дороги в снятой ими комнате, еду и питьё им приносила прислуга.
Благодаря помощи хозяина гостиницы Филипп и Фьора смогли найти для себя в аренду за приемлемую цену милую виллу во Фьезоле — пригороде Флоренции, откуда можно было добраться до города.
Вилла стала прекрасным пристанищем для супругов, хотя туда они возвращались только вечером, предпочитая дни напролёт гулять по старинным и извилистым улицам Флоренции, любоваться красотами города и церквей с собором Санта-Мария дель Фьоре, устраивали романтические пикники на берегу реки Арно, посещали художественные мастерские.
Фьора и Филипп даже заказали их совместный портрет у одного молодого художника с довольно красивым именем Леонардо Да Винчи, заранее заплатив ему за работу довольно щедрое вознаграждение.
У лучших портных Филипп заказал для Фьоры немало красивых платьев по флорентийской моде, чтобы из Флоренции его жена увезла не только приятные воспоминания. Спустя пару недель Фьора стала обладательницей немалого числа платьев, которые подчёркивали её утончённую и нежную красоту.

Нередко муж и жена делали пожертвования местному приюту для подкидышей.
В суконных лавках Фьоре удалось найти красивые ткани — подарки для Кьяры и Матье, чтобы они могли заказать себе у портных красивые наряды. Смогла Фьора и раздобыть выкройки женского и мужского костюмов.
Художник Леонардо по-прежнему приходил на дом к Фьоре и Филиппу писать их совместный портрет.
У супругов Селонже его всегда хорошо принимали, и нередко спустя многих часов позирования для портрета компания часто вместе ужинала и воздавала должную хвалу за трапезами местным винам.
Пусть итальянские вина пришлись по вкусу чете Селонже, всё же они не смогли заставить их разлюбить вина родной Франции.
За ужином часто велись разговоры о любимых литературных произведениях, об искусстве, Леонардо часто рассказывал о своих заказах — которые ему поручает правящая в городе семья Медичи.
Как узнали Фьора и Филипп из рассказов Леонардо, дож Флоренции — Лоренцо ди Медичи не жалеет средств на то, чтобы в его городе развивались науки и искусства, коммерция, медицина, щедро жертвует деньги на благотворительность и оказывает протекцию наиболее талантливым учёным и деятелям искусства…
— Смотри, Филипп, вот так привезёшь ты меня в Селонже, а я там устрою мини-Флоренцию, — шутливо и в кокетливой манере роняла Фьора, заигрывая с мужем, касаясь его ноги своей ногой под столом и кладя свою руку на его колено, пока никто не видит.
— Я охотно поддержу все твои начинания, любимая, — ласково усмехаясь, Филипп перехватывал руку жены, которую она клала на его колено, и прижимал к своим губам.
Фьора довольно хихикала, глядя на мужа игривым взором серых глаз, в котором горели озорные искорки.

До июня 1477 года Фьора и Филипп наслаждались своим отдыхом во Флоренции.
Каждый день их обязательно был наполнен чем-нибудь приятным, будь то романтический пикник на природе — на берегу реки Арно, визиты в художественную мастерскую, совместные трапезы с приглашёнными к ним в гости людьми творчества, прогулки по городу, посещения месс в Дуомо — не столько ради самого богослужения, сколько ради того, чтобы полюбоваться прекрасными фресками…
К тому времени Леонардо закончил портрет Фьоры и Филиппа. На полотне была изображена супружеская пара, сидевшая в обнимку на обитой подушками скамье. Лица людей на портрете светились радостью, губы мужчины и его супруги улыбались, карие глаза мужчины и серые глаза молодой женщины излучали тепло и нежность.
Как Леонардо признался Фьоре и Филиппу, ему было в удовольствие писать их портрет, потому что всегда приятно смотреть на счастливых и любящих друг друга людей.
Флоренция, город, где властвуют Медичи, запечатлелся в сердцах Фьоры и Филиппа, заключил их души в прекрасную тюрьму — откуда не хочется сбегать. Флоренция, словно сотканная из солнечного света, красоты, искусства, улыбок, опьяняющая лучше любого вина…
Фьору посетило чувство, что она могла бы остаться здесь навечно, но, как бы сильно ни сроднилась Фьора сердцем с городом Красной лилии, уезжать отсюда всё-таки придётся, но частичка души герцогини де Селонже всё равно останется в этом городе, который не может не пленять.
На прощание Фьора и Филипп устроили праздничный ужин для своих добрых приятелей, которых они обрели во Флоренции. Леонардо выражал надежду, что супруги Селонже когда-нибудь снова посетят Флоренцию, и ему будет в радость снова проводить с ними время.
Фьора и Филипп выразили взаимную надежду, что они смогут вновь приехать во Флоренцию, вновь увидятся с Леонардо и их общими приятелями, пожелав Леонардо не бросать искусство и сказав на прощание, что с его талантом он имеет шансы войти в историю…
Следующим днём Филипп и Фьора наняли экипаж до Генуи, но покидали Флоренцию они с заметно пополнившимися саквояжами, также везя в тубусе написанный Леонардо их портрет.

Обратное путешествие из Флоренции домой было благополучным для новобрачных, которые сполна насладились поездкой.
По возвращении домой в сентябре 1477 года Фьора и Филипп застали особняк на улице Роз благополучно стоящим на своём месте.
Котёнок Лучик за время отсутствия хозяев успел весьма подрасти и из маленького и трогательного, милого и пушистого комочка превращался в наглого серо-белого котищу. И этот наглый кот, купавшийся в любви своей двуногой няни Матье, стоило Фьоре и Филиппу переступить порог дома и закрыть за собой двери, тут же оказался подхвачен на руки Фьорой и нежно прижат к её груди.
Фьора не уставала целовать Лучика в макушку и влажный носик, приговаривая:
— Лучик, мой хороший, мама с папой вернулись! Ты не скучал без нас? Какой же ты красивый, холёный. Сразу видно, что Матье хорошо о тебе заботился.
Потом уже Лучик получил свою порцию ласки от Филиппа, который не преминул обнять кота и тоже расцеловать его то в нос, то в серую макушку.
Лучик довольно мурлыкал, закрыв глаза.
Отпустив Лучика по его кошачьим делам, Филипп преподнёс Матье в подарок купленные во Флоренции ткани для него и выкройки мужского костюма по флорентийской моде, чтобы мажордом смог обновить свой гардероб.
— Мой господин, большое спасибо, мне очень приятно, — проронил с благодарностью Матье, зарываясь в ткани лицом. — Такие приятные на ощупь и красивые…
— Это Фьора для тебя подарок от нас двоих выбрала, — ответил Филипп, привлекая к себе довольно улыбающуюся жену.
— Госпожа, благодарю вас. Признаться, не ожидал. Спасибо за такой подарок. Вы обладаете очень хорошим вкусом в выборе подарков, — выразил Матье благодарность к Фьоре.
— О, мы рады, что тебе понравился подарок, Матье. За время нашего отсутствия ничего не случилось? — поинтересовалась Фьора, ближе прильнув к мужу.
— Всё хорошо, моя госпожа. Как видите, Лучик растёт и радует глаз, и дом на том же месте, где вы с господином оставляли, — ответствовал Матье, склонившись и погладив трущегося о его ноги и мурчащего Лучика.
— Матье, тебе будет задание отнести наверх вещи и разобрать. Будь добр, — дал Филипп поручение мажордому.
— Сделаю, господин, — тут же отозвался Матье, взяв в каждую руку по саквояжу, поднимаясь по лестнице.
— И я буду очень тебе благодарна за какой-нибудь простой обед. Очень кушать с дороги хочется, — сказала вдогонку Матье Фьора, и желудок молодой женщины заурчал, подтверждая её слова.
— Сделаю, госпожа, — ответил ей Матье.
— А я немного отдохну с дороги, и завтра навещу Кьяру. То-то она обрадуется подарку, — сказала Фьора уже Филиппу, потянувшись на носочках и поцеловав мужа в щёку.
— Или мы навестим Кьяру вместе, — предложил Филипп, нежно коснувшись в поцелуе лба супруги.

0

23

Глава 20. Достойный подлеца финал

      Все вещи были разобраны и разложены по предназначенным для них местам.
Филипп и Фьора радовались возвращению домой в родные стены, за обедом отдали должное кулинарным умениям Матье — с аппетитом съев приготовленный им омлет с сыром и листьями базилика, запивая пищу разбавленным вином.
Рассказывали Матье о том, что им довелось увидеть, и какие впечатления они привезли с собой из свадебного путешествия.
Матье запойно слушал своих господ, искренне радуясь за них, что из свадебного путешествия они вернулись отдохнувшие, довольные и получившие море приятных впечатлений.
После сытного обеда супруги Селонже чувствовали себя более бодрыми, чем в первые минуты, когда ступили на порог особняка на улице Роз.
Вдоволь Фьора и Филипп уделили внимание Лучику, играя с ним и беря на руки, обнимая, расцеловав кота в носик и пушистые щёки.
Нашли самодельную игрушку, которую для Лучика сделал Матье — привязанный верёвкой к палке бантик из бумаги и сшитая игрушка в виде мыши, за которыми Лучик с удовольствием и со всей своей энергичностью молодого существа гонялся.
Утомившись от подвижных игр, Лучик развернулся к хозяевам своей филейной частью, задрав пушистый хвост, и прошествовал к дивану, на который запрыгнул и свернулся там клубочком.
Поняв, что Лучик не расположен дальше играть, супруги уединились в кабинете Селонже с бутылкой вина и лютней, воскресив их былую традицию с той поры, когда Фьора была ещё просто оруженосицей Филиппа.
В своё удовольствие герцог и его юная супруга опустошали бутылку вина и распевали песни под аккомпанемент лютни. Их совместное музицирование продолжалось долго, как мог посудить Матье, иногда приносящий им нарезанные фрукты в качестве закуски.
Но из кабинета герцога и герцогиню де Селонже выманило известие Матье, что к ним пришла графиня Кьяра Альбицци.
Веселье с песнями под лютню перенеслось в гостиную особняка, куда Филипп велел подать закуски и вина для Кьяры. Подруги вдосталь наобнимались, выражая радость снова видеть друг друга после нескольких месяцев разлуки.
Кьяра осталась безумно довольна подарком Фьоры, за который не уставала её благодарить и мягко ей выговаривать за то, что Фьора так потратилась. Но Фьора на распекания подруги лишь добродушно посмеивалась и отвечала, что Кьяра всё равно не смогла бы помешать ей побаловать её.
В ходе совместных посиделок Кьяра расспрашивала Фьору и Филиппа о том, как проходило их путешествие, как они отдохнули и каких новых впечатлений набрались в другой стране.
Филипп и Фьора удовлетворяли любопытство юной Альбицци, рассказывая ей обо всём, что повидали за всё время путешествия. Кьяра же радовалась за лучшую подругу и её мужа, что их свадебный вояж был для них приятен и подарил только приятные впечатления.

Вечером Кьяра попрощалась с Фьорой и Филиппом, покинув гостеприимные стены особняка на улице Роз. Филипп распорядился, чтобы кучер отвёз Кьяру в особняк принцессы Марии, и карета увезла Кьяру к дому её сеньоры.
— Я так рад, что у тебя есть столь верная подруга, — Филипп приобнял жену за плечи и прикоснулся губами к её лбу. — Вот думаю, чем бы нам ещё себя занять?
— Ты бы мог почитать мне «Илиаду» или «Диалоги» Платона, — предложила Фьора, прильнув к мужу.
— Вот же плутовка. Знаешь, что мне трудно тебе отказать. Странный выбор для вечернего чтения, — шутливо и мягко попенял Филипп Фьоре, подхватив её на руки, а молодая женщина обвила руками его шею.
Со своей дорогой ношей на руках мужчина преодолел ступеньки, дошёл до дверей спальни и пересёк порог, донёс жену до кровати и осторожно опустил на перину, удалившись в библиотеку. Оттуда уже он вернулся с книгой в руках, на обложке красовались имя автора Гомер и название «Илиада».
Удобно устроившись с книгой в кровати, муж и жена прильнули друг к другу. Филипп читал поэму своим звучным и хорошо поставленным голосом, держа одной рукой книгу, а другой рукой гладя по спине Фьору, голова которой покоилась на его груди.
Закрыв глаза, Фьора внимательно слушала, что муж ей читает, погрузившись в происходящее в произведении с головой.
И подобное времяпровождение было по душе обоим. И мужчина, и его жена — оба наслаждались уютом и умиротворением, оба рядом друг с другом словно забывали о существовании всего мира за стенами их комнаты.
Иногда Филипп брал небольшие паузы, чтобы его голосовые связки немного отдохнули, и бросал исполненные тёплой нежности взгляды на Фьору, которая лежала с закрытыми глазами, немного впадая в полудрёму.
— Почему ты перестал? Мне так нравится твой голос, — тихонько шептала Фьора, крепче прижимаясь к нему, а пухлые губы её расплывались в счастливой улыбке.
— Как скажет самая прекрасная и вредная женщина Франции, — с ласковой иронией ронял Филипп и возвращался к чтению поэмы.
Но их мирные и идиллические чтения нарушил стук в двери комнаты.
— Да, Матье? Можешь зайти, — разрешил Филипп, отложив книгу в сторону на прикроватную тумбочку.
— Ой, я немного задремала, — проговорила Фьора, зевнув и потянувшись.
Матье переступил порог комнаты.
— Господин герцог, госпожа герцогиня, простите, что вам помешал, — произнёс Матье. — Только что был гонец от короля к Его Милости.
— Гонец что-то передавал? Где он? — с ходу задал вопросы Филипп, встав с кровати.
— Велел передать вам послание и отбыл обратно, — Матье передал Филиппу запечатанный конверт.
Филипп вскрыл его и достал лист бумаги, бегло пробежав его глазами:
«Кардинал Бенедикт (Рено дю Амель) — герцогу Филиппу де Селонже.
Рад приветствовать Вас, герцог де Селонже. И желаю приятного дня. Сообщаю Вам, что неделю назад был пойман и препровождён в Бастилию Ваш несостоявшийся убийца граф Кампобассо. В этот раз его стерегут гораздо строже, чем в прошлый раз, чтобы не допустить нового побега. Суд над ним был позавчера, где постановили лишить графа Кампобассо дворянского достоинства и повесить за шею, пока не наступит смерть.
Остаюсь искренне Ваш, с наилучшими пожеланиями,
Кардинал Бенедикт (Рено дю Амель)».
Прочитав письмо, Филипп сложил вчетверо бумагу и положил в карман своих штанов.
— Любимый, что-то случилось? — немного беспокойно спросила Фьора, не отводя от мужа взгляда серых глаз.
— Да так, родная. Требуется моё присутствие. Но ничего плохого не случилось. Я пробуду недолго. Не скучай без меня, — поцеловав Фьору в кончик носа и в макушку, Филипп быстро вышел из спальни, после прихватил из оружейной пистолет и зарядил его, затем зашёл в конюшню, где самостоятельно седлал коня Гермеса.
Пустив Гермеса рысью, Филипп спустя непродолжительное время добрался до Бастилии. Спешившись, мужчина привязал коня за поводья к коновязи и решительно постучал в двери.
Открыли ему охранник и комендант — те же самые, как и в прошлый раз, когда Филипп навещал в тюрьме Фьору и забирал её из этого богом проклятого места.
— Герцог де Селонже, чем обязаны такой чести? — учтиво полюбопытствовал комендант и поклонился.
Охранник поклонился совершенно молча.
— Я хочу видеть графа Кампобассо, которого здесь держат. Это можно устроить? — не стал Филипп тратить время на долгие разговоры.

— Да, герцог де Селонже. Жюльен вас проводит, — комендант указал на охранника.
— Ваша Милость, пойдёмте? — предложил охранник.
— Показывайте дорогу, — бросил ему Филипп.
Жюльен привёл Филиппа извилистыми коридорами тюрьмы до камеры Кампобассо, и Селонже сразу узнал ту камеру, в которой держали Фьору — пока Филипп не заплатил коменданту звонкими чеканными монетами, чтобы режим пребывания Фьоры в тюрьме смягчили.
«Этот подонок больше заслужил пребывание здесь, чем обманутая им Фьора, которую он подстрекал убить меня», — подумал Филипп, вместе с охранником заходя в камеру Кампобассо, которую сторожили два вооружённых стражника. Охранник остался за дверью и не заходил с Филиппом в камеру.
С прошлого визита Филиппа в тюрьму в этой камере не изменилось ничего: тот же холод и сырость, та же сочащаяся с потолка и стен плесень, та же гнилая и дурно пахнущая солома. Только в этот раз обитатель камеры был зрелый мужчина старше сорока лет, одетый в грубое грязно-серое рубище, а не юная и напуганная девушка.
Филипп не без удовлетворения отметил про себя, что его несостоявшийся убийца, направлявший руку Фьоры, сильно побледнел и заметно похудел на лицо, некогда красивые и густые чёрные волосы с проседью теперь были засаленные и висели безжизненной паклей. На разбитой губе запеклась кровь, похудевшее лицо украшали тёмные синяки и ссадины, один глаз его был заплывший.
— А, герцог де Селонже, первый маршал Франции, — Кампобассо отвесил небрежный поклон, на губах его зазмеилась недобрая ухмылка. — Наверняка довольны тем, в каком состоянии застали меня?
— Ты угадал. Ты там, где и должен быть. Наконец-то попался. Конец твоим интригам, все твои карты биты, — с издевательски галантной улыбкой обронил Филипп, с насмешкой глядя на своего противника и соперника за должность первого маршала — в его довольно жалком состоянии.
— Зачем пришёл сюда?
— Поглядеть в глаза той твари, которая подбила на преступление наивную и неискушённую девчонку, обвесив лапшой её уши, а потом прибить своими руками, — Филипп вытащил из-за пояса пистолет, направив дуло на опешившего и поражённого таким поворотом Кампобассо. — Я много кого отправил в Ад за свою жизнь. Так что мне не впервой пускать кому-то пулю в лоб. Ты знаешь, я не промахиваюсь.
— Что, убьёшь меня? В самом деле, Селонже? Убьёшь меня? — осклабился Никола, стараясь скрыть нервную дрожь в теле и волнение в голосе. — А что, если я не причастен? Что, если твоя непорочная прекрасная дама сама придумала этот план и осуществила? Её ты пощадил!
— Заткнись! Закрой рот! Не смей даже касаться в разговоре Фьоры! Думаешь, я не знаю, что это ты заморочил ей голову сплетнями обо мне и сыграл на её ненависти к убийце её отца, чтобы всучить Фьоре в руки яд?! Ты жалок. Даже теперь, когда я знаю, что это ты устроил на меня покушение руками Фьоры, ты трусливо вертишься как уж на сковородке, сваливая всё на Фьору! — рявкнул Филипп, держа на мушке Никола и чуть надавив на курок.
— Однако девчонку ты пощадил… Спас её от наказания, выбил ей помилование, сделал своей женой… Могу только поздравить, — ядовито и небрежно буркнул Никола, пытаясь двинуться в сторону от дула пистолета, но Селонже продолжал держать его на мушке.
— Я не убиваю тех, кто говорит мне правду и раскаивается в содеянном. А ты? Думал, что сможешь так просто задурить голову наивной и легковерной девчонке, подбить её на дурное дело, предать её доверие и бросить одну разгребать все последствия после провала, и тебе за это ничего не будет? Ошибаешься, придётся за это платить, — скривились губы Филиппа в злой усмешке.
— Селонже, какой же ты рыцарь, раз наставил пистолет на безоружного противника? — попытался Никола подначить Филиппа, но попытка не удалась.
Селонже остался невозмутимым.
— Противника здесь я не вижу. Зато есть тварь, недостойная рыцарских шпор, ты заслужил быть пристреленным как бешеная псина, — Филипп нажал на спусковой крючок пистолета, выстрелив в Никола, снеся ему половину черепа, во все стороны брызнула кровь, и мозги из простреленной головы оказались на стене. В камере запахло железом и солью.
На звуки выстрелов прибежали охранник и два стражника. Все трое шокировано оглядывали то тюремную камеру, то труп узника с простреленной головой.
— Здесь нужно убрать. Зато французскому правосудию не придётся мараться, — только и бросил небрежно Филипп, выйдя из камеры.
Выход он нашёл самостоятельно и быстро, простился с комендантом и пожелал приятного вечера.
Отвязав от коновязи Гермеса, Филипп ловко вскочил в седло и пустил коня рысью.
Филипп не испытывал никаких сожалений от того, что пристрелил Никола как больное бешенством животное. Молодой человек испытывал только облегчение от того, что смог отплатить Кампобассо за то, что тот подстрекал Фьору убить его, и за то, что предал доверие девушки. Теперь же на одного скользкого и подлого человека в мире стало меньше.

Добравшись до дома, мужчина привёл Гермеса обратно в конюшню, расседлал его, завёл в стойло и оставил заботам конюха.
Свой колет Филипп бросил в корзину с грязным бельём, чтобы не напугать пятнами крови на одежде жену, оставшись в рубашке и штанах с сапогами.
Закрыв входную дверь, Филипп отнёс пистолет обратно в оружейную, вернулся в спальню и застал Фьору не спящей. Молодая женщина лежала в постели под одеялом, уже одетая в ночную сорочку.
— Ты всё это время не спала? — удивился немного Филипп, пройдя до кровати и сев на край, погладив жену по щеке.
Фьора перехватила его руку и прижала к своей груди, ласково улыбнувшись.
— Я ждала тебя. Вернёмся к нашим чтениям?
— С удовольствием.

0

24

Привет, дорогая! Я, конечно, очень рада, что ты так любишь этот сюжет. Но боюсь, читать фанфики на данную тему мне тяжело, потому что с первоисточником, увы, я совершенно не знакома. Ясно одно - здесь, в "Горьком яде ненависти", снова главные герои Фьора и Филипп. Мне интересно, сколько всего планируется глав. История будет такой же объёмной, как "Убийца-неудачница"?

0

25

Кассандра написал(а):

Привет, дорогая! Я, конечно, очень рада, что ты так любишь этот сюжет. Но боюсь, читать фанфики на данную тему мне тяжело, потому что с первоисточником, увы, я совершенно не знакома. Ясно одно - здесь, в "Горьком яде ненависти", снова главные герои Фьора и Филипп. Мне интересно, сколько всего планируется глав. История будет такой же объёмной, как "Убийца-неудачница"?

Привет, моя хорошая. Эту историю можно читать как оригинальное произведение. И она близится к финалу. Там всё равно жанр альтернативная мировая история

0

26

Глава 21. Мирное течение жизни и радостные вести

— Герцог де Селонже, потрудитесь объяснить, зачем было простреливать голову уже приговорённому преступнику к лишению дворянского достоинства и к смертной казни? — Карл Смелый прислонился к спинке кресла в своём кабинете, испытующе глядя на сидящего перед ним Филиппа.
Любой другой смутился бы под таким пристальным взглядом, но только не Селонже. Филипп глядел прямо в лицо своему сюзерену и не отводил взора карих глаз.
— На вопрос отвечу, Ваше Величество. Этот подлец Кампобассо не стоил даже верёвки, на которой его должны были повесить. У меня к нему свои счёты, — прозвучал спокойный ответ Филиппа.
— Однако вы потратили на него пулю. Которой он не стоил.
— Мне не хотелось, чтобы жила такая мразь. Кампобассо покушался на меня руками Фьоры, а потом предал её и трусливо сбежал. Вы не видели, как Фьора плакала, когда об этом узнала ещё в тюрьме. Она-то его любила как отца… — проронил Филипп. — Так что подонок поплатился за то, что предал её любовь и доверие.
— Раз речь зашла о Фьоре, герцог де Селонже. Расскажите, как вы живёте?
— Живём душа в душу, Ваше Величество. Во время данного вами отпуска мы ездили в свадебное путешествие во Флоренцию. Обогатились новыми впечатлениями, хорошо отдохнули, завели много интересных знакомств. Фьора и я получили такое удовольствие от поездки, — делился с королём Селонже.
— Я рад, что ваше свадебное путешествие прошло хорошо, и также рад тому, что вы оба довольны своим браком.
— Ваше Величество, если вы позволите, то мне нужно идти. Мне и Фьоре нужно собираться в дорогу. Мы хотели проверить, в каком состоянии находятся наши с ней владения, — спросил Филипп позволения покинуть кабинет короля.
— Вы можете быть свободны, герцог де Селонже. Желаю вам удачной поездки, — благодушно пожелал Карл.
— Благодарю вас, Ваше Величество. Желаю приятного дня, — попрощался с монархом Филипп.

Вернувшись домой, Филипп занялся тем, что вместе с женой и с помощью верного Матье собирал вещи в предстоящую дорогу.
Сборы не отняли у них много времени. Фьора и Филипп решили не брать с собой в дорогу много вещей.
Матье заверил своих господ, что в их отсутствие с Лучиком и с домом всё будет хорошо.
Так что Филипп и Фьора уезжали со спокойной душой.
Пока Фьора ехала в повозке вместе с мужем в Бертен, она не могла не думать о том, что в прошлый раз повод для приезда в Бертен её и Филиппа был скорбный — тяжёлая болезнь и смерть Иеронимы с Карлой и Пьетрой.
Тогда Филипп подставил Фьоре плечо в трудное для неё время, тогда они и сблизились по-настоящему.
Сейчас повод для приезда в Бертен был более приятный. Фьора приезжала в Бертен уже как герцогиня де Селонже, замужняя женщина.
В Бертен они прибыли довольно быстро, слуги обеспечили очень тёплый приём, в отсутствие Фьоры в Бертене управляющий Этьен де Бриньи довольно хорошо справлялся со всеми возложенными на него обязанностями.
Родные края Фьоры не бедствовали, нигде не было запустения и бедности.
Прислуга замка Бертен и живущие на землях крестьяне очень обрадовались известию, которым Фьора с ними поделилась, что вышла замуж за герцога де Селонже, и теперь в Бертене есть не только госпожа, но и господин.
Три недели Фьора и Филипп счастливо прожили под крышей замка, где Фьора росла, где проходило её детство.
Не раз муж и жена вместе собирали цветы и относили их в усыпальницу герцогов де Бертен, где покоились родная мама Фьоры — Мария Бельтрами де Бертен, Франческо Бельтрами де Бертен, его вторая жена Иеронима Бельтрами де Бертен и две дочери покойного герцога от его второй жены — Карла и Пьетра.
В один из дней, как обычно принеся усопшим свежих нарванных цветов, Фьора и Филипп молились стоя на коленях за души её близких.
— Герцог Франческо, герцогиня Мария, герцогиня Иеронима, Карла и Пьетра… я знаю, что причинил вашей семье горе, которое никогда не искупить, — услышала с удивлением Фьора шёпот Филиппа, — но я вам клянусь своей рыцарской честью всегда любить Фьору, оберегать и быть ей верным до конца своих дней. Я не жду, что вы меня простите. Могу только сказать вам, что буду стараться всеми силами, чтобы Фьора была счастлива, и что я её люблю… Покойтесь с миром.
— Отец, матушка Мария, матушка Иеронима, Карла и Пьетра… мне жаль, что вас нет со мной сейчас, что вы не можете разделить мою радость… Я обещаю вам быть достойной своего имени и всегда заботиться о живущих на наших землях людях… Я лишь надеюсь, что вы не сильно гневаетесь на меня за мой брак… Всё это очень сложно объяснить, — Фьора утёрла набежавшие на глаза слёзы. — Но я люблю Филиппа, который очень много сделал для меня, и счастлива с ним. Я связала свою жизнь с надёжным, хорошим и любящим меня человеком. Покойтесь с миром.
В таких простых, но искренних словах от самого сердца Филипп и Фьора отдали дань уважения усопшим близким Фьоры, чувствуя, как на них снисходят умиротворение и покой.

Убедившись, что в Бертене всё обстоит благополучно, что родовые земли Фьоры процветают, управляющий достойно справляется со своими обязанностями и крестьяне им довольны, Фьора и Филипп покинули Бертен, отправившись в Селонже.
Путь до города в Бургундии, расположенный на севере в долине Веннель, у них занял больше времени. Все дни пути муж и жена любовались красотами и природой родной страны, останавливались в хороших гостиницах, нередко Филипп занимался с Фьорой оттачиванием её боевого мастерства.
Оба получали удовольствие от совместной поездки в родные края Филиппа.
В Селонже они прибыли в середине ноября.
В замке Селонже прислуга с радостью встретила известие о женитьбе их господина на Фьоре. Особенно радовалась худощавая пожилая женщина в очках с добрыми голубыми глазами и острым длинным носом, немного напоминающая аиста — Леонарда Мерсе, которая в прошлом была няней и гувернанткой Филиппа, и ставшая экономкой, когда господин вырос.
Леонарда оказала Фьоре по-матерински тёплый приём, не уставая делиться с ней своей радостью, что наконец-то мессир Филипп женился — да ещё на столь прекрасной девушке.
Леонарде сразу понравилась Фьора и сама молодая женщина попала в такой же плен.
Поскольку Филипп и Фьора были уставшие с дороги, ужин прислуга им подала в покои.
Покончив с ужином, супруги были слишком уставшие даже для того, чтобы предаться совместным альковным удовольствиям, поэтому сразу же легли спать — крепко обнимая друг друга.
Всю зиму Филипп и Фьора прожили в Селонже, здесь же они и отпраздновали их второе Рождество и новый 1478 год вместе как муж и жена, здесь они также отпраздновали свою первую годовщину свадьбы.
Филипп не скупился устраивать в честь своей жены званые вечера и гуляния, приглашая на них всех своих вассалов — которых радовало, что в Селонже теперь появилась законная госпожа, прекрасные и вкусные блюда подавались не только во время званых вечеров для именитых дворян — но и на свежем воздухе во время гуляний крестьян.
И Фьоре очень нравилась та жизнь, которую она вела с мужем в его родных краях.
Каждый день вместе совершать прогулки, вместе заниматься делами родового имения, устраивать посиделки с лютней и вином с закусками, вместе уединяться в спальне и предаваться чувственным альковным наслаждениям — будучи словно отгороженными от всего мира задёрнутым балдахином кровати и закрытой дверью спальни.
Или же, лёжа в обнимку под тёплым одеялом, вместе читать книги из большой библиотеки замка Селонже.
Фьора наслаждалась тем, что она живёт в родовом замке своего супруга вместе с ним, знала и чувствовала — что она любима и нужна, грелась в лучах заботы и тепла любимого человека.

Бывшая гувернантка и няня Филиппа, а теперь экономка Леонарда Мерсе души не чаяла в своей молодой госпоже и часто даже сама баловала её домашней выпечкой своего приготовления, в свободное от выполнения обязанностей экономки время составляла Фьоре компанию — когда она выбиралась погулять или же вязала, сидя в кресле гостиной.
В марте 1478 года у Фьоры не наступили в положенное время ежемесячные женские недомогания, задержка была четыре недели. Заподозрив беременность, Фьора и Филипп решили пока повременить с плотскими удовольствиями под бархатными сводами кроватного балдахина.
Фьора всё ждала, когда регулы начнутся, но миновали уже следующие четыре недели, а задержка не прекращалась.
Тогда уже у Филиппа и Фьоры появилось больше причин считать, что молодая женщина в положении.
Было решено пригласить в замок повитуху, которая устроила Фьоре самый внимательный осмотр, много её расспрашивала о симптомах и вынесла заключение, что где-то в октябре чету Селонже можно будет поздравлять с прибавлением в семействе.
Горячо обрадованные новостью, Фьора и Филипп щедро заплатили повитухе за услуги, на прощание женщина составила для Фьоры рекомендации и ушла.
Новость о беременности Фьоры очень обрадовала не только самих будущих родителей, но и Леонарду, которая не преминула выразить, как она счастлива, что у Фьоры и мессира Филиппа скоро будет ребёнок, обещала помогать заботиться о малыше или малышке.
Фьора не замедлила написать обо всём, что произошло нового в её жизни, в том числе и о беременности, своей подруге Кьяре Альбицци, отправив к ней с письмом гонца.
Уже поздним вечером, лёжа в кровати рядом с мужем, крепко к нему прижавшись и нежась в его объятиях, Фьора решилась задать Филиппу вопрос, который тревожил её ум:
— Филипп, скажи, ты кого хотел бы больше — мальчика или девочку? — голос молодой женщины дрогнул от волнения.
— Мне важно только то, чтобы с тобой и ребёнком всё было хорошо, любимая, — ласково проронил Филипп, погладив жену по голове и поцеловав в макушку. — Чтобы вы оба были здоровы и живы.
— Значит, тебе неважно, какого пола будет ребёнок? — продолжала Фьора, пригревшись и улыбаясь.
— Кого родишь, того любить и буду, — ответил ей мужчина с тёплой иронией.
— И ты не будешь расстраиваться, даже если родится девочка? — звучала в вопросе Фьоры робкая надежда.
— Моя родная, как я могу расстраиваться, если любимая женщина подарит мне радость быть отцом своему ребёнку? А уж мальчик это или девочка — мне неважно. Свою дочь я не променяю даже на десять сыновей, — успокаивающе заверил Фьору Филипп, приникая в поцелуе к её макушке и гладя по волосам.
Фьора откровенно блаженствовала бок о бок с любимым человеком, наслаждаясь лаской, согретая изнутри его искренними словами любви и тепла к пока ещё не рождённому ребёнку.
Фьоре вспомнилось, как её собственный отец души не чаял в ней и её младших сестрёнках, какой любовью и теплом герцог Бертенский окружал всех трёх своих дочерей, как он обожал проводить с ними время и чему-то их учить, придумывать для девочек развлечения. И как Франческо нередко говорил, обнимая Фьору и Карлу с Пьетрой, что не променяет их даже на десять сыновей, тогда как многие знакомые Франческо дворяне искренне досадовали, если в их семьях рождались дочери.
Но во Фьоре была жива и крепка уверенность, что Филипп не лукавит, не кривит душой, чтобы её успокоить, что он правда будет любить рождённого Фьорой ребёнка — и ему будет всё равно, какого пола окажется ребёнок.
У Фьоры было много времени, чтобы убедиться самой в том, что муж никогда не обманет, не предаст её любви и доверия, что она всегда может на него рассчитывать, что слова Филиппа никогда не расходятся с делом.
— Я уверена, что ты будешь прекрасным отцом, — тихо прошептала Фьора с нежностью на ухо мужу, погладив его по щеке.
— В том, что у нашего ребёнка будет самая чудесная на свете мать, я уверен не меньше, — взяв за руку жену, Филипп запечатлел поцелуй на внешней стороне её ладони.
— Я так боюсь не справиться… Мне всего девятнадцать… Что, если из меня получится плохая мать? — вплёлся в интонации Фьоры страх.
— А мне тридцать два. И я тоже боюсь оказаться плохим отцом. Так что будем бояться и справляться вместе. Всё будет хорошо, Фьора, — мягко уверял Филипп жену, бережно обняв одной рукой и гладя по волосам другой рукой. — Ты же веришь, что я буду рядом и во всём поддерживать тебя, что всегда буду заботиться о тебе и нашем ребёнке?
— Да, верю… Я бы не смогла пожелать мужа для себя и отца своему ребёнку лучше, чем ты. Я счастлива, что я твоя жена, а нашему ребёнку повезло с отцом, — с нежностью и теплотой произнесла Фьора, крепче прижимаясь к Филиппу и уткнувшись носиком ему в бок.
Филипп плотнее подоткнул Фьоре одеяло, чтобы ей было теплее, погладив засыпающую жену по щеке и поцеловав в висок.
«Подумать только — я женат на любимой женщине, у меня и Фьоры будет ребёнок, наше дитя… я даже мечтать не мог, что когда-нибудь буду так счастлив!» — засыпал Филипп с этими мыслями, обнимая спящую жену, которая безмятежно спала у него под боком.

0

27

Глава 22. Неомрачённое счастье

      Жизнь четы Селонже протекала неторопливо, мирно и размеренно. Если до известия о беременности Филипп и так безмерно любил свою молодую жену, старался давать ей больше поводов для радости, то с того дня, как он узнал, что Фьора носит его ребёнка, эта любовь переросла в такое же безмерное обожание.
Для матери своего будущего ребёнка Селонже старался сделать приятным каждый день.
Конечно, от алкоголя и занятий боевыми навыками Фьоре пришлось отказаться. Но никуда не делись любимые развлечения Фьоры и Филиппа вроде прогулок по городу или в лесу, распевание песен под аккомпанемент лютни — Фьора обожала слушать исполнение мужем её любимых песен, нередко они любили залечь в спальне с книгой из библиотеки Филиппа — Филипп читал, а Фьора лежала и слушала. Для жены Филипп устраивал романтические пикники на природе, вместе они выбирались порыбачить.
Разумеется, все эти развлечения были в распоряжении Фьоры и Филиппа, когда молодую будущую мать не мучила тошнота и рвота по утрам.
В такие моменты Филипп неотлучно находился рядом с женой, подавал ей ночную вазу и заботливо придерживал ей волосы, чтобы Фьора не испачкала их содержимым своего желудка.
Леонарда приносила Фьоре безалкогольный отвар из груш и рассказывала ей о народных средствах борьбы с такими состояниями. Пожилая экономка по себе знала, каково вынашивать даже одного ребёнка — своих у неё было шестеро выросших, две дочери и четыре сына, которым как и их матери нашлась работа в замке Селонже.
Когда Фьора была в хорошем самочувствии, Филипп устраивал званые обеды — приглашая в гости своих вассалов, и заказывая музыкантов, и на этих обедах Фьора неизменно была звездой.
Но, когда Фьора была не в духе и чувствовала себя неважно, муж устраивал для неё уютные семейные посиделки без посторонних — с завтраками и обедами в постель, с чтением любимых книг или же Филипп исполнял любимые песни Фьоры под лютню, чтобы развеять её плохое настроение. Порой, когда Фьоре не хотелось даже никаких чтений и песен, Селонже просто лежал с ней рядом в обнимку, осторожно и бережно прижимая к себе, гладя по голове.
Конечно же, у Фьоры было достаточно причин, чтобы быть не в духе, и с мужем они были никак не связаны…

В один из дней, осматривая себя перед зеркалом, Фьора заметила, что её грудь увеличилась в размерах и стали чувствительнее соски — они потемнели и огрубели, побаливали, прикасаться к ним было неприятно.
И так густые чёрные волосы Фьоры стали ещё гуще к радости своей обладательницы.
Заметил перемены во внешнем облике жены и Филипп.
Сонливость была частой спутницей Фьоры — уже вечером молодую женщину тянуло в кровать, под тёплое одеяло.
Чего Фьора не могла понять, так это того, почему её порой тянуло плакать по любым даже малозначимым поводам, чем заставляла встревожиться мужа и добрую Леонарду. Молодая женщина стала чаще плакать от тоски по наглой серо-белой морде, носящей имя Лучик, и Филипп послал своего человека в Париж, велев привезти в Селонже пушистого любимца Фьоры.
Лучика привезли довольно быстро. При встрече со своим любимцем, когда котика выпускали из корзины уже в спальне Фьоры и Филиппа, Фьора уже не могла сдерживать слёзы от радости, что её любимец теперь с ней. Взяв кота на руки и нежно прижимая его к себе, Фьора не переставала шептать Лучику на ухо, как она по нему скучала, гладила, проливала счастливые слёзы над его головой.
Лучик привык к жизни в замке довольно быстро, и спустя какое-то непродолжительное время уже чувствовал себя хозяином всего замка и его окрестностей, словно это Филипп и Фьора живут у него, а не он у них.
Обострилась у Фьоры и чувствительность к запахам — так что кухарке, полной и крутобёдрой Жакелине, приходилось изловчиться, чтобы приготовить такие блюда, от запаха которых Фьоре не станет дурно. Но Жакелина на вверенной ей кухонной вотчине творила чудеса, и плоды её трудов организм Фьоры соглашался переварить.
Филипп, Леонарда и прислуга не спускали с Фьоры глаз — опасаясь того, что Фьоре может стать плохо, и она лишится сознания. По этой причине, если Филипп не мог сопровождать жену во время её прогулок, то всегда отпускал её прогуляться на свежем воздухе только в сопровождении нескольких своих людей, чтобы в случае чего серьёзного Фьора не осталась без помощи.
Фьора возражала против такой опеки только первое время, но потом смирилась, и присутствие сопровождающих перестало её тяготить.
В один из дней, гуляя по рынку и присматривая вещи для новорожденных, Фьора в полной мере оценила преимущества того, что тебя сопровождают. Когда у неё закружилась голова и потемнело перед глазами, и она лишилась сознания — благо, что двое сопровождавших Фьору рыцарей успели вовремя её подхватить, и Фьора не пострадала, отделавшись только испугом — когда пришла в себя.
Впрочем, больше обмороки Фьоры не повторялись.

Бывало, что Филиппу приходилось уезжать в Париж по делам, которые требовали его присутствия. Подобные поездки не вызывали у герцога де Селонже восторга, поскольку это значило расстаться с женой пусть даже на непродолжительное время. Не любила отлучки Филиппа по делам в Париж и Фьора, ведь она была вынуждена лишиться общества мужа.
После разрешения всех забот в Париже, связанных с его должностью, Филипп покупал для Фьоры какой-нибудь подарок вроде новых украшений или тканей для её новых платьев, покупал ткань на пошив одежды для будущего дитя.
После покупок в Париже подарков для жены Филипп проездом заглядывал в Бертен и проверял, насколько хорошо идут дела в родных краях Фьоры. Но в работе управляющего не к чему было придираться, родовое имение Фьоры потихоньку процветало, крестьяне не бедствовали и не жаловались на управляющего.
Уже после того, как лично удостоверится, что в Бертене всё благополучно, Филипп к огромной своей радости возвращался домой, и возвращениям мужа к ней Фьора всегда радовалась намного больше, чем подаркам, хотя они и были ей приятны.

Было и такое, что в Селонже Фьору навещала её подруга Кьяра Альбицци, привозя подарки как для Фьоры, так и для будущего ребёнка. Вдвоём Фьора и Кьяра любили поговорить за чашечкой грушевого отвара и каплунами, Кьяра пересказывала Фьоре все парижские события — от подруги Фьора узнала, что принцесса Мария обручилась с Максимилианом Габсбургским, но уезжать с мужем в Германскую империю пока не планирует, чем Кьяра и пользуется, навещая свою подругу в Бургундии.
Вместе с Кьярой и сопровождающими рыцарями Фьора любила совершать прогулки по Селонже, выбираться на природу, предаться воспоминаниям о детских годах или о школе рыцарей «Мерсей».
Погостив у семьи Селонже и повидав Фьору, Кьяра уезжала обратно в Париж.
К концу третьего месяца тошнота и рвота больше не мучили Фьору, беременность её протекала спокойно, без каких-либо осложнений, молодая будущая мать и её муж молились только о благополучном исходе родов для Фьоры и для ребёнка, каждую неделю герцогине де Селонже наносили визиты повитуха и доктор — чтобы следить, как протекает беременность, следить за здоровьем Фьоры.

Благо, что за здоровье Фьоры и благополучие ребёнка опасаться не приходилось — Фьора хорошо переносила беременность.
Филипп решил заранее ещё до рождения малыша или малышки озаботиться тем, где будущий ребёнок будет спать, заказав колыбельку у мастеров в городе. Заказ герцога выполнили со всей тщательностью и серьёзностью, со всем усердием — после его завершения получив щедрую плату. Колыбелька со всеми принадлежностями для сна и с пологом уже дожидалась своего часа в детской комнате.
Время рождения ребёнка близилось, миновали апрель с его порой цветения и предвестник лета май, промелькнули три месяца лета, а за ними сентябрь и октябрь.

В положенный срок восьмого ноября 1478 года Фьора произвела на свет (ценой семи часов мучений) очаровательного мальчонку с тёмным пушком на головёнке и с мутными голубыми глазками, которые обещали в будущем потемнеть. Всё время родов вокруг Фьоры, когда она срывалась от боли на крик, суетились врач и повитуха с Леонардой, сновали туда-сюда служанки с тазами нагретой воды и чистыми простынями.
Филипп посчитал нужным и правильным в эти трудные для жены часы быть рядом с ней, поддерживать её и держать за руку, вселять в неё бодрость и утирать испарину со лба, помогать поесть во время схваток и давать ей пить во время родов — чтобы Фьора не выбилась из сил.
Филипп повидал немало сражений, немало побед в боях он добыл для своей страны, много раз был ранен и порой на краю жизни. Но самым сложным испытанием для него стало рождение на свет его первенца.
Стараясь по возможности облегчить роды своей жене, Филипп по-настоящему понял, что такое страх — больше всего на свете он боялся, что потеряет Фьору или ребёнка, а то и обоих. Но Филипп на то и был воин, благодаря своему умению мыслить холодной головой и брать под контроль эмоции с храбростью смог дослужиться до поста первого маршала.
Мужчина считал себя не вправе устраивать сцены и показывать свои настоящие эмоции — страх и панику. Вместо этого он всеми силами вселял бодрость и уверенность, что всё будет хорошо, в Фьору, держал её за руку и поддерживал, утирал со лба испарину и гладил по голове, напоминал ей — как правильно дышать, когда она кричала.
Как подумал Филипп, он не имеет права показать, как ему страшно за супругу — Фьоре во время родов куда страшнее, это же она, а не он рожает в этот мир ценой своих мучений нового человека.
Но страхи Филиппа потерять жену и ребёнка не воплотились, Фьора благополучно и без осложнений родила здорового мальчика — который громко и требовательно кричал.
Послед Фьоре уже было вытужить из себя легче.
Малышу перевязали, а потом чуть позже перерезали и обработали пуповину. После — привели в порядок ребёнка и Фьору. Молодой матери на живот положили грелку со льдом.
Слабым и охрипшим голосом очень бледная Фьора попросила положить ребёнка ей на грудь, ласково разговаривала с сынишкой — чтобы немного его успокоить.
Стоя на коленях перед кроватью, где лежала Фьора, кормящая новорождённого младенца, Филипп шёпотом благодарил всех святых — каких только знал и вспомнил, что с Фьорой и ребёнком всё хорошо. Нежным движением руки он гладил то своего сына по маленькой головке, который с аппетитом пил молоко из груди матери, то проводил рукой по плечу или по щеке Фьоры.
— Милая, ты пережила такое нелёгкое испытание. Спасибо тебе за это подаренное счастье. Любимая, моя семья — это моя жизнь, — с нежностью и теплом проронил Филипп, прикоснувшись губами к плечу ужасно уставшей, но счастливо улыбающейся Фьоры.
— Филипп де Селонже, второго ребёнка рожать будешь сам, — нашла в себе силы Фьора тепло поддеть мужа.
— Может быть, лучше послать за кормилицей? Ты сейчас очень слаба, — забеспокоился Филипп.
— Ну, уж нет. Спасибо. Не собираюсь я делить моего малыша с какой-то чужой женщиной, это только наш ребёнок. И кормить его я буду сама, — решительно возразила Фьора, поцеловав сына в его лобик.
— Хорошо, я не буду с тобой спорить, — уступил Филипп, встав с колен и присев на край постели, погладив по головке мирно кушающего малыша. — Как бы тебе хотелось назвать его?
— Филипп-Франсуа*. Хочу, чтобы нашего сына звали в честь тебя и моего отца, — ласково промолвила Фьора и улыбнулась.
— Моя дорогая, это справедливо — что имя выбрала ты. Ведь ты рожала. Имя очень красивое, — поддержал Филипп выбор жены.
Получивший своё имя маленький Филипп Франсуа де Селонже, не прекращая кушать, изучал своими мутными голубыми глазами склонённое над ним лицо его мамы.

____________
*Франсуа — французская вариация имени Франческо.

Отредактировано Фьора Бельтрами-Селонже (2023-04-01 00:58:01)

0

28

Глава 23. Что было после

      Рождение на свет маленького Филиппа-Франсуа де Селонже принесло счастье и радость не только его новоиспечённым родителям — Фьоре и Филиппу, но и пожилая экономка Леонарда тоже души не чаяла в малыше, как и две её дочки Жослин и Мишель — которых Филипп приставил к своему сынишке в качестве нянь.
Кормилицу было решено не нанимать — по желанию Фьоры, решившей самой кормить грудью своё дитя, чем молодая герцогиня де Селонже взбудоражила всё местное дворянство — женщины из числа вассалов Филиппа предпочитали брать в замок своим детям кормилиц, заботам которых и поручали своих детей. Фьора же держалась позиции, что её ребёнок будет считать матерью только её.
Хоть Филипп считал, что его жена ещё слишком слаба после родов и что лучше бы для его сына наняли кормилицу, чтобы лишний раз не напрягать Фьору — пережившую такое нелёгкое испытание как первые в жизни роды, ему пришлось смириться с решением своей жены.
Заботами о маленьком герцоге Филиппе-Франсуа де Селонже занимались две его няни Жослин и Мишель, в свободное от основной работы время — добрая экономка Леонарда и его родной отец — Филипп. Старший Филипп де Селонже, Леонарда и Жослин с Мишель купали ребёнка и меняли ему пелёнки, укачивали на ручках и баюкали перед сном, массировали животик — когда он у ребёнка болел, вставали к малышу по ночам, Фьоре приносили сынишку только на кормление.
В такие моменты, когда Фьора полусидела в постели, прислонившись к подушкам, и кормила грудью дитя, Филипп был рядом с женой и сыном, с нежностью и теплом во взгляде карих глаз наблюдая эту милую картину.

Большую часть времени по настоянию мужа, врача и повитухи Фьора проводила в постели, до купальни — когда Фьоре нужно было принять ванну, её обычно сопровождали и поддерживали по обе стороны служанки, или Филипп с Леонардой. Еду и питьё молодой матери тоже приносили в постель.
Фьора горячо протестовала против полупостельного режима и против того, что ей не дают больше заниматься своим ребёнком. Но Филипп был твёрд в его позиции, что Фьора после родов должна больше отдыхать и приходить в себя, а о своём ребёнке он в силах позаботиться и сам, пока его жена восстанавливается после родов, тем более что Леонарда и две её дочери помогают ему в заботе о малыше.
Тем не менее, Фьора искренне радовалась, что её муж оказался из тех отцов, которые интересуются своими детьми ещё задолго до их рождения, а после появления детей на свет стремятся быть им полноценными родителями и заботятся о них не хуже матерей и кормилиц, единственное — что кормить не может.

Что до маленького Филиппа-Франсуа, то мальчик оказался подарочным ребёнком — большую часть дня он любил крепко поспать в своей колыбельке. Плакал же он только тогда, когда хотел кушать, либо когда у него были испачканы пелёнки, либо когда он чего-то испугался. Но в основном малыш словно щадил своих родителей и трёх нянек.
Когда же Фьора немного окрепла и уже могла передвигаться по замку без поддержки, то она распорядилась, чтобы из детской колыбельку маленького Филиппа перенесли в её с мужем спальню. Герцогиня де Селонже тоже хотела полноценно участвовать в заботе о своём ребёнке.
Правда, всё равно получилось так, что Филипп предпочитал брать на себя большую часть забот о сыне и оставить Фьоре только кормление малыша, чтобы её поберечь.
Фьора уже и возражать устала тому, что прислуга и собственный муж занимаются ребёнком больше неё.
Нередко Фьора и Филипп вместе с сыном выбирались на пикник во внутренний двор замка, где был разбит дивный сад, чтобы маленький Филипп-Франсуа дышал свежим воздухом.

Когда крохе исполнилось полтора месяца, его крестили в церкви Селонже. На столь важном событии присутствовало всё местное дворянство. Крёстной матерью стала Кьяра Альбицци, а крёстным отцом — Филипп де Коммин. Всю церемонию крещения Филипп-Франсуа вёл себя довольно спокойно, лишь только немного капризничал — когда священник опускал его в купель.
После таинства крещения было пиршество в замке Селонже и народные гуляния — Филипп устроил праздник в честь жены и сына. В то время как все гости воздавали должные хвалы отменному вину из погребов Филиппа де Селонже, Фьора налегала на безалкогольные напитки — помня о том, что она кормит ребёнка.
На празднике много говорили о том, как очарователен маленький сын Фьоры и Филиппа, и о том, как прекрасна мама виновника торжества. Звучали пожелания счастья и благополучия малышу с его родителями, также желали ребёнку крепкого здоровья. Иногда звучали вопросы к Фьоре, когда она и её супруг планируют второго ребёнка. Фьора в шутливой манере отвечала, что вопрос о втором ребёнке закрыт на ближайшие три-четыре года. Филипп же отвечал, что право решать — сколько будет в семье детей, принадлежит Фьоре, потому что вынашивать и рожать ей, и это её тело.
Ещё неделю продолжался праздник в честь Филиппа-Франсуа и Фьоры. Но потом все гости разъехались по своим владениям, Кьяра вернулась под начальство принцессы Марии, а Филипп де Коммин вернулся к службе.

Малыш Филипп-Франсуа рос крепким и здоровым ребёнком, хорошел день ото дня и радовал не только отца с матерью, но и искренне к нему привязанных пожилую экономку Леонарду с её двумя дочками. Родители и три его няни были свидетелями тому, как кроха всё больше походил на своих родителей — чертами лица мальчик начинал напоминать Филиппа, даже цвет глаз у него был карий, а вот форму губ явно наследовал от Фьоры.
В положенное время Филипп-Франсуа научился всему тому, что должны уметь на каждом определённом этапе дети. Фьора и Филипп стали свидетелями того, как их первенец научился держать головку, переворачиваться на бок и со спинки на живот, удерживать игрушки в маленьких кулачках, гулить и агукать, это родители имели счастье увидеть первую улыбку их сынишки и услышать его первый смех.
Когда у Филиппа-Франсуа начали прорезываться зубки, Фьора и Филипп оба не спали по ночам, беря по очереди ребёнка на руки и успокаивая, когда он плакал от боли и засовывал в ротик пальчики. Мазь на травах для дёсен, которую для мальчика готовила Леонарда, лишь немного облегчала мучения крохи с зубками.
Позднее малыш научился сидеть и ползать, ходить, понемногу учился говорить.
Фьора и Филипп даже имели счастье дождаться от Филиппа-Франсуа первых слов «мама» и «папа».
Фьора по-прежнему продолжала сама кормить сына — даже если Филипп-Франсуа уже кушал пюре из фруктов и овощей, вместе с Филиппом она старалась посвящать первенцу всё своё свободное время, не могла нарадоваться с мужем успехам своего ребёнка.
Охотно играли с малышом — Филипп откровенно радовался возможности играть с сыном в оловянных рыцарей или деревянных зверушек, которые сохранились у Филиппа с детских лет. Фьора часто ласково улыбалась, глядя на то, как Филипп разыгрывает перед сыном целые представления с его игрушками, а сынишка смеётся и широко улыбается.
Старались заниматься сами его развитием, хотя им и помогали Жослин и Мишель с Леонардой.

Иногда Филиппа вызывали в столицу по делам, которые требовали его присутствия — вроде важного заседания совета или смотра войск, проверок в «Мерсее». Филипп не любил, когда его выдёргивали в Париж от жены и маленького сына. Не любила его отлучки и Фьора, но понимала, что супруг не может манкировать своими обязанностями первого маршала.

В Париже Филипп лично инспектировал школу рыцарей «Мерсей», заседал в совете и участвовал в принятии новых законов, занимался смотром войск и проверял — в какой готовности армия. Удостоверившись же в том, что всё благополучно, Филипп немного проводил время с друзьями, разговаривая с ними о жизни, и рассказывая об успехах своего ребёнка, и отбывал обратно в Селонже — к жене и сыну.
И вновь начиналась привычная, приятная жизнь для Фьоры и маленького Филиппа. Старший Филипп де Селонже словно стремился наверстать все те дни, что пробыл в разлуке с женой и сыном: устраивал для них пикники на природе, вместе с женой играл с ребёнком и читал малышу сказки с мифологией разных народов — нередко вместе с сыном Филиппа охотно слушала и Фьора.
Вместе с Фьорой Филипп укладывал ребёнка спать. Нередко мальчик просился спать в одной кровати вместе с отцом и матерью. Родители охотно шли ему навстречу, и малыш Филипп-Франсуа, совершенно довольный и радостный засыпал либо под боком у матери, либо у отца. Мог во сне крутиться, раскинув ручки и ножки в разные стороны, а мог и разлечься в кровати маленькой морской звёздочкой, выживая к краям кровати Филиппа и Фьору.

Оглядываясь в своих воспоминаниях назад, Филипп и Фьора оба понимали, что ни за какие деньги в мире они не отказались бы от своей жизни, которую они вели сейчас вместе с их ребёнком.
Филипп ни за что на свете не захотел бы вернуться к своей холостой жизни, когда он растрачивал себя в дуэлях и попойках, когда не видел для себя смысла в дальнейшем существовании, но всё равно продолжал его влачить. Всё изменилось в тот судьбоносный день двадцатого июня 1475 года, когда Филипп принял к себе на службу оруженосцем Фьору.
Фьора тоже ни за какие коврижки не захотела бы обменять свою уединённую от двора жизнь в Селонже с мужем и сыном на блеск и мишуру высшего света, ни за что не пожелала бы себе другого супруга — кроме Филиппа, который так преданно любит её и их ребёнка.
Пусть этот человек некогда лишил её счастья жить под крылом любящего и заботливого отца, спустя годы он же и сделал всё для того, чтобы Фьора познала другие счастье и любовь.
Фьору совершенно устраивала та жизнь, которой она живёт в Бургундии — её ценят и уважают вассалы её супруга, она нежится в лучах любви и тепла своего мужа — безмерно обожающего её и ребёнка, у неё с Филиппом растёт чудесное дитя — которое придало жизням Фьоры и Филиппа новый смысл.
На пути к их личному Эдему им обоим пришлось немало пережить, но всё же их любовь уцелела перед лицом трудностей.
И то, что они обрели в итоге, стоило всего того, что они пережили.

Отредактировано Фьора Бельтрами-Селонже (2023-04-06 23:07:20)

0

29

Глава 24. День гордости

      День десятого декабря 1479 года выдался очень богатым на снег, украсившим собой деревья и кустарники, лежащий на крышах замков и домов, накрывший землю белой пеленою.
Окутанный снежным убранством, город Селонже походил на невесту, надевшую на свадьбу свой самый красивый наряд — сверкающий множеством бликов.
Воздух был напоен зимней свежестью, на много льё вокруг раздавался звон колоколов церкви города Селонже — звонари на колокольне старались изо всех сил, ведь событие было особенным.

В самой церкви все скамейки для прихожан занимали собравшиеся дворяне окрестных земель, причём не только соседи герцога де Селонже и его супруги. Среди собравшихся на важную церемонию сегодняшнего дня находились Кьяра Альбицци, Агнолло де Нарди, Филипп де Кревкер, Филипп де Коммин и Артюр Сорель. Не только город нарядился в самое красивое своё облачение, но и собравшиеся в церкви дворяне и дворянки.
В первых рядах сидела Кьяра Альбицци, приехавшие друзья Филиппа де Селонже и пожилая Леонарда с маленьким Филиппом-Франсуа на руках. Малыш, одетый в тёплые штаны, колет, шерстяной плащ и сапожки, с интересом изучал окружающую обстановку, улыбаясь.
Указывая пальчиком на преклонившую у алтаря колени на специальную подушечку Фьору, одетую в штаны и белую камизу с красным коротким сюрко, обутую в коричневые сапоги, мальчик громко восклицал:
— Мама, мама!
— Да, мой хороший, твою маму сегодня посвящают в рыцари, это особенный для неё день, — ласково говорила Леонарда ребёнку, гладя его по черноволосой головке.
— Придёт время — и тебя посвятят в рыцари, мой дорогой, — добавляла Кьяра, улыбаясь своему крестнику.
Рядом с Фьорой стоял её супруг, Филипп, одетый в штаны и колет родовых цветов — серебряно-голубой, в голубом плаще с серебряным орлом.
По правую от алтаря сторону стоял священник и читал молитву на латыни, освящая лежащий на алтаре меч.

Всё время, что священник читал молитву, Фьора хранила молчание. Душа молодой женщины была вся во власти волнения, трепета, радости. Накануне этого важного дня Фьора месяц провела в молитвах и покаянии. За день до церемонии посвящения в рыцари она исповедовалась в грехах священнику и приняла причастие, дома она со всем тщанием приняла ванну и уже в церкви всю ночь провела в молитве.
И вот сейчас, стоя коленями на подушке перед алтарём, выслушав молитву пожилого священника, Фьора радостно предвкушала то, что произойдёт — после церемонии она перестанет быть оруженосцем и теперь уже будет рыцарем.
Когда священник закончил молитву и освятил меч Фьоры, то дал слово Филиппу де Селонже.
Филипп вынул из ножен свой меч и подошёл к коленопреклонённой жене, которая лишь ненадолго подняла голову, взглянув на него и одарив кокетливой улыбкой, потом снова опустила голову.
— Клянёшься ли ты, герцогиня Фьора де Селонже, быть верующей христианкой, охранять церковь и Евангелие, защищать слабых, любить родину, быть храброй в битве, повиноваться и быть верной сеньору, говорить правду и держать своё слово, блюсти чистоту нравов, быть щедрой, бороться против зла и защищать добро? — твёрдым и звучным голосом задал вопрос Филипп жене.
— Я, герцогиня Фьора де Селонже, клянусь быть верующей христианкой, охранять церковь и Евангелие, защищать слабых, любить родину, быть храброй в битве, повиноваться и быть верной сеньору, говорить правду и держать своё слово, блюсти чистоту нравов, быть щедрой, бороться против зла и защищать добро, — решительно и твёрдо повторила Фьора слова клятвы, глядя мужу в лицо.
— Сегодня мне выпала честь посвящать тебя в рыцари. Будь же всегда верна своей клятве, — Филипп коснулся мечом плашмя сначала правого, а затем и левого плеча Фьоры. После мужчина убрал свой меч в ножны. — Можешь встать с колен.
— Обещаю, — коротко ответила Фьора, поднявшись с колен.
Филипп вложил в правую руку Фьоры взятый с алтаря освящённый меч и повязал на талии девушки воинский пояс с вдетыми в него ножнами — в которые Фьора тут же убрала свой меч. Священник передал герцогу золотые шпоры — знак рыцарского достоинства, и Селонже помог закрепить шпоры на обуви молодой женщины.
После того, как Фьору посвятили в рыцари, в церкви отслужили литургию, во время которой все дворяне встали со своих скамеек. Леонарда и Кьяра думали, что малыш Филипп-Франсуа не сможет спокойно высидеть всю литургию, но мальчонка, захваченный торжественностью и загадочностью для него момента, сидел тихонько и во все глаза изучал всё, что его окружает.
В воздухе пахло ладаном, который источали кадила юных служек.
Наконец литургия подошла к концу.
Маленький Филипп-Франсуа, по большей части, сидевший тихонько, на этот раз не утерпел и шустро слез с колен Леонарды, бросившись со всех ног к матери.
— Мама, мама, на ручки, на ручки! — громко потребовал мальчик, обняв колени Фьоры, и глядя на неё снизу вверх, улыбаясь.
— Мой ненаглядный, ты ко мне захотел? Ну, иди сюда, — Фьора взяла на руки ребёнка, нежно прижала к груди и поцеловала в макушку, а Филипп-Франсуа обнял маму ручками за шею.
— Что, Филипп, не каждый день маму в рыцари посвящают, а? — произнёс старший Филипп де Селонже, ласково потрепав сына по головке и погладив по щеке.
Со всех сторон звучали поздравления для Фьоры, на которые она отвечала с доброжелательной учтивостью и благодарила всех, кто пришёл.

По приходе домой всех, кто были на церемонии посвящения в рыцари Фьоры, ждал роскошный стол со всевозможными яствами, готовить которые Жакелина была большая мастерица. Хоть из погребов достали в честь посвящения в рыцари Фьоры хорошие вина, сама виновница праздника отдавала предпочтение только безалкогольным напиткам.
На пиру также присутствовали и музыканты, приглашённые Филиппом.
Вечером после того, как хозяева и гости воздали должное кулинарным талантам Жакелины, были танцы: бранли, бас-данс, турдион, пива.
Филипп и Фьора с гостями позволяли себе предаваться умеренному веселью, в то время как маленький Филипп-Франсуа — которому разрешили за праздничным обедом посидеть и поесть вместе со взрослыми, ближе к десяти вечера был уведён Леонардой в родительскую спальню и уложен спать.
Фьора на какое-то время покинула гостей, чтобы покормить перед сном сынишку. Пусть другие дамы считали, что в возрасте одного года ребёнка пора уже отучать от груди, сама Фьора не была с ними согласна и считала, что раньше двух лет прекращать кормить ребёнка грудью она не станет.
Накормив ребёнка и убаюкав колыбельной, Фьора вернулась продолжать веселье к гостям, оставив сына под присмотром Леонарды.
Сегодня Фьора перестала быть оруженосцем и теперь уже являлась полноправным рыцарем, праздник был затеян Филиппом в её честь, и молодая женщина собиралась сполна насладиться этим праздником.

Увеселения продолжались до полуночи, тогда и были отпущены музыканты, которым не только хорошо заплатили, но и дали угощения с собой. Все гости разошлись спать по отведённым для них комнатам с заранее растопленными каминами.
Фьора и Филипп удалились в свою спальню, где уже крепким сном спал их сын. Решив дать отдых прислуге, Филипп отпустил спать присматривающую за малышом Леонарду, разделся сам и помог раздеться Фьоре. Устав за весь насыщенный день, мужчина и молодая женщина тут же поспешили нырнуть под тёплое одеяло, крепко прильнув друг к другу.
— Тебе понравился праздник в твою честь? — тихонько задал вопрос Филипп на ухо жене, поцеловав её в шею.
— Понравилось, конечно, — прошептала в ответ Фьора. — Ещё один памятный день в моей жизни. Прекрасный день.
— Не каждый день посвящаешь в рыцари свою жену и маму своего ребёнка. Для меня это тоже особенный и прекрасный день. Я очень горжусь тобой, любимая, — проронил Филипп, погладив по голове Фьору, которая крепче прижалась к нему.
— Я так сегодня натанцевалась, что ноги горят. Спасибо тебе, праздник удался на славу. Доброй ночи, любимый, — пожелала Фьора мужу, поцеловав его в щёку и положив голову ему на плечо.
— Доброй ночи, Фьоретта. Спи, у тебя был очень насыщенный день, — пожелал Филипп ей, целуя в чёрную макушку.
Вскоре глаза уставших за весь день супругов закрылись, и они провалились в сон, прильнувшие друг к другу.

0

30

Эпилог

      Май, 1484 год

      День пятого мая 1484 года изволил баловать Бургундию чистотой небесной синевы, сияющим в вышине солнцем — греющим своими лучами землю и всё живое, ласковыми дуновениями ветра.
Эта весна выдалась особенно тёплой и обещала не менее тёплое лето.
Погода идеально располагала к тому, чтобы провести этот день на свежем воздухе и на природе.
Расположившись на постеленном на траве внутреннего двора замка пледе, Филипп бережно расчёсывал гребнем густые чёрные волосы маленькой двухлетней девочки с серыми глазами, одетой в голубой колет и серые штаны с коричневыми сапожками, которая иногда нетерпеливо ёрзала, указывая маленьким пальчиком на Фьору — занятую тем, что учила фехтованию младшего Филиппа.
— Мама, мамочка, — звала девочка маму, — с вами хочу поиграть!
— Мария, радость моя, потерпи немного, — мягко говорил Филипп, делая дочери косички, в которые вплетал голубые ленты. — Посиди тихонько, родная, не то косички кривые получатся.
— А сколько, папа? — задала вопрос кроха.
— Ну, уж точно меньше пяти минут, — отвечал Филипп, заплетя дочери одну косичку и принявшись заплетать вторую.
— Только недолго, — соглашалась девочка, позволив отцу спокойно заниматься её причёской.
— Ну-ка, кто у папы любимая принцесса? Кто тут папина умница и красавица? — мягким и ласковым тоном спрашивал Филипп дочку, заплетя ей вторую косичку.
— Это же я, правда? — Мария забралась на колени к отцу и обняла его ручками за шею.
— Конечно, это ты, мой котёнок, — отвечал Филипп Марии, целуя дочку в обе щёки и в кончик маленького носика. — Ты вся в маму.
Пока Филипп заплетал косички дочурке, Фьора помогала Филиппу-младшему осваивать фехтование. Молодая женщина терпеливо объясняла и показывала на примере сыну, как правильно держать оружие и принимать стойку, как атаковать противника и как отражать его атаки, как заставить противника совершать ошибки и как можно выбить из его рук оружие.
— Так, за ногами следи! — давала сыну напутствие Фьора.
Мальчик своим деревянным мечом отбил атаку деревянного меча мамы.
— Отлично! Голова! — напоминала Фьора мальчику.
Филипп-Франсуа отразил новую мамину атаку.
Фьора учила сына боевым приёмам, помогала исправлять ошибки в его манере ведения боя, оттачивала с ним ранее пройдённое, и Филипп-Франсуа схватывал на лету всё, чему его учила мама.
Решив, что на сегодня занятий фехтованием хватит, Фьора и младший Филипп де Селонже присоединились к Филиппу и Марии, расположившись на пледе вместе с ними.
— Ты молодец, сынок. У тебя отлично получается, — похвалил Филипп мальчика и ласково потрепал его по голове.
— Спасибо, папа. Мама, а где ты так научилась сражаться? — задал ребёнок вопрос Фьоре, разлёгшись на пледе и положив свою голову на колени маме.
Фьора нежно перебирала густые чёрные волосы сына.
— Сперва меня учили в школе рыцарей, а потом и твой папа, — ответила Фьора, улыбнувшись.
— И я в школу рыцарей хочу, как мама, — Мария дёргала отца за рукав его колета.
— Моя птичка, тебе нужно подождать восемь лет, в эту школу детей берут лет с десяти, — пояснила Фьора дочурке, которая с отцовских колен перебралась поближе к маме и легла на плед, положив головку к маме на бёдра.
— Ты непременно будешь учиться в этой школе, доченька. И Филипп тоже будет. Только должно пройти время, — вторил Селонже супруге.
Филипп сменил местоположение и сел поближе к жене и детям, обняв Фьору и поцеловав в висок.
— Но я сейчас хочу! — упрямо воскликнула девочка, надув губки.
— Мари, тебя всё равно сейчас не возьмут. Туда принимают деток с десяти лет. Придётся потерпеть, — терпеливо разъяснил Филипп дочке, погладив её по черноволосой головке.
— Да, Мари, нам обоим пока рано туда, — отозвался младший Филипп, закрыв свои карие глаза и подставляя личико солнечным лучам.
— А пока тебе нет десяти, об этом говорить рано, милая, — ласково сказала дочери Фьора, легонечко потрепав её по щёчкам. — Ну-ка, сынок, давай проверим, как хорошо ты усвоил вчерашний урок географии с мэтром Шабле, — обратилась Фьора уже к сыну, — с какими странами граничит наша Франция?
— Пока жив наш папа, первый маршал Франции — с кем хочет, с теми граничит, — произнёс Филипп младший.
— Ну, сынок, ты обо мне слишком высокого мнения, — вырвался у старшего Филиппа смешок, рука мужчины бережно потрепала мальчика по щеке.
— Папе приятно это услышать, но это не ответ, — ласково усмехнулась Фьора.
— На юге, граница по Пиренейским горам. Какая это страна? — подсказывал Филипп сыну.
— Испания? — отозвался мальчик, приоткрыв один глаз.
— Верно. Так, вот тебе ещё подсказка. Страна на юго-востоке, куда я с твоим папой ездила в свадебное путешествие, и куда мы поедем, когда папе дадут отпуск, — заговорщическим тоном промолвила Фьора, гладя по головам детей.
— Неужели Италия? Италия же? — бодро отозвался Филипп-младший.
— Да, сынок, это Италия. В следующем году я попрошу отпуск у Его Величества короля Карла. Ты и Мария просто обязаны побывать в Италии, особенно во Флоренции, — ответил Филипп сынишке, совсем слегка взъерошив его волосы.
— А я с вами поеду? Я тоже хочу! Меня возьмите! — откликнулась Мария, повернувшись набок.
— А мы без тебя никуда не поедем, моя родная, — заверила Фьора дочурку, погладив по головке и нежно потрепав по щеке.
— Конечно, ты едешь с нами, котёнок. Как мы можем уехать во Флоренцию и оставить тебя? Поедем все вместе, — поддержал Филипп жену, отвечая дочери.
— Надеюсь, что Его Величество даст тебе отпуск, и мы всей семьёй поедем во Флоренцию, — мечтательно проронила Фьора, нежно улыбнувшись мужу.
— Я тоже на это надеюсь, — промолвил Филипп, целуя жену в макушку. — Хотелось бы показать нашим детям не только Флоренцию, но и этот мир…
— Уверена, у нас для этого впереди вся жизнь, любимый, — откликнулась Фьора.
— И вообще я думал подать в отставку, чтобы больше времени посвящать тебе и детям, — прозвучали слова Филиппа.
— Прекрасная идея. Надеюсь, Его Величество Карл это переживёт, — с ласковым ехидством прозвучало от Фьоры.
С губ Филиппа сорвался полный жизни и веселья смех, стоило Фьоре произнести эти слова.
Разлёгшись на постеленном на траву пледе, Фьора и Филипп засмотрелись на кружащих в небе ласточек, щурясь от ярко светящего солнца.
Дальнейшее будущее виделось навек прекрасным для них и детей.

Конец

0


Вы здесь » Форум сайта Елены Грушиной и Михаила Зеленского » Творчество форумчан » Горький яд ненависти - "Отблески Этерны" и "Флорентийка"