Фанфик по историческому сериалу "Бедная Настя"
Название: Искупление
Ссылка: https://litnet.com/ru/book/iskuplenie-b184767
Пейринг: Владимир Корф/Анна Платонова
Жанр: мелодрама с элементами драмы, ИЛР, историческая проза
Рейтинг: NC-17
Время: канонное
Бета: Уралочка
Аннотация от Кассандры:
Анна Платонова - крепостная актриса барона Владимира Корфа. Пытаясь удержать её возле себя и не дать возможности вскружить голову князю Михаилу Репнину, барон открывает своему другу истинное происхождение Анны. Однако Михаил оказывается, без преувеличения, крепким орешком - он требует вольную для Анны, чтобы жениться на ней. Но счастье Анны с любимым Михаилом, рискнувшим всем ради этого неравного брака, оказывается недолгим и хрупким. Репнин погибает на Кавказе, что становится огромным горем для Анны. Опуститься на самое дно ей не даёт Владимир, который по-прежнему влюблён в неё и готов пойти на всё ради того, чтобы Анна вновь почувствовала вкус жизни. Суждено ли барону Владимиру Корфу однажды услышать от Анны долгожданное признание в любви, или призрак князя Михаила Репнина всегда будет стоять между ними?
Искупление
Сообщений 1 страница 20 из 29
Поделиться12020-08-24 18:22:46
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Поделиться22020-08-24 18:23:46
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Глава 1
Миша, посмотрите на меня! Я все та же.
Репнин медленно обернулся. Девушка смотрела на него полными слез глазами. Анна уже успела переодеться в черное платье и снова казалась благородной воспитанницей покойного барона, словно это не она несколько минут назад извивалась в бесстыдном танце, а кто-то другой.
Губы князя дрогнули в усмешке:
— Разве?! Вы уверены, что я вижу перед собой прежнюю Анну? Ту, которую полюбил всей душой? Я вижу перед собой те же глаза, слышу тот же голос, только теперь мне известно — это крепостная актриса, а не благородная девица. Браво, мадемуазель! Ваш спектакль, устроенный вместе с Корфом, удался на славу! Представляю, как вы веселились, обдумывая свой план. Еще бы — дворянин у ног крепостной.
Дальше говорить он не смог: рану нещадно саднило, голова кружилась, и Михаил, пошатнувшись, оперся на одну из колонн.
— Михаил Александрович, что с Вами?! Вам плохо?!
Голос девушки был полон тревоги, только она теперь казалась ему такой же фальшивой, как все в этой актерке.
— Не подходите ко мне! — собрав остатки сил, Репнин направился к своему коню, которого Григорий подвел к крыльцу. Превозмогая боль сел в седло, но тронуться не успел.
— Прошу Вас, выслушайте меня! — рука Анны судорожно вцепилась за уздечку.— Выслушать очередную ложь? Увольте, сударыня! — с этими словами князь пришпорил коня.
— Подождите! — девушка все еще надеялась объясниться, но всадник, рванувшись, взял с места в галоп.
Понукая жеребца, Репнин ни разу не обернулся. Он не видел, как Анна, не удержавшись, упала на колени в осеннюю грязь, да так и застыла. Ей казалось — она умирает от горя и безысходности. Девушка не понимала, что ей говорит подошедшая Полина, не слышала ее злорадного смеха. Анна смотрела, как удаляется князь, увозя с собой последнюю надежду на счастье. Единственное, что жило в ней — заунывная мелодия, под которую ей пришлось танцевать, она звучала в голове, сводя с ума. Медленная, тягучая музыка снова возвращала ее назад, в ярко освещенную столовую, где она пережила самый большой позор в своей жизни.
Анна вцепилась в виски, не желая слышать ее больше. Ей хотелось выть во весь голос, заглушая боль и отчаяние, но сил ни на что не было. Девушка только тихо поскуливала, словно щенок, выброшенный хозяевами за ненадобностью. Сейчас Анна не чувствовала холода, не видела ничего вокруг, ей казалось — она осталась совсем одна в кромешной темноте, которая окутывала ее плотной пеленой, не оставляя свету ни малейшего шанса. Погруженная в отчаяние девушка даже не поняла, что происходит, когда сильные руки оторвали ее от земли.
Владимир в одиночестве сидел за столом, глядя перед собой невидящим взглядом. Недавнее унижение Анны не принесло желанного облегчения, скорее наоборот. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — он проиграл эту войну с отцовской воспитанницей. Гнев Оболенского, растерянность Мишеля и отчаяние во взгляде Анны камнем лежали на душе. Сергей Степанович уже выразил свое отношение к этому фарсу, отчитав его, как нашкодившего мальчишку, а впереди еще объяснение с Репниным. Сейчас князь ушел, но вернется обязательно, вот тогда придется отвечать за свою выходку сполна. К тому же, если Михаил не простит его, о многолетней дружбе придется забыть. Об Анне ему и думать не хотелось, вернее о том, каково ей сейчас. Корф даже представить себе не мог, что он должен будет сделать для искупления своей вины.
Барон в бессильной ярости ударил кулаком по столу. Хотелось крушить все вокруг, вымещая злость на весь мир, на упрямую холопку, на друга, который не понял его, хотя Владимир старался только ему во благо. Ведь неизвестно, куда бы его завела любовь к крепостной. Выходит — он был прав, во всем прав. Тогда почему так гадко на душе?
Налив рюмку, Корф одним глотком осушил ее, не чувствуя, как водка обожгла горло. Спасительный хмель не помог ему, не избавив от угрызений совести. Терзаемый сомнениями барон сидел, не поднимая головы, поэтому не заметил, как в приоткрывшуюся дверь кто-то вошел. Он очнулся только в тот момент, когда на его плечо легла теплая рука. Недоумевая «неужели Анна?!», Владимир обернулся и увидел Полину, стоявшую почти вплотную к нему. Девка вовсе не скрывала, зачем явилась сюда: в глазах томление, губы призывно приоткрыты, она даже не сняла костюма, в котором выглядела весьма соблазнительно. Корф усмехнулся: «А почему бы нет?» Если уж быть негодяем, так до конца. Схватив Полину за руку, он грубо притянул ее к себе не обращая внимание на то, что причиняет ей боль. Владимир вовсе не собирался дарить нежность этой холопке, хотелось просто выпустить пар, забыться, не думать ни о чем, стискивая мягкое податливое тело.
Когда все закончилось, он оттолкнул девку и оглядел разгромленную комнату: разбитая посуда, сброшенная скатерть, осколки на ковре под ногами и Полька, восседавшая на столе словно королева. Почему-то ее вид был особенно неприятен Корфу. Холодно бросив уничижительное «прибери здесь все», он схватил со стола графин с коньяком и отправился к себе. Оказавшись в своей спальне, опустился на разобранную кровать прихлебывая прямо из горлышка. Так и сидел, прикладываясь к графину, пока тот не опустел, а сам он не свалился на подушки, забываясь пьяным сном.
А Полина после ухода барина вовсе не спешила слезть со стола, чтобы выполнить его распоряжение. С чего это ей надрываться, убирая комнаты да натирая паркет! Хозяйской любовнице можно и побездельничать. Наглая девка чуть только не облизывалась, представляя себя примой крепостного театра, одетой в дорогие наряды. Ведь барон богат, если угождать ему во всем — не поскупится на подарки.
Замечтавшись, она не заметила вошедшую Варвару и очнулась только тогда, когда услышала возмущенный возглас:
— Господи Боже, что ж это деется?! Что за погром тут господа учинили?! А ты, позорница, отчего здеся нагишом сидишь?! Совсем стыд потеряла!
— Ругайся, ругайся, недолго тебе осталось командовать, — огрызнулась Полька. — Теперь я здесь буду вместо Аньки, потому как мой танец барину больше понравился.
С этими словами девка лениво слезла со стола и отправилась к себе, где уснула сном праведницы, в котором она блистала на подмостках Императорского театра. Едва продрав утром глаза, Полина тут же бросилась к сундуку, отыскивая платье понарядней. Она понимала — вчерашнего вечера мало, надо закрепить свой успех, а для этого необходимо выглядеть как можно привлекательней. Одевшись, она вышла из комнаты и нос к носу столкнулась с управляющим, который посмотрел на нее с нескрываемым удивлением.
— Ты чего это сегодня так вырядилась? — полюбопытствовал Карл Модестович. — Неужто в этом платье собралась в комнатах прибираться?
— Кто тебе сказал, что я теперь в комнатах прибирать буду? — девка нагло подбоченилась. — Я, может быть, тебе больше не подчиняюсь.
— Да ты никак белены объелась?! — немец возмущенно встопорщил усы. — На конюшню захотела?!
— Ты не очень-то грози! — фыркнула Полина. — Я вот барину пожалуюсь — узнаешь, как надо мной измываться.
— Барину? — начиная догадываться, протянул Карл Модестович. — Ну, ловка!
— То ли еще будет, — горделиво выпятила грудь горничная, — скоро совсем Анькино место займу.
— Вовремя ты об Аньке заговорила, — спохватился управляющий, — как раз хотел у тебя спросить — не видела ее?
— Только вчера вечером, после танца. Когда она за князем своим выскочила, удержать хотела. А он ей: «увольте, сударыня!» С тем и уехал, а она осталась — ему вслед смотреть, — злорадно хихикнула Полина.
Но потом вдруг, словно что-то сообразив, спросила:
— Тебе какая надобность до Анны, Карл Модестович?
— Так это, — немец замялся, — она же говорила — будет ждать меня после танца в своей спальне. Я-то пришел, только там никого.
— Неужто сбежала?! — ахнула девка.
— Ты думай, чего болтаешь! — Шуллер не на шутку испугался. — Это выходит — холопка сбежала, а я ни сном ни духом! Да барин мне голову оторвет! Искать надобно!
— Погоди, Карл Модестович, — Полина схватила его за руку, — не торопись ты Аньку искать.
— Это как? — уставился на нее управляющий.
— Подожди маленько. Если барин о ней не спросит — ты молчи. Может, она в лес убежала с горя, вот пусть там и замерзает. А если сбежала — пускай барин ее поищет подольше, разозлится сильнее, глядишь — отправит на скотный двор или в деревню, с глаз долой.
— Тебе-то какой в том резон? — полюбопытствовал Модестович.
— Вдруг Анька больше барину глянется, останусь я тогда с носом. Надо от нее навсегда избавиться. И тебе, и мне выгодно, чтоб духу ее здесь не было. Не забывай, сколько ты ей гадостей делал. Стань она барской любовницей — мигом все припомнит.
— Дело говоришь, — немец почесал макушку. — Только как мне перед барином оправдываться, когда он узнает об исчезновении Анны?
— Скажи — искал, но не нашел, а его беспокоить не хотел до поры.
— Попробую, — управляющий говорил как-то неуверенно.
— Постарайся, Карл Модестович, — елейно проговорила Полина. — Придет время — я тебя не обижу.
— Ох, девка, — покачал головой Шуллер, явно поддаваясь на ее уговоры.
Владимир проснулся поздним утром. Голова раскалывалась, во рту пересохло. Хорошо хоть портьеры были задернуты, и дневной свет не раздражал воспаленных глаз. Сев на кровати, барон со стоном схватился за голову. К мучительному похмелью добавились не менее мучительные воспоминания о вчерашнем вечере. Да еще эта Полина! Что же ему теперь делать со всем случившимся?!
Посидев немного, Корф через силу встал и, приведя себя в порядок, спустился в столовую. Здесь уже было чисто убрано, и ничего не напоминало о прошедшей вакханалии. Разве только Полина, разодетая в платье попугайской расцветки, что крутилась возле стола, глядя на него маслеными глазами. От пестроты ее наряда рябило в глазах, запах дешевых духов вызывал тошноту, поэтому Владимир с трудом сдерживал желание рыкнуть на назойливую девку.
Находиться за столом в одиночестве было непривычно, но нынче никто не составил ему компанию: Оболенский уехал еще до завтрака, Репнин, судя по всему, не вернулся, Анна вообще не спустилась из своей комнаты. Скорее всего, не хотела его видеть, а может быть, оплакивала разбитые надежды на счастье с Репниным. От этой мысли и воспоминании об их поцелуе вновь накатила непонятная злоба, заставляя скрежетать зубами и сильнее сжимать кулаки. Почти ничего не съев, барон встал и отправился в библиотеку. Нужно было все обдумать, чтобы принять правильное решение в отношении Анны. Но почему-то решать ничего не получалось. В голове роились воспоминания о тех днях, когда жизнь была беззаботно-счастливой, когда отец с Анной были самыми дорогими ему людьми и не было этого изматывающего чувства то ли ненависти, то ли еще чего-то.
«Помнишь?» — шептала память.
«Зачем ты это сделал?!» — не унималась совесть.
«Ты спасал друга!» — пафосно заявляло самолюбие.
Измученный внутренней борьбой, Корф не вышел к обеду, рявкнув «пошла вон!» на сунувшуюся к нему с подносом Полину. И только когда стало темнеть да вошедший лакей зажег свечи, Владимир решился. Взяв из ящика лист гербовой бумаги, он написал вольную на имя Анны, поставив внизу размашистую подпись. В конце концов, это была воля покойного отца и он обязан ее выполнить. Завтра надо будет отправить Никиту в уезд, пусть официально заверит бумагу — и все. Анна будет вольна поступать так, как ей заблагорассудится: уехать из поместья, поступить в театр, играть свои роли. Только почему-то эта мысль не вызывала радости. Представив себе дом без Анны, барон почувствовал в душе пустоту. Странно, неужели он так привязался к отцовской игрушке, что жалко ее отпускать?
Ладно, все пройдет, махнул рукой Владимир, теперь же необходимо извиниться перед Анной. Как ни крути — он унизил ее, поэтому надо постараться загладить свою вину. Вздохнув, барон вышел из библиотеки и легко поднялся на второй этаж. Подойдя к комнате Анны, он немного постоял, преодолевая непонятную робость, а потом негромко постучал. За дверью стояла тишина. Стукнув сильнее, Владимир толкнул дверь. Комната была погружена в темноту: свечи не зажжены, камин не затоплен. Стараясь что-нибудь разглядеть, Владимир позвал:
— Анна, Вы здесь?
Из тьмы, окутавшей комнату, не донеслось ни звука.
Решив — Анна, скорее всего, на кухне, возле Варвары, Корф закрыл дверь и отправился во владения своей кухарки. Войдя на кухню, он застал за ужином почти всю дворню, но Анны среди них не было. Недоумевая, он обвел взглядом присутствующих, потом спросил:
— Варя, а где Анна?
— Дык не знаю, барин, — кухарка выглядела растерянной. — Я думала, в комнате она.
— Нет ее там, — Владимир начинал нервничать. — Я только что оттуда. Кто-нибудь видел ее сегодня? — барон обращался уже ко всем.
Молчаливое покачивание голов было ответом на его вопрос. Полька единственная осмелилась подать голос.
— Сбежала, барин! Точно сбежала! — затараторила она. — Выпороть ее надобно как следует, — попыталась было продолжить девка, но осеклась под ледяным взглядом.
— Ты мне советовать будешь?! Сама на конюшню захотела? — раздражение барона росло. — Где Карл Модестович?!
— У себя, барин, — робко сказала Варвара.
— Григорий, скажи ему — пусть мигом явится, если не хочет получить расчет.
С этими словами он вышел из кухни, направившись в гостиную, где принялся расхаживать из угла в угол в ожидании управляющего.
Через несколько минут дверь отворилась, и Шуллер робко вошел в комнату. Видимо, Григорий успел предупредить его, что хозяин не в духе.
— Звали, Владимир Иванович? — подобострастно спросил он.
— Где Анна?! — рык Корфа, казалось, сотрясал стены.
— Ищу, господин барон.
— То есть как — ищете?! Вы знали, что ее нет в доме и молчали?!
— Тревожить Вас не хотел. Надеялся сам управиться. Не могла она далеко убежать.
— А Вы уверены в том, что она убежала? С кем? С Репниным?
— Думаю, князь здесь ни при чем. Полька утверждает — он рассердился на Анну и уехал. Говорил, будто видеть ее не хочет. Выходит — сама сбежала.
- Сбежала ли? — Владимир не отрываясь смотрел на управляющего. — А вдруг руки на себя наложила? Запомните, Карл Модестович, если с Анной что-нибудь случится, Вы мне за это головой ответите!
— Найдем, найдем, господин барон, — зачастил немец. — С утра начнем искать. Сейчас-то все равно без толку, ночь на дворе.
— Убирайтесь, Карл Модестович, — процедил сквозь зубы Корф. — И помните о том, что я Вам говорил.
Управляющий бочком протиснулся в двери, поспешив убраться подальше от хозяйского гнева, а Владимир продолжил расхаживать по гостиной. Мысль о том, что с Анной может случиться беда, не давала ему покоя. Видит Бог — он не желал ей зла, просто хотел разоблачить обман. И вот что из этого вышло.
В тревоге за девушку Владимир не сомкнул глаз всю ночь, а с рассветом, собрав мужиков, решил прочесать лес. Прав был Шуллер, далеко она уйти не могла, если только… Об этом «только» даже думать не хотелось. Оставалось надеяться, что богобоязненная Анна не решится на самоубийство. Какое-то чутье подсказывало Корфу — она жива и находится недалеко. Поэтому прежде чем начать поиски, он решил заглянуть в избушку Сычихи. Может быть, Анна спряталась там, а возможно — тетушка знает, где она. Ведь недаром же ведьмой считается.
Барон собрался было выходить, но покинуть комнату не успел: дверь распахнулась и на пороге возник Репнин.
Поделиться32020-09-13 10:46:47
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Глава 2
Взлетая над землей, Анна даже не успела испугаться. Пережитое притупило чувства, и в первую минуту она не понимала, что происходит. А придя в себя, оказалась в объятиях Михаила, который уносил ее непонятно куда. Вспомнив недавний разговор, Анна попыталась было вырваться, но князь только крепче стиснул ее. Подойдя к привязанному коню, он посадил на него девушку и, отвязав поводья, сел в седло сам.
Заметив, что Анну, одетую в одно платье, сотрясает озноб, князь расстегнул свой редингот и обернул ее подбитыми мехом полами, прижимая к себе. Продрогнувшая до костей девушка не пыталась протестовать, она тихо сидела, уткнувшись в грудь мужчины желая только одного – чтобы их путь продолжался как можно дольше. Но вопреки ожиданиям ехали они недолго, и вскоре остановились на поляне, уставленной кибитками. Анна видела их на земле Забалуева каждую весну и лето, это были цыгане, которым уездный предводитель разрешил останавливаться в своих владениях.
Выходит, Михаил привез ее в цыганский табор. Вопрос – зачем? К чему князю, не пожелавшему даже выслушать оправданий, возвращаться и забирать ее? Из чувства вины, а может быть, из желания насолить Корфу? Девушка вздохнула, так или иначе – у нее появился шанс объясниться с Репниным. И пусть на их отношениях можно поставить крест, ей бы очень не хотелось выглядеть перед Михаилом лживой интриганкой.
Тем временем князь, сняв ее с коня, спешился сам и передал поводья подошедшему цыгану. Взяв Анну за руку, он направился к одной из кибиток, стоявшей несколько в стороне от других. Поднявшись по некоему подобию ступенек, он откинул цветастый полог и слегка подтолкнул девушку, заставляя ее войти. Оказавшись внутри, Анна огляделась. Дощатый пол, застланный потертыми коврами, несколько огромных подушек и какая-то посуда в углу – вот и все убранство. Здесь царила неприкрытая нищета, но сейчас она была для нее куда милей, чем роскошь фамильного особняка Корфов.
Протиснувшись в дальний угол, девушка села подальше от князя, не глядя на него и ничего не говоря. Репнин тоже не спешил заводить разговор, похоже, он еще не собрался с мыслями, да и рана давала о себе знать. Посидев немного, он выпил из кружки какого-то отвара, а потом, глядя Анне в глаза, произнес:
- Рассказывайте.
- О чем, Михаил Александрович? – Анна чувствовала себя весьма неуютно под его пристальным взглядом.
- Обо всем! О Вашем положении в доме Корфов, о том, почему Вас выдавали за дворянку и о спектакле, который Вы затеяли вместе с Владимиром.
В ответ девушка печально улыбнулась:
- Я не смогу ответить на все вопросы, поскольку на некоторые тоже не знаю ответа. Мне неизвестно, почему Иван Иванович забрал меня в свою семью и воспитывал наравне с родным сыном. Он всегда относился ко мне как к дочери, запретив всем рассказывать о моем происхождении под страхом наказания.
- Даже Владимиру? – полюбопытствовал Репнин.
- Даже ему, – девушка усмехнулась удивлению Репнина. – Мало того – барон потребовал от сына клятвы в том, что он никому не расскажет обо мне.
- Поэтому Владимир молчал, – Репнин не спрашивал, а утверждал.
- Да, будь его воля, Вы бы узнали о моем происхождении еще на балу у Потоцкого. Он ненавидит меня, как самого большого врага, и не скрывает своего отношения. Хотя я старалась лишний раз не досаждать ему, это ничего не изменило, его ненависть становилась все сильней. При жизни отца Владимир еще сдерживался, а после…
- Выходит – между вами не было сговора с целью одурачить меня? – князь говорил уже более мягко.
- Конечно же нет. Это всецело идея барона – раскрыть таким образом мое истинное положение. Я пыталась сопротивляться, только бесполезно.
- Понимаю – у Вас не было выбора, – вздохнул Репнин.
- Выбор у меня был, – покачала головой Анна. – Владимир предложил мне либо танцевать, либо отказаться от Вас, сказав, что между нами все кончено.
- И Вы согласились на унижение? – Казалось, Михаил был потрясен.
- Для меня было более унизительным предать свои чувства, позволить растоптать свою душу.
- Какие чувства?! – Репнин подался вперед, не сводя с девушки глаз.
Анна отвела взгляд в сторону. Если бы совсем недавно Михаил выслушал ее, а не оттолкнул, бросив одну в холоде ночи, она бы с радостью призналась ему в любви, но теперь недоверие не позволяло ей сделать этого.
Не дождавшись ответа, Репнин перевел разговор на другую тему.
- Скажите, почему покойный барон не освободил Вас? – спросил он.
- Я не знаю. Дядюшка никогда об этом не говорил, а я не решалась спрашивать. Хотя, подождите, – Анна задумалась словно что-то вспоминая. – Когда у дядюшки стало плохо с сердцем, он говорил, будто отдал Полине вольную для передачи мне. Но она показала мне только лист бумаги с цитатами из Шекспира. А потом Иван Иванович неожиданно умер.
- Даже так? – князь нахмурился, что-то обдумывая. – Ладно, утро вечера мудренее. Отдыхайте, сударыня. Завтра посмотрим, что нам делать дальше.
- Как Ваша рана? – спросила Анна. Девушка чувствовала себя немного виноватой, все-таки раненому Репнину было нелегко нести ее.
- Пройдет, – отмахнулся князь. – У Рады неплохие снадобья, – он указал на кружку, из которой пил: – надеюсь, до свадьбы заживет. Спокойной ночи, мадемуазель, – и Михаил вышел из кибитки.
Оставшись одна, девушка поудобней устроилась в подушках и закрыла глаза. Однако несмотря на усталость, сон не шел. Мысль о том, что с нею теперь будет, не давала покоя. Выходит – она теперь беглая, и Владимир может даже отправить ее на каторгу, если пожелает. Конечно, он вряд ли на такое пойдет, но все равно боязно. Непонятным оставалось и отношение Михаила к ней. Расспросив ее, князь просто ушел, ничего не сказав о своих планах. Может быть, Репнин сумеет добиться от Владимира вольной для нее, и она поступит в театр, как того хотел дядюшка.
Уставшая от мыслей и сомнений Анна уснула почти под утро и проснулась довольно поздно. Посидев немного, она решила осмотреться, чтобы решить, как поступить дальше. Поднявшись, она откинула полог и вышла наружу.
Табор уже вовсю шумел: мужчины чистили лошадей, женщины суетились возле котлов, подвешенных над огнем – казалось, никто не обращал на Анну никакого внимания. Она огляделась в поисках Михаила, но его нигде не было. Скорее всего, князь уехал и ей здесь тоже делать нечего. Еще немного постояв, Анна решила возвратиться в поместье, может быть, ее отсутствия никто не заметил и все обойдется. Но не успела она сделать несколько шагов, как дорогу ей заслонила молодая цыганка.
- Далеко ли собралась, красавица, – полюбопытствовала она.
- Домой пойду, – спокойно ответила Анна.
- Э, нет! Князь велел с тебя глаз не сводить, из табора не отпускать и от чужих прятать. Хорошо за это заплатил, видать, дорога ты ему.
- Меня, поди, уже ищут – пыталась протестовать Анна.
- Это не наше дело. Вот вернется князь – с ним говорить будешь. А сейчас – ступай в кибитку, не надо, чтоб тебя лишние глаза видели.
Ни слова больше не говоря, девушка вернулась в свое убежище, куда скоро уже знакомая цыганка принесла чашку, в которой была каша, приправленная кусками репы.
- Вот, поешь, – она придвинула посуду к Анне, – ты ведь с вечера ничего не ела.
- Не только с вечера, – ответила девушка, вспомнив вчерашний день, когда от переживаний она не могла проглотить ни кусочка. Зато теперь, почувствовав запах еды, поняла, как проголодалась. Взяв посудину, Анна принялась есть, поражаясь тому, какую вкусную кашу ей принесли. Пожалуй, даже у Варвары не получалось такой. Доев, она протянула пустую чашку цыганке и сказала:
- Спасибо большое! А как тебя зовут?
- Рада, – девушка с любопытством смотрела на нее.
- Так это твои снадобья Михаил Александрович хвалит? Ты его лечишь?
- Я, – кивнула цыганка. – Поправится князь, не сомневайся. От моих трав и не такие раны затягивались. А вот ты поперек своей судьбы идешь, красавица, и дорого тебе за это платить придется. Много горя еще изведаешь.
С этими словами она взяла чашку и вышла так быстро, что Анна не успела расспросить ее подробнее. Девушку очень испугало это предсказание, хотя она даже не поняла, о чем шла речь. Какое-то смутное чувство подсказывало ей – все сказанное цыганкой правда, и в будущем ее ждут тяжелые испытания. Растерявшаяся Анна не знала, как ей поступить, а посоветоваться было не кем, Михаил еще не вернулся, Рада же больше не приходила.
Князь появился после полудня, очень возбужденный, с радостной улыбкой, и войдя в кибитку, молча протянул Анне какие-то бумаги. Взяв их, она не смогла сдержать возгласа изумления, когда поняла, что держит в руках вольную и паспорт на имя Анны Платоновой.
- Миша, как такое возможно?! – потрясенно выдохнула девушка.
- Все очень просто, – князь довольно улыбался. – Помните, Вы говорили, будто Иван Иванович передавал Полине Вашу вольную. Я решил это проверить. Ведь если вольная была выписана, то ее обязательно заверяли в уездной управе. Как видите, все оказалось правдой, покойный барон действительно оформил бумаги, предоставляющие Вам свободу. Я только восстановил их, а заодно сделал паспорт.
- А где же тогда вольная, подписанная дядюшкой? – прошептала Анна.
- Это еще предстоит выяснить, - лицо Репнина помрачнело. – Думаю, Полина из зависти не отдала Вам документ.
- Значит, я теперь свободна? – Анна до сих пор не верила в свою удачу.
- Абсолютно свободны, но думаю – это продлится недолго. – Михаил как-то странно смотрел на нее.
- Что Вы имеете в виду? – Князь не переставал удивлять Анну.
- Ровным счетом ничего, сударыня. А теперь мне бы хотелось вернуться к нашему вчерашнему разговору.
- Вчерашнему? Но я Вам уже все сказала.
- Нет, не все. Когда я спросил, отчего Вы не согласились на предложение Корфа, то ответа не услышал. Поэтому – ответьте сейчас, зачем Вы решились на этот танец.
- Отвечу Вам так же, как Владимиру, – голос Анны звучал твердо, – я бы никогда не смогла, глядя Вам в глаза, сказать, что не люблю Вас.
Немного помолчав, Репнин взял руку девушки и поднес к губам:
- Спасибо, Анна. Это все, что мне нужно было знать. Я должен опять отлучиться, но надеюсь увидеть Вас вечером. Очень прошу – не покидайте табора, здесь Вы в безопасности.
Еще раз склонившись к ее руке, князь ушел, оставив девушку наедине со своими переживаниями.
После этого разговора Анна не знала, что ей думать: в мыслях был разброд, в голове туман, да и слова Рады не давали покоя. Цыганка сказала, будто она идет поперек своей судьбы, но сколько Анна помнила себя, она всегда подчинялась обстоятельствам. Даже попытка противостоять Владимиру закончилась неудачей. Так что имела ввиду Рада? Какие беды ее ожидают? В размышлениях и сомнениях время пролетело быстро, и Анна не заметила, как наступил вечер. Только когда, откинув ткань полога, в кибитку вошел Репнин, девушка увидела – день заканчивается, отгорая багровым закатом.
- Вы вернулись, Михаил Александрович, – голос Анны звучал радостно.
- Только для того, чтобы забрать Вас, – князь протянул к ней руку, – пойдемте.
- Куда? – ее пугал тон Михаила, он говорил так, будто принял очень важное решение.
- Скоро узнаете. Идемте же, Анна, нехорошо заставлять ждать нас.
Не без внутреннего трепета девушка поднялась и вышла в вечерние сумерки. К вечеру сильно подморозило, а легкое платье совсем не спасало от холода. Заметив, как она зябко повела плечами, Репнин вновь укутал ее в свой редингот и, усадив на коня, тронулся неторопливой рысью по дороге, ведущей к поместью Корфов. Анна догадалась – он решил отвезти ее обратно домой, и хотя ей теперь нечего было опасаться гнева Владимира, на душе было тоскливо. Она понимала – князь сделал для нее все, что мог, надеяться на большее было бы просто глупостью с ее стороны. Благодаря Михаилу она теперь свободный человек, поэтому должна сама о себе заботиться. И только когда они проехали поворот, ведущий к усадьбе, до нее дошло – Репнин вовсе не собирается возвращать ее в дом барона.
- Миша, куда мы направляемся? – осмелилась она спросить, когда поворот скрылся из виду.
- Потерпите немного, мадемуазель. Скоро уже приедем – тогда Вы все поймете.
Притихнув, Анна не сказала больше ни слова, полностью доверившись князю, она просто наслаждалась теплом и покоем в его объятиях еще некоторое время, пока они не остановились возле небольшой церкви. Сняв девушку, Михаил отвел жеребца к коновязи и вернулся к ней.
Все еще недоумевая, Анна спросила:
- Зачем мы здесь?
- Затем, чтобы навсегда быть вместе, делить горе и радость, воспитывать детей и умереть в один день.
- Вы… Вы хотите жениться на… мне?! – от волнения Анна с трудом могла говорить.
- Именно так, сударыня.
- Михаил Александрович, Вы представляете себе последствия?! О службе придется забыть, знакомые от Вас отвернутся, даже Ваши родители никогда не примут меня. Вы же станете изгоем!
- После нашей авантюры с дуэлью вряд ли меня ожидает блестящая карьера, по крайней мере в царствование нынешнего императора. Что касается света, то здесь Вы правы – в Петербурге нас не станут принимать, поэтому мы поселимся в имении. Оно довольно далеко от столицы, и там никому не будет дела до происхождения княгини Репниной. А родители… Думаю, узнав Вас получше, они примут мой выбор. Если же нет… Они почти все время живут в Италии, маменька не любит Петербург, так что у нас не будет возможности часто видеться с ними. У меня только одна просьба к Вам: Вы не против, чтобы некоторое время наш брак был тайным?
- Некоторое время?! – Анна удивлялась все больше.
- Только до свадьбы Наташи и Андрея, мне бы не хотелось осложнять сестре жизнь. А сразу после их женитьбы мы уедем в поместье.
- Но ведь когда станет известно о нашем венчании... все равно, – Анна замолчала.
- Тогда это будет головной болью Андрэ. К тому же сильно сомневаюсь, что Натали даст себя в обиду. Надеюсь, она еще станет нашей защитницей перед моими родителями и светом. Теперь я жду Вашего согласия. Решайтесь, Анна! Неужели согласиться на брак со мной тяжелее, чем выполнить ультиматум Корфа?
- Но ведь это на всю жизнь, – девушка все еще была растеряна. – Вдруг через какое-то время Вы поймете, что ошиблись, но вернуть все назад будет невозможно.
- Когда я бросил Вас возле дома Корфа, мною двигала только обида, мне казалось – я стал жертвой злобного розыгрыша, но даже тогда я был готов простить, поэтому вернулся. Услышав же о требовании барона, понял, насколько неправ в своих обвинениях. Я люблю Вас, поэтому буду бороться за свое счастье до конца и никогда не пожалею о своем выборе. Идемте, мадемуазель. Мы заставляем священника ждать нас, а это неприлично.
Больше не переча, Анна оперлась на предложенную руку и направилась вместе с Михаилом к храму, подчиняясь власти мужчины, покорность которой заложена в любой женщине.
В церкви их уже ждал священник, готовый совершить обряд, дьячок и жена священника, еще молодая привлекательная женщина. Свидетелей не было, поскольку венчание было тайным. Увидев траурное платье невесты, матушка неодобрительно покачала головой и вышла. Вернувшись, она протянула Анне белый платок, который девушка накинула на голову.
Все еще не веря в реальность происходящего, Анна слушала слова молитвы, обменивалась кольцами с Михаилом, обходила вместе с ним вокруг аналоя. Какое-то неясное беспокойство сжимало ей сердце, происходящее казалось сном, который вот-вот закончится, и снова начнется привычная жизнь крепостной воспитанницы барона Корфа. Это чувство не отпускало даже в тот момент, когда Михаил склонился к ней с поцелуем, а несколько минут спустя батюшка протянул ему свидетельство о венчании.
Анна удивлялась: сегодня сбылась ее самая заветная мечта – она стала женой любимого человека, но почему-то девушка не сходила с ума от счастья, не радовалась, а только замерла в непонятной тревоге.
- Прочь недостойные мысли! – сказала она себе, увидев сияющие глаза мужа. Они обязательно будут счастливы, и нечего выдумывать несуществующие беды. Улыбнувшись Михаилу, она взяла его под руку, вместе с ним направившись к выходу.
Остановившись на паперти, Репнин стал раздавать нищим милостыню, и в этот момент к ним подошел юродивый, которого не было возле храма, когда они шли венчаться. Не обращая внимания на протянутую князем монету, он подал Анне что-то завернутое в платочек, сказав:
- Возьми, княгиня, пригодится тебе.
- Откуда Вам известно, что я княгиня? – изумилась Анна, но нищий уже уходил от них, заливаясь безумным смехом. Пожав плечами, девушка развернула кусок ткани и увидела огарок церковной свечи. Отчего-то этот дар произвел на нее тяжелое впечатление, вспомнились слова Рады: «против судьбы идешь» и сердце вновь сжалось.
- Почему Вы грустны, душа моя? – ласково спросил Михаил, обнимая ее за плечи. – Улыбнитесь же, Анна, Вы ведь не на панихиде.
Успокоенная словами мужа, новоиспеченная княгиня положила подарок в карман и отправилась вслед за Михаилом к коновязи.
Они уезжали так же, как приехали: Михаил посадил Анну впереди, крепко прижав к себе. Гораздо крепче, чем в прошлый раз, но теперь у него было на это право.
Поначалу Анна решила, что они возвращаются в табор, однако Михаил направил коня к лесу, и вскоре они оказались возле охотничьего домика, стоявшего на границе между поместьями Корфов и Долгоруких. Войдя в сторожку, Анна поняла – Михаил принял решение о венчании еще ночью и заранее подготовил им пристанище. Здесь было тепло натоплено, на столе стояли закуски и бутылка вина, некое подобие кровати было застелено пушистой шкурой, а в изголовье лежали подушки. Стараясь не смотреть на мужа, Анна прошла к печке и протянула к огню озябшие руки. Заметив ее состояние, Михаил вновь обнял ее притягивая к себе:
- Не обижайтесь на скромность нашего свадебного ужина, ma chieri, – прошептал он. – У нас с Вами впереди еще много времени и поводов для праздничных застолий.
- Я вовсе не обижаюсь, Миша, – смущенно произнесла девушка, – наоборот – благодарна Вам. Когда Вы успели все устроить за столь короткое время?
- Рад, что Вам понравилось, – довольно сказал Репнин. – Прошу к столу.
Сидя за столом напротив князя, Анна почти не прикасалась к еде. Это был ее первый семейный ужин, ужин с мужчиной, с которым они связаны навсегда, но мысль о том, что их ждет в будущем, не оставляла ее. Она знала – впереди много трудностей, а для их преодоления понадобятся силы и немалое терпение.
Между тем ужин подходил к концу. Поднявшись из-за стола, Михаил встал за стулом Анны, и она вздрогнула, почувствовав его ладони на своих плечах.
- Не стоит меня бояться, дорогая, – тихо сказал он. – Я не причиню Вам вреда.
Князь помог жене подняться, а затем, подхватив на руки, направился к кровати, шепча слова любви то на русском, то на французском. Опустив Анну на постель, он стал покрывать поцелуями ее лицо, легко прикасаясь кончиками пальцев к тоненькой жилке на шее. Бархатистость ее кожи, шелк распущенных волос сводили с ума, но он старался быть терпеливым, осторожно освобождая девушку от одежды.
Незнакомые ощущения захлестнули Анну. Умелые ласки кружили голову, кровь бежала по жилам раскаленной лавой, заставляя забыть обо всем, кроме чувственных удовольствий, которые ей дарил муж. Она уже не сдерживала стонов страсти, когда мужские губы и руки касались ее тела. Ей хотелось большего, и сдаваясь под его напором, она обвила шею Михаила руками, притягивая супруга к себе.
Проснувшись утром, княгиня не обнаружила рядом мужа. Репнин, уже одетый, сидел на краешке постели, глядя на нее. Увидав, что Анна проснулась, он улыбнулся:
- Доброе утро, душа моя. Как Вам спалось?
- Спасибо, хорошо! – вспомнив прошедшую ночь, Анна залилась румянцем.
- Я рад, ma chieri! – рассмеялся ее смущению князь. – А теперь нам пора собираться.
- В табор? – княгиня вопросительно смотрела на мужа.
- Нет. Вы немного побудете на постоялом дворе, мне необходимо завершить кое-какие дела. А потом мы отправимся в Петербург.
Поделиться42020-09-13 10:48:32
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Глава 3
Некоторое время друзья смотрели друг на друга молча. Первым пришел в себя пришел Корф.
- Миша, - сказал он, протягивая руку – рад тебя видеть. – Где ты был все это время?
Вместо ответа Репнин вскинул кулак, и Владимир упал на пол, сбитый с ног сильным ударом.
- Неплохо, - сказал он, поднимаясь и вытирая кровь с разбитой губы. – Полегчало?
- Ты… ты! – князь буквально задыхался от переполнявшего его негодования. – Как ты мог дойти до этого?! Так унизить Анну! Стыда у тебя никогда не было, но остатки совести имелись. По крайней мере, я на это надеялся.
- А если у меня ее нет? Что ты будешь делать? Забьешь до смерти? Прямо вижу заголовки газет: «Барон Корф убит своим лучшим другом!» Или лучше – «забит насмерть»?
- Перестань паясничать! – Михаил смотрел на него с нескрываемым презрением. – Неужели тебе совсем не стыдно?
- Стыдно, Мишель, очень стыдно. И перед тобой, и перед Сергеем Степановичем. Из-за того, что я не мог рассказать вам всей правды еще при жизни отца.
- Я сейчас говорю не о нас с дядей, а об Анне. За что ты так с ней? Вы ведь выросли вместе, она для тебя как сестра.
- Она никогда не будет мне сестрой! – лицо Корфа перекосила ярость. – Она всего лишь крепостная, взятая моим отцом в семью неизвестно почему. Я много раз намекал тебе на ее настоящее положение, однако ты был глух к моим словам. Признаюсь – я поступил некрасиво, только мне хотелось избавить тебя от этого нелепого чувства к крепостной, а теперь я виноват во всех смертных грехах: Сергей Степанович меня видеть не хочет, ты мне морду набил, Анна вообще сбежала. Даже не знаю, где она сейчас.
Владимир думал, что Репнин, услышав последние слова, забеспокоится, но на лице князя не дрогнул ни один мускул. Барону это показалось странным: ведь несколько минут назад друг был готов убить его, а услышав об исчезновении предмета своей страсти, и ухом не повел.
- Я как раз собираюсь отправиться на ее поиски, – барон не сводил глаз с Михаила – не желаешь присоединиться?
- Нет, – князь по-прежнему был абсолютно спокоен. – Мне известно, где Анна, это я и пришел тебе сказать.
- Значит она с тобой убежала?! – Владимир на какое-то время растерялся.
- Не убежала – я ее увез, после твоей выходки ей нечего делать в этом доме.
- Зачем? А, понимаю – отправишь на театральные подмостки, чтобы стать ее единственным покровителем. Или только первым?
В глубине души Владимир понимал, что несет отвратительную пошлость, только его будто черт дергал за язык.
Услышав последнюю фразу Репнин побледнел и схватил его за лацканы так, что затрещал сюртук.
- Не смей в подобном тоне говорить о моей жене! – прорычал он.
- О ком?! – от удивления Корф едва не лишился дара речи.
- Я говорю – не смей обливать грязью княгиню Репнину! – Михаил еще раз тряхнул барона.
- Миша! – Владимир не мог поверить в сказанное другом. – Хватит меня разыгрывать!
- Это не розыгрыш. Вчера мы с Анной обвенчались, поэтому выбирай выражения, когда будешь говорить о ней.
- Ты женился на моей крепостной?! Хочешь, чтоб я в это поверил?
- Я женился не на крепостной, а на свободной женщине. И в связи с этим у меня вопрос: ты ведь наверняка знал, что твой отец выписал вольную Анне и скрыл это от нее? Да еще и прилюдно унизил. Кстати – где вольная? В ящике твоего стола?
- Откуда ты узнал о вольной? – спросил Владимир и тут же осекся, понимая, что проговорился.
- Поинтересовался в управе, – ответил Репнин. – Скажи, где все-таки вольная?
- Я сжег ее, – признался барон.
- Ну и мерзавец же ты, Корф! – глаза Михаила потемнели.
- Полегче, Мишель, я уже выслушал достаточно оскорблений от тебя. Не будь ты моим другом…
- Ты был мне другом, – тихо сказал князь. – Я не смогу тебе простить этого фарса.
- А я не могу поверить, что ты решился на подобную авантюру.
- Моя женитьба на Анне не более авантюрна, чем вызов наследнику престола.
- Выходит – мы с тобой оба авантюристы. И когда ты намерен объявить о своей женитьбе?
- Пока наш брак тайный. До свадьбы Наташи и Андрэ. Тебе ведь хорошо известен характер его матушки. После их венчания я все расскажу родным, и мы с Анной уедем в поместье.
- Станешь провинциальным помещиком? Будешь по осени продавать гречиху, лен, пеньку да подсчитывать доходы. А Анна станет следить за подвалами и кладовыми?
- Почему бы нет. Должен же я что-то оставить своим наследникам, коль скоро они у меня появятся, – пожал плечами Репнин.
- Я до сих пор не могу поверить в сказанное тобой, – Владимир потер виски. – Надеюсь, ты представляешь себе последствия.
- Представляю. Но я пришел сюда, чтобы разобраться с тобой, а не слушать нравоучения. Предупреждаю – не лезь больше в нашу жизнь. Теперь Анна не твоя собственность, и сегодня мы уезжаем в Петербург. Прощай, Вольдемар.
- Миша, – окликнул его Корф, – видит Бог, я не желал ничего плохого. Просто хотел оградить тебя от этой пагубной страсти.
- Благими намерениями, – усмехнулся Репнин и захлопнул за собой дверь.
Сразу после его ухода в библиотеку заглянул Шуллер:
- Мужики собрались, Владимир Иванович, – сказал он, – только Вас дожидаемся.
- Отпустите их – махнул рукой Корф.
- А как же… - начал было управляющий, но барон перебил его.
- Вам не ясно, Карл Модестович? – резко спросил он. – Я сказал – отпустите. Никого не надо искать, Анна уехала в Петербург.
- Как скажете, – и управляющий поспешил убраться подобру-поздорову.
Закрыв дверь, он увидел стоявшую неподалеку Польку, которая явно намеревалась подслушать разговор.
- Карл Модестович, – поинтересовалась она, – когда оправляетесь Аньку искать?
- Барон приказал отпустить мужиков, – кисло ответил Шуллер. – Нечего Аньку искать, в Петербурге она.
- Вот ведь зараза! – лицо горничной исказила ненависть. – Сумела-таки до театру добраться!
- Тебе-то что за горе в том? – ухмыльнулся немец. – Анны теперь не будет, а ты при барине останешься.
- И то правда! – обрадовалась Полина. – Пусть убирается в свой Петербург, мне без нее вольготней будет.
Пока Полька с управляющим обсуждали последние новости, по ту сторону двери Владимир расхаживал по библиотеке, четко печатая шаг. Через несколько минут, когда бесполезное хождение опостылело, он сел в кресло, устремив взгляд на противоположную стену. Если бы он только мог знать, чем окончится устроенное им разоблачение! Прав был Репнин, когда говорил о благих намерениях, которыми вымощена дорога в ад. Желая другу добра, он потерял и Мишеля, и Анну.
Анна! Кажется – надо радоваться, что не увидит ее больше, но почему-то от этой мысли сжимается сердце, как в тот момент, когда Репнин сообщил об их венчании. Анна теперь замужем, скоро уедет вместе с князем в поместье, и возможно, они больше никогда не увидятся. У нее будет своя семья, муж, дети, а про него она даже не вспомнит. Да и что вспоминать-то? Как он отравлял ей жизнь? Иное дело – Михаил. Этого рыцаря без страха и упрека она будет любить всей душой! Ведь для нее он больше чем любимый мужчина, он избавитель от бездушного тирана-хозяина. На мгновенье представив себе Анну в объятиях Репнина, ласковую, покорную, Корф скрипнул зубами, борясь с желанием свернуть князю шею.
Весь день барон ходил мрачнее тучи. Слуги пытались не попадаться ему на глаза, управляющий куда-то исчез, даже Полина, и та не решалась подойти к нему. Ночью Владимир долго не мог уснуть, вспоминая дружбу с Михаилом: их учебу в Корпусе, совместные проделки, службу. Ему было очень тяжело осознавать, что их отношения разрушены, но он понимал – восстановить все как было уже невозможно.
Заснув далеко за полночь, Владимир проснулся довольно поздно. Спустившись в гостиную, обнаружил там неожиданных посетителей: княгиню Долгорукую и Забалуева в обществе исправника. Не дав ему опомниться, княгиня потребовала выплатить долг, который якобы отец не вернул покойному Петру Михайловичу. В доказательство своих слов она продемонстрировала расходную книгу, в которой не было ни слова о выплате долга.
- Но, позвольте, – Владимир растерялся, – долг был выплачен. Отец говорил – этому есть свидетели, и один из них наш управляющий.
- Тогда позовите его, дорогой барон, – сладко пропела княгиня. – Пусть подтвердит свое свидетельство.
Владимир приказал лакею позвать управляющего, и через несколько минут Шуллер предстал пред всей честной компанией.
- Скажите, Карл Модестович, – обратился к нему Корф, – Вы присутствовали при выплате моим отцом долга князю Долгорукому?
Глаза немца воровато забегали. Он переводил взгляд с княгини на барона и обратно, а потом, решившись, отрицательно покачал головой.
- Ничего не могу сказать, Владимир Иванович, поскольку этого никогда не видел.
- Вот видите! – торжествующе воскликнул Забалуев. – Долг не был погашен. Господин исправник, – обратился он к представителю закона, – надеюсь, Вы сумеете защитить интересы одинокой беспомощной женщины.
- Господин барон, – исправник кашлянул, – Вы можете выплатить долг Ее Сиятельству?
- Таких денег сейчас у меня нет, – развел руками Владимир.
- В таком случае, чтобы завтра к вечеру ноги Вашей здесь не было, – княгиня хищно улыбнулась. – Это имение будет приданым моей Лизоньке. Надеюсь, Вам известно, что она выходит замуж за господина Забалуева. – Долгорукая указала в сторону предводителя уездного дворянства.
- Поздравляю, – процедил барон, смерив Забалуева презрительным взглядом.
- Идемте, идемте, Мария Алексеевна, – заторопился тот. – Завтра Вы будете здесь полной хозяйкой.
Княгиня, кивнув на прощание Владимиру, взяла будущего зятя под руку, и парочка направилась к двери.
Оставшись один Корф, схватился за голову, жизнь рушилась на глазах: сначала смерть отца, затем отъезд Анны, а теперь и поместье отбирают. Впервые Владимир не знал, что ему делать и как жить дальше. До вечера он бесцельно бродил по родовому гнезду, не в силах поверить в то, что скоро покинет его навсегда.
Утром, собрав свои вещи и бумаги, Владимир приказал запрягать и выехал из поместья. Первоначально он собирался отправиться в городской особняк, но передумав, остановился на постоялом дворе. Барон чувствовал – если он сейчас уедет, то потеряет шанс на возвращение своей собственности. Расположившись в одной из комнат, Корф спустился вниз и заказал себе водки с закуской. Сидя в одиночестве в шумном трактире, он опрокидывал рюмку за рюмкой, не чувствуя хмеля. Несмотря на выпитое, голова оставалась ясной, а мысли четкими. Только вот как вернуть потерянное, он по-прежнему не представлял, княгиня с Забалуевым так ловко обтяпали дельце, что подкопаться было не к чему.
Неожиданно размышления Владимира были прерваны тихим голосом за спиной.
- Барин, не оборачивайся, а слушай меня. Сейчас посиди еще малость и выйди на двор, дело у меня к тебе.
- Что за дело? – поинтересовался Корф, но ответа не последовало.
Заинтересованный Владимир спустя несколько минут встал, накинул каррик и вышел в темноту ночи. Оглядевшись, он не увидел никого, кроме нескольких мужиков, стоявших возле саней. Решив – это чей-то глупый розыгрыш, он собрался было уходить, как из-за угла послышался шепот:
- Я здесь, барин, – и повернувшись, увидел цыгана, махнувшего ему рукой.
Подойдя к нему, барон спросил:
- Ты, что ль, хотел поговорить со мной? Интересно, о чем?
- Не здесь, господин хороший, – цыган огляделся. – Тут недалеко наш табор стоит, пойдем к нам – разговор серьезный будет. Много интересного могу тебе рассказать.
Поделиться52020-10-01 17:27:48
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Глава 4
- В самом деле? – насмешливо изогнул бровь Корф. – Откуда тебе знать о моих интересах?
- Цыгане много чего знают, – ухмыльнулся собеседник, – даже больше благородных господ. Если хочешь знать, кто отца твоего погубил – пойдешь со мной.
- Идем! – услышав об отце, Владимир больше ни минуты не колебался.
Цыган, ничего не говоря, направился в сторону поместья Забалуева, а барон двинулся следом.
Придя в табор, они подошли к одному из костров, возле которого сидело несколько соплеменников провожатого. Повинуясь властному жесту вожака, все поднялись, и Владимир остался с цыганом с глазу на глаз. Устроившись поудобней, он подбросил полено в огонь и спросил:
- Слыхал я, барин, редким ядом отравили твоего отца?
- Верно слышал, – ответил Владимир, – только это мне без тебя известно.
Ничего не говоря, собеседник полез в карман и вытащил оттуда красивую бутылочку, украшенную разноцветными камнями.
- Вот, барин, – усмехнулся он, – редкий яд, из самой Индии. Хочешь знать, кто у меня вторую такую купил? Не сомневайся – твоего отца отравили этим ядом.
- Кто купил? – внезапно севшим голосом спросил барон. Он чувствовал – цыган говорит правду.
- Забалуев, – ответил тот, – аккурат незадолго до смерти твоего отца.
- А с чего это ты мне своего благодетеля выдаешь? – полюбопытствовал Корф. – Как-никак на его земле стоите.
- Какой он нам благодетель! – сплюнул цыган. – За свой постой мы ему немалые деньги платим, а вот он яд взял, но платить не хочет. Мало того, убить хотел нас с твоим другом, Репниным. Мы с князем чудом живыми остались. Теперь пора счеты сводить.
- Не заплатил? При его-то деньгах, – покачал головой Владимир.
- Какие у него деньги? – пренебрежительно махнул рукой цыган. – Это он пыль в глаза пускает, а в его доме даже крысам поживиться нечем.
Владимир с трудом удержался от злорадного смеха. Вот, значит, почему предводитель дворянства так стремился жениться на Лизе. Он оказался обычным охотником за приданым, а княгиня уверена, что получила богатого зятя. Одержимый алчностью, Андрей Платонович вполне мог подсыпать яд в бренди, ведь он тоже был на спектакле в их доме.
- Допустим, он отравил, – барон говорил задумчиво, – только как доказать его вину? Ведь он наверняка уже избавился от бутылочки.
- Не избавился, – покачал головой цыган. – Золотая она, в другой этот яд хранить нельзя. Найдешь бутылочку и будут тебе доказательства. Только в доме искать без толку, он ее, скорее всего, при себе держит.
- Что ж, спасибо тебе, – Владимир поднялся. – Если все окажется правдой – я твой должник. – И кивнув на прощанье, барон отправился на постоялый двор.
К утру в голове Владимира созрел план. Дождавшись рассвета, он отправился в свое поместье. Корф был уверен – в доме еще спят, поэтому не особо таясь вошел в конюшню, где Григорий чистил стойла.
Увидев хозяина, мужик просветлел лицом, бросившись ему навстречу.
- Барин! – забасил он – неужто Вы к нам вернулись?
- При новых господах хуже живется? – поинтересовался Владимир.
- Господа! – мужик скривился. – Энтот предводитель, даром что богачом считается, а коляска у него – смотреть стыдно. Он ее вчерась здесь оставил, да еще приказал никого к ней не пущать.
- Где она? – глаза Корфа вспыхнули.
- Дык вон, в углу. Не в каретный же сарай энту рухлядь ставить!
Подойдя к экипажу, который не развалился от старости только чудом, барон принялся тщательно его осматривать. На первый взгляд в коляске не было ничего подозрительного, но подняв на сиденье одну из подушек, Владимир обнаружил тайник. Просунув руку в небольшое углубление, он вынул на свет колоду крапленых карт и точно такой же флакон, какой видел вчера у цыгана. Значит вчерашний знакомец его не обманывал – отец отравлен ядом, купленным Забалуевым у цыган.
- Ты вот что, Григорий, – повернулся Владимир к конюху, – никому ни о чем не говори, так для меня сподручнее будет.
- Не скажу, барин, – кивнул мужик – только Вы возвращайтесь скорей.
- Вернусь, Гриша, обязательно вернусь, – с этими словами барон вышел из конюшни.
Тем временем господин Забалуев, не подозревая о надвигающейся грозе, уговаривал свою тещу предать имение в его руки.
- Мария Алексеевна, Вы же понимаете – Лизонька слишком добра, а мужикам…
Договорить он не успел. Дверь под сильным ударом распахнулась настежь, и в комнату вошел Владимир Корф в сопровождении исправника.
- Барон! Что Вы здесь делаете? Я ведь просила Вас покинуть мое поместье! – в голосе княгини слышалась нескрываемая злоба.
Не обращая внимания на ее вопли, барон подошел к Забалуеву и схватил его за горло.
- Убийца! Убийца моего отца!
- Господин исправник! – завизжала Долгорукая. – Почему Вы позволяете барону так обращаться с моим зятем?!
- Сожалею, Ваше Сиятельство, но Владимир Иванович предоставил мне убедительные доказательства вины господина Забалуева.
- Поздравляю, княгиня, – усмехнулся Корф, – Вам достался поистине выгодный зять: карточный шулер, убийца, и нищеброд. Более достойной партии трудно отыскать.
- Я никого не убивал! – попытался было возразить Андрей Платонович, но был остановлен криком своей тещи:
- Подлец! Мерзавец! – причитала Мария Алексеевна. – И этому негодяю я доверила свою дочь! Уведите его с глаз моих!
Забалуев хотел что-то сказать, но исправник, крепко взяв за плечо, подтолкнул его к выходу.
Дорогой Андрей Платонович молчал, и только оказавшись в участке, обратился к Корфу:
- Владимир Иванович, позвольте поговорить с Вами с глазу на глаз. Поверьте – это очень важно.
Немного поколебавшись, Владимир махнул рукой охранникам, и те вышли, оставив его наедине с арестантом.
- Господин барон, – начал Забалуев расхаживая по камере, – я понимаю, веры мне нет, но я не убивал Вашего отца. Мне просто незачем было это делать.
- Незачем? – усмехнулся Владимир. – А как же поместье?
- Смею напомнить – поместье захватил не я. Да, я помогал княгине, но идея была не моей. К тому же расписка исчезла не без помощи Карла Модестовича, а он дорого берет за свои услуги. У меня не было возможности оплатить эту кражу, ведь я нищ, как церковная крыса. Да, я купил яд – бес попутал, уж больно флакончик приглянулся, только и всего. Ну, а кому я его показал, надеюсь, Вам говорить не надо. Кстати, Лиза с Соней могут это подтвердить. После смерти Вашего батюшки я решил избавиться от яда, но во флаконе оказалась просто соль. Теперь сложите все вместе и подумайте над тем, кто виновен в смерти Ивана Ивановича. И если после этого Вы будете обвинять меня – я сильно усомнюсь в Вашем здравомыслии!
По мере того, как Забалуев говорил, уверенность Корфа в собственной правоте слабела. Конечно, верить ему на слово было нельзя, но проверить сказанное Андреем Платоновичем следовало.
- Что ж, господин предводитель уездного дворянства, – Владимир скрестил руки на груди, глядя на Забалуева, – если все сказанное Вами правда, обещаю забрать свои обвинения.
- Правда, правда, – зачастил Забалуев, – только торопитесь, Владимир Иванович, кабы эта змея еще чего не придумала.
Закрывая за собой дверь, Владимир точно знал, к кому отправится, и некоторое время спустя он входил в гостиную Долгоруких с исправником и доктором Штерном.
- Чем обязана, господа? – обратилась к ним княгиня, нацепив самую любезную улыбку.
- Ваше Сиятельство, – откашлявшись, начал доктор Штерн, – мы по поводу отравления барона Корфа.
- По поводу отравления? – на лице Долгорукой было самое искренне удивление. – А разве виновный не найден? Я думала – господин Забалуев во всем признался.
- Отнюдь, Мария Алексеевна, – вмешался Владимир, – Андрей Платонович отрицает свою вину, поэтому доктор Штерн должен осмотреть перчатки всех присутствовавших на спектакле гостей. Если Вас не затруднит – не могли бы Вы передать Илье Петровичу свои перчатки.
- Конечно, – и княгиня величественно удалилась.
Вернувшись, она протянула Штерну кружевные митенки, а Владимир постарался ничем не выдать своего торжества. Он точно помнил – в тот вечер на княгине были лайковые перчатки.
Откланявшись, посетители вышли из гостиной, но за дверью Владимир подал знак остановиться. Не обращая внимания на недоуменные взгляды исправника и доктора, он постоял еще немного и вновь распахнул дверь. Княгиня стояла возле камина, в котором занимались огнем брошенные туда перчатки. Кинувшись к камину, Владимир выхватил их оттуда и протянул Штерну.
- За что, Мария Алексеевна? – обратился он к остолбеневшей княгине. – Неужели для того, чтобы захватить поместье, надо было убить моего отца?
- Простите, Владимир Иванович, о каком захвате Вы говорите? – поинтересовался Илья Петрович.
- Мария Алексеевна присвоила мое поместье, утверждая, будто отец не выплатил долга ее супругу.
- Но это неправда! – возмутился доктор. – Иван Иванович отдал долг, я лично присутствовал при передаче денег, и Карл Модестович тоже. Более того, князь при нас сделал запись в расходной книге.
- В этой? – Корф взял со стола книгу, которую ему недавно демонстрировала княгиня. – Но в ней ничего об этом нет.
- Не может быть! – Илья Петрович взял книгу из его рук. – Я сам видел эту запись… Подождите-ка, Владимир Иванович, – Штерн внимательно рассматривал страницу. – Здесь явно подделка, прежнюю запись свели и сделали новую. Посмотрите, в этом месте даже бумага тоньше.
- Очень интересно! – протянул Корф, но его прервал безумный хохот княгини.
- Поместье?! – злобная фурия не сводила с барона взгляда, полного ненависти. – Я жалею, что только пустила тебя по миру, а не отправила на тот свет вместе с моим развратным муженьком и твоим папашей, который его блуд покрывал! Они мне за все страдания заплатили! Жаль – тебе удалось выкрутиться! Ну ладно, я еще доберусь до тебя, щенок! Всех изведу!
Окаменевшие от подобных слов свидетели этой сцены не знали, что делать, только Сонечка тихо плакала от ужаса, забившись в угол дивана.
Неизвестно, сколько бы еще бесновалась Долгорукая, но в гостиную вошел Андрей и, обведя всех присутствующих взглядом, спросил:
- Что здесь происходит?!
- Ровным счетом ничего, Андрэ, – в голосе Владимира звучала насмешка. – Просто Мария Алексеевна убила своего мужа, моего отца и обманом захватила поместье Корфов. Сущие пустяки! Но их достаточно для каторги или вечного поселения в Сибири.
- Ты! Да как ты смеешь! – Андрей, сжав кулаки, подступал к барону.
- Андрей Петрович, – обратился к нему Штерн, – к сожалению, все сказанное Владимиром Ивановичем – правда. Мы с господином исправником тому свидетели.
Ошеломленный Долгорукий не знал, как ему поступить, и переводил взгляд с матери на Корфа в полной растерянности.
- Андрюшенька, – вдруг слащаво заговорила княгиня, – ты опять лазал по деревьям с этим несносным Корфом? Не играй с ним, сынок, не играй! Он тебя ничему хорошему не научит.
- Маменька, – бросилась к ней Соня, – что с Вами?!
- Сонечка, – расплылась в идиотской улыбке княгиня, – ты кашку кушала? Кашка сегодня такая вкусная!
- Илья Петрович, – обернулся к доктору Владимир.
- Я думаю, господа, у княгини… э… э… некое помутнение рассудка, – неуверенно сказал Штерн. – Прикажите проводить ее в комнату, я дам Марии Алексеевне успокоительное.
- Ее Сиятельство должна быть препровождена в тюрьму! – вмешался в разговор исправник.
- Моя мать больна! – сверкнул глазами Андрей.
- Она преступница! – жестко прервал его Корф.
- Владимир, можно тебя на минуту? – князь шагнул в сторону кабинета.
Войдя в комнату, он плотно закрыл за собой дверь и повернулся к барону.
- Володя, я очень прошу тебя не раздувать скандала и не выдвигать обвинений против моей матери! – князь умоляюще смотрел на него. – Мы сейчас и так в отчаянном положении: Лиза замужем за нищим шулером, маменька больна, да еще эти обвинения. Как я буду выглядеть перед родней своей невесты?! Родители Наташи сразу же расторгнут помолвку! А ведь есть еще Соня. Кто к ней посватается после такого?! Завтра мы оформим все бумаги по выплате долга и возврату тебе поместья, только, пожалуйста, не настаивай на аресте маменьки! Ради прошлого, ради дружбы наших семей, прошу – прости ее! Она больна и больше не опасна.
Первой мыслью Владимира было – отказать Андрею в его просьбе, но вспомнив слова Михаила о том, что им с Анной придется скрывать свой брак до свадьбы Натали, барон передумал. Отца не вернуть, но может быть, у него получится хоть как-то помочь бывшему другу и Анне.
- Хорошо, Андрэ, раз Мария Алексеевна больна – я не стану обвинять ее, но если она осмелится хотя бы приблизиться к моему поместью!.. – в голосе барона слышалась нескрываемая угроза.
- Этого не случится, можешь быть уверен, – поспешно сказал Долгорукий. – Скорее всего, я увезу маменьку в Петербург, а может, за границу, на лечение. Спасибо, Вольдемар! Видит Бог, как я тебе благодарен!
- Я делаю это только ради твоих сестер, – ответил Владимир, и про себя мысленно добавил: «а главное – ради Анны».
Кивнув Андрею, Корф вышел в гостиную, где жарко спорили исправник с доктором.
- Я Вам говорю – княгиню арестовывать нельзя, – кипятился Штерн, – она не в себе! Владимир Иванович, – обратился он к подошедшему барону, – я как врач настаиваю на том, чтобы Ее Сиятельство осталась дома.
- Господин исправник, – повернулся Владимир к стражу порядка, – я думаю, пока княгиня больна, ее лучше не беспокоить.
- Как скажете, господин барон, – ответил исправник. – Если с Вашей стороны не будет претензий, то позвольте откланяться. Дела-с.
Владимир утвердительно кивнул, и представитель закона поспешил покинуть особняк Долгоруких. Следом за ним вышли Корф с доктором. Штерна ждали пациенты, а Владимиру не терпелось вернуться в родной дом.
У него едва не выступили слезы, когда он увидел широченную улыбку Григория, радость в глазах Никиты и услышал причитания Варвары.
- Барин, соколик наш! – охала кухарка. – Слава Богу, Вы вернулись! А то энти изверги, Забалуев с княгиней-гадюкой, чтоб ей добра не было, совсем почти хозяевами тут стали. Заявилась сюда Долгорукая кричать да командовать! Всех перепороть грозилась! Только, видать, Господь не без милости! Я сейчас стол праздничный мигом…
- После, после, Варя, – обнимая няньку, проговорил Владимир. – Теперь мне надо кое с кем разобраться. Скажи, ты Карла Модестовича не видела?
- Так в комнате Анны он, с Полькой. Тьфу, срамота! – отплюнулась кухарка.
- В комнате Анны, значит, – усмехнулся Корф. – Ладно!
А в это время Карлу Модестовичу снился замечательный сон: будто он купил себе дворянство, поместье в Курляндии и стал помещиком не хуже Корфа. Управляющий от души наслаждался сонным видением, но неожиданно сильный удар в лицо вернул его в реальность. Упав с кровати, он недоуменно таращил глаза на грозно нависавшего над ним барона.
- В-в-владимир Иванович! – Шуллер попытался было подняться, однако второй удар отбросил его к стене.
- Говоришь – не было никакой расписки? – подозрительно спокойно спросил Корф, приближаясь к нему. – Я тебя на каторге сгною, мерзавец, чтоб другим воровать неповадно было!
- Не виноват, не виноват я, господин барон! – заверещал управляющий. – Это все княгиня Долгорукая, она меня заставила, ведьма!
- За немалую плату, надо полагать? – поинтересовался Владимир. – Значит, так: завтра же чтоб духу твоего здесь не было! Не только здесь, даже в уезде. Если узнаю, что ты к кому-нибудь нанялся, я тебя быстро в тюрьму упеку, благо доказательств более чем достаточно. А ты, – повернулся Корф к девке, сжавшейся под одеялом, но сказать ничего не успел. В коридоре послышался топот, и в комнату ворвался Никита.
- Барин, – сказал он, – там к Вам барыня. Принять просят.
- Какая барыня?! – раздраженно спросил Владимир.
- Не знаю. Первый раз ее вижу. Только очень уж просили принять. В гостиной они Вас дожидаются.
- Хорошо, – барон шумно выдохнул. – Этого, – он указал на Модестовича, – со двора долой. А эту, – кивок в сторону Полины, – запри в чулане, я с ней позже разберусь.
Выйдя из спальни, Владимир еще раз вздохнул, усмиряя гнев, и отправился вниз, гадая о том, какая дама нанесла ему визит. Войдя в гостиную, он понял – Никита говорил правду. Поднявшаяся ему навстречу женщина была абсолютно незнакомой.
- Чем обязан, сударыня? – спросил Владимир, обращаясь к гостье после приветствия.
- Господин барон! – женщина умоляюще сложила руки. – Я пришла к Вам просить за своего супруга. Пожалуйста, простите его ради пятерых детей, которые могут остаться без отца.
- Извините, – Корф выглядел озадаченным, – о ком речь?
- О моем супруге, Андрее Платоновиче Забалуеве. От него долгое время не было известий, и я решила приехать сюда. А приехав, узнала, что он находится в тюрьме.
- Вы супруга господина Забалуева? – Владимир всеми силами пытался не выдать своего удивления.
- Вот уже двенадцать лет, – женщина робко улыбнулась. – Пятеро деток у нас.
«Вот это новость! – мысленно поразился Корф. – Да наш почтенный предводитель не только карточный шулер, но еще и двоеженец. Бедная женщина!»
А вслух сказал:
- Madame, я сниму обвинения с Вашего мужа, поскольку он невиновен. Но есть еще некоторые обстоятельства, о которых Вам лучше расскажут в доме князей Долгоруких. Я распоряжусь, чтобы Вас туда проводили.
- Благодарю Вас, сударь, – прошептала госпожа Забалуева.
- Григорий! – зычно крикнул барон, отворив дверь, и слуга не замедлил явиться. – Проводи барыню к Долгоруким да скажи на словах, что я прошу Андрея Петровича принять ее. Без промедления. Сударыня, – обратился он к посетительнице, – Вас проводят к Долгоруким, а все остальное Вам объяснит князь Андрей Петрович.
Госпожа Забалуева склонила голову в прощальном поклоне и вышла вслед за Григорием.
«Да, не позавидуешь сейчас Андрэ, – усмехнулся Владимир. – Одно радует: Лиза станет свободной от этого негодяя. Но какой будет скандал!»
На душе было гадко. Княгиня, Забалуев – люди, которые считались цветом двугорского общества, оказались убийцами и мошенниками, место которых на каторге. Неожиданно вспомнилась Анна с ее искренностью и добротой. Насколько велика оказалась разница между ней и этими «сливками». Сердце вновь кольнула запоздалая вина за свою нелепую идею с танцем. Имел ли он право унижать ее?! И так ли уж благородно «благородное сословие», если его представители способны на такую низость, как подлог и убийство?
Размышления Владимира были прерваны появлением Григория, возвратившегося от Долгоруких.
- Проводил, барин, – пробасил мужик.
- Хорошо, а теперь сыщи мне деревенского старосту и Никиту кликни.
Гришка, поклонившись, отправился выполнять приказ, и через несколько минут в гостиной появился Никита.
- Звали, барин? – спросил он.
- Приведи Полину, – сказал Корф, – и как только староста явится, пусть пройдет сюда.
Никита вышел и вскоре вернулся, толкая перед собой растрепанную Польку, злобно сверкавшую глазами. При взгляде на нее Владимира охватило чувство брезгливости к самому себе. Надо же было польститься на эту алчную девку, готовую на все ради наживы. Ну ничего, он постарается избавиться от нее как можно скорей.
- Глянь, Никита, староста не пришел? – сказал барон.
Не успел парень дойти до двери, как она распахнулась, пропуская деревенского старосту, высокого благообразного крестьянина.
- Чего изволите, барин? – спросил он, отвесив поклон.
- Скажи-ка, Селиван Карпыч, нет ли на деревне вдового мужика? – поинтересовался Корф.
- Как не быть. Агафошка недавно жену схоронил, трое детей без матери остались.
- А каково живет? – спросил барон.
- Хорошо живет, хозяйство у него крепкое: лошадь, корова с телком, овечки, куры опять же.
- Что ж, ежели не бедствует, то и хозяйка в доме нужна, – Корф указал старосте на Полину. – Обвенчайте их завтра же.
- Помилосердствуйте барин, – заскулила Полька, упав на колени.
- Ступай, ступай, – отмахнулся Корф. – Глядишь – замужем поумнеешь да работать научишься. Вот тебе на приданое, – и он протянул девке крупную ассигнацию.
- Это верно, барин, – поддакнул староста. – Агафон мужик сурьезный, у него не забалуешь.
- Вот и отлично! – качнул головой барон. – Забирай, чтоб больше я ее здесь никогда не видел.
Полина опустила голову и, ведомая Селиваном, пошла прочь из дома.
- С мошенниками разобрался, теперь управляющего надо искать, – устало вздохнул Владимир.
За его спиной послышалось осторожное покашливание Никиты.
- Чего тебе? – обернулся к нему Корф.
- Тут это, барин, – неуверенно начал тот. – Есть у меня на примете один человек. Порядочный и дело свое крепко знает.
- Кто таков? – заинтересовался Владимир.
- Бывший приказчик. Служил в лавках у купца Синебрюхова. А теперь купец остарел и продал лавки. А у нового хозяина, ясный день – свои работники имеются. Вот и остался Савелий Никодимыч не у дел.
- А это мысль, Никита, – оживился барон. – Отыщи его завтра в уезде и передай мою просьбу приехать в имение.
Поделиться62020-10-01 17:31:26
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Глава 5
Через несколько дней жизнь в поместье вернулась в привычную колею. Управляющий действительно оказался человеком знающим и опытным. Он мигом приструнил обленившуюся было дворню, заставив работать не за страх, а за совесть. От его взгляда ничего невозможно было скрыть, и вскоре в имении воцарился полный порядок.
Первое время после отъезда Анны и Мишеля, когда Корф был занят борьбой с Долгорукой и поисками убийцы отца, дни летели незаметно, но вот пришел покой, а вместе с ним на Владимира навалилась тоска. Как-то незаметно он остался совсем один: Анны больше не было рядом, от Мишеля вестей не приходило, он так и не простил друга, даже имение Долгоруких опустело. Спасаясь от сплетен о своем скандальном браке, Лиза уехала во Францию к кузине Петра Михайловича, а старую княгиню и Соню Андрей увез в Петербург.
С дальними соседями барон никогда не водил знакомства, поэтому никому не наносил визитов, предпочитая почти не покидать усадьбы.
Одиночество угнетало его, привыкшего к жизни в шумном Петербурге, но как ни странно, тяжелее всего ему было без общества Анны. Только теперь Владимир понял, как сжился с ее присутствием в семье. Сжился настолько, что замужество девушки оставило в его сердце пустоту, которую никак невозможно было заполнить. Корфу нестерпимо хотелось увидеть Анну, услышать ее голос, заглянуть в глаза. Каждый день барон просыпался с мыслью увидеть ее, и каждый вечер засыпал, разочаровавшись в своих надеждах.
Не выдержав безысходности, Владимир все чаще стал прикладываться к графину с коньяком, чем вызывал беспокойство у Варвары и скрытое неодобрение у Савелия Никодимовича. Корф сам понимал: такой путь до добра не доведет, но ничего не мог с собой поделать. И только увидев себя в зеркале после запоя – растрепанного, заросшего щетиной и покрасневшими глазами, барон приказал убрать спиртное вон из кабинета.
Дальше так продолжаться не могло, надо было что-то делать со своим бесцельным существованием, только в голове не было ни одной путной идеи.
А холода, между тем, потихоньку отступали: дни становились длиннее, солнце пригревало сильней, лишь на душе у Владимира по-прежнему царила зима.
Именно в один из таких серых, ничем не примечательных дней судьба Владимира круто изменилась, когда лакей доложил ему о визите князя Долгорукого.
- Андрэ, рад тебя видеть! – сказал барон, войдя в гостиную.
- Взаимно, Володя, – как-то натянуто улыбнулся в ответ князь.
- Рассказывай, как поживаешь? – спросил Владимир устроившись на диване. – Что Лиза с Соней?
- Лиза весьма довольна своим пребыванием во Франции и, похоже, не думает возвращаться обратно. Соня пользуется немалым успехом в свете, и Бог даст, найдет себе жениха, с Забалуевым тоже покончено, на днях я получил из Синода бумаги, подтверждающие недействительность его брака с Лизой.
- Наконец-то! Лизе немало пришлось пережить из-за этого негодяя, - барон был рад за свою бывшую подружку по детским играм.
- Я надеялся встретиться с тобой в Петербурге, - продолжал Долгорукий – даже заходил в ваш особняк, но слуги сказали – ты в деревне.
Владимир насторожился. Он чувствовал – Андрей приехал неспроста, у него явно имелось дело, слишком нервозно он держался, словно проситель в чиновничьей приемной.
- Андрэ, - нетерпеливо сказал барон – говори прямо, зачем я тебе понадобился!
- Это касается маменьки, - помявшись ответил князь. – Володя, она пришла в себя и теперь ты можешь потребовать суда над ней. Я приехал просить тебя написать прошение прокурору с отказом от обвинения ее в убийстве.
Владимир тяжело вздохнул. Ему было нелегко простить княгиню, но помня обещание, данное Андрею несколько месяцев назад, он не мог настаивать на наказании.
- Хорошо, Андрэ, я напишу прошение, раз обещал, – кивнул барон. – Однако советую не забывать о моих предупреждениях относительно Марии Алексеевны.
- Я помню, mon cher, - поспешно ответил Долгорукий. – Обещаю – маменька никогда не потревожит тебя. Спасибо тебе от меня и от Лизы с Соней тоже. К слову – я завтра возвращаюсь в Петербург. Ты составишь мне компанию?
- Нет, - Владимир усмехнулся, – в последнее время столица мне не интересна.
- Но я был уверен - ты будешь на похоронах, – князь удивленно смотрел на друга.
- Каких похоронах?! – Владимир замер от предчувствия надвигающейся беды.
- Да что с тобой, Вольдемар?! – казалось Андрей был поражен. – Ты и в самом деле ничего не знаешь?! Мишель погиб!
- То есть как?! Если это шутка, Андрэ, то весьма дурная!
- Такими вещами не шутят, mon ami, - печально вздохнул Долгорукий. – Мишель действительно умер, и послезавтра похороны.
- Бог свидетель – я впервые слышу об этом от тебя! – Корф все еще не мог прийти в себя от услышанной новости. – Скажи, как такое могло случиться?
- После возвращения Мишеля в Петербург Государь отправил его с миссией на Кавказ, в Дагестан. А три недели назад пришло сообщение о гибели князя Репнина. Сегодня должны привезти тело. Отпевание будет послезавтра в Конюшенной церкви.
- Дагестан! – Владимир, вскочив с дивана, нервно расхаживал по комнате. - Там сейчас идут самые тяжелые бои, сторонники Шамиля снова взбунтовались. Стоило догадаться – Его Величество не простит нам этой дуэли постаравшись избавиться от неугодных дворян не мытьем, так катаньем. Неужели Мишель не понимал, что его отправляют на убой!
- Он не мог не выполнить приказа, - возразил Долгорукий. – Из вас двоих в живых остаешься только ты.
- Видно, ненадолго, – усмехнулся Корф, – скоро настанет и моя очередь.
- Поэтому прошу тебя – придержи язык и никому не говори того, что сейчас сказал мне. Помни – у стен бывают уши!
- Да, недаром утверждают, будто у графа Бенкендорфа есть ключи от всех домов империи.
- Вот и не забывай об этом, - Андрей поднялся. – Так ты едешь в Петербург?
- Конечно, я должен попрощаться с Мишелем. Знаешь, я до сих пор не верю в его гибель! Даже представить себе не могу, что не увижу больше нашего друга!
- Многие не могут этого представить. Наташу просто убило это известие, - князь, прощаясь, протянул руку. – Завтра утром я заеду за тобой.
- Хорошо, Андрэ. Буду ждать.
Долгорукий ушел, а Владимир продолжал стоять посреди гостиной, приходя в себя. Безжалостная судьба отняла у него еще одного близкого человека, которых у барона и так было немного.
«Анна! Что теперь с нею будет?» - обожгла внезапная мысль. Ведь их брак с Михаилом был тайным. Сможет ли она доказать свои права на имя и титул супруга? Вряд ли родители Мишеля согласятся признать невестку, узнав о ее крепостном происхождении, и она может оказаться совсем одна в большом городе, лишенная всякой поддержки.
Вот уже несколько месяцев он ничего не знал о ее жизни, уверенный в том, что Анна находится под защитой мужа. А она жила одна после отъезда Михаила на Кавказ, и неизвестно как жила. Владимир испытывал неподдельную тревогу за судьбу девушки. Он решил обязательно разыскать Анну и позаботиться о ее благополучии. Поговорить с родителями друга, с Сергеем Степановичем, и добиться признания вдовы Мишеля княгиней Репниной. Это самое малое, что он может сделать для Анны во искупление своей вины перед ней. Она пережила немало горя, и как никто другой заслуживает уважительного отношения к себе. Владимир понимал – возможно, Анна не простила его и не примет предложенную помощь, но отказываться от своего намерения не собирался.
По дороге в Петербург барон с трудом сдерживал желание спросить у Андрея, не видел ли он Анну в доме Репниных, но молчал, помня о последнем разговоре с Михаилом. Корф решил начать поиски со своего особняка, у него теплилась надежда, что в случае серьезных проблем Анна все-таки вернется домой. Однако в доме его ждало разочарование. Слуги видели Анну в последний раз летом, когда она приезжала сюда вместе со старым бароном. Расспросы Владимира вызвали недоумение, все были уверены – Анна живет в поместье. Может быть, все не так страшно, как ему кажется, успокаивал себя Корф, и она находится у Репниных. Завтра похороны, значит Анна непременно будет, и он найдет возможность поговорить с ней. Владимиру не хотелось думать о плохом, только беспокойство все усиливалось. Обострившееся за время службы на Кавказе умение предчувствовать беду не давало покоя. Корфу казалось: он упускает драгоценное время, еще немного – и случится непоправимое.
Проведя почти бессонную ночь, барон с трудом дождался прихода Андрея, с которым они договорились вместе отправиться на отпевание. В церкви собралось огромное количество представителей бомонда, явившихся выразить свое соболезнование княжеской семье. Атмосфера здесь была весьма мрачной: закрытый гроб, рыдания Зинаиды Степановны, неподдельное горе Натали - все создавало тягостную обстановку. Сказав родственникам Михаила приличествующие случаю слова, Владимир отошел в сторону, незаметно оглядывая окружающих. Он надеялся увидеть Анну, но ее не было. Это показалось Корфу более чем странным, ведь она не могла не быть здесь, если только с ней все хорошо. Выходит – Репнины все же не знают о женитьбе сына или скрывают его брак ото всех.
Отстояв панихиду и проводив друга в последний путь, в родовое поместье, где Михаила должны были похоронить, барон вернулся домой.
Тревога за Анну становилась все сильней, и он не находил себе места, не зная, как быть. Владимир даже представления не имел, где сейчас находится бывшая воспитанница его отца. Разорвав с ним дружбу, Мишель не написал ни строчки после отъезда из Двугорского, поэтому оставалось только гадать о его жизни с Анной. Ближе к вечеру Владимир принял решение обратиться за помощью к Натали. Между братом и сестрой всегда была искренняя привязанность к друг другу, поэтому рассказать о своей тайне Михаил мог только ей. Может, княжна знает, где сейчас Анна или подскажет как ее найти. Корф понимал – в такой момент тревожить Натали неприлично, но ситуация не терпела отлагательств. Ведь вдова ее брата наверняка нуждается в помощи и поддержке.
Устав от четырех стен и одиночества, Владимир решил пройтись, чтобы хоть немного развеяться и отвлечься от мрачных мыслей. На улицах было довольно темно: фонарщики зажигали огни, проезжали кареты, мелькали редкие прохожие, спеша вернуться по домам.
Город на время затихал: дневная жизнь с ее трудовыми хлопотами заканчивалась, и приходило время ночной - с балами, театром, раутами для знати, и преступно-кабацкой - для низов общества, которые скоро наводнят переулки столицы.
Задумавшись, Владимир не заметил, как дошел до стрелки Васильевского острова, где Нева почти никогда не замерзала, исключение составляли только очень холодные зимы. Остановившись, он посмотрел вниз, на темную воду, и невольно вздрогнул. Гладкая, блестящая поверхность казалась входом в потусторонний мир, маня и затягивая человека помимо его воли. Это место пользовалось дурной славой в городе, что ни день – полиция вытаскивала здесь из реки трупы самоубийц, а то и убиенных.
Барон тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и огляделся. Тьма стала гуще, вокруг ни души, но впечатление было обманчивым. Корф прекрасно знал – оказаться в здешних местах ночью весьма опасно, рискуешь быть ограбленным, убитым и отправиться в Неву на корм рыбам.
Не имея ни малейшего желания столкнуться с шайкой каких-нибудь беглых каторжников, Владимир развернулся, направившись в сторону своего особняка, но в этот момент до его слуха донеслись странные звуки. Корфу показалось, будто он услышал приглушенные рыдания, раздававшиеся в темноте совсем рядом. Решив – с кем-то случилась беда, барон двинулся в эту сторону и вскоре увидел женский силуэт. Женщина медленно шла по мосту, и Владимир снова услышал плач. Разглядеть ее в темноте было невозможно, но что-то заставило Владимира пойти следом за ней. Пройдя еще немного, женщина остановилась, а через мгновение стала карабкаться по ограждению, пытаясь влезть на балюстраду моста.
Сердце молодого человека пропустило удар, а потом заколотилось с удвоенной силой. Поняв, что незнакомка пытается покончить с собой, барон бросился вперед, и в тот момент, когда она подняла руку, чтобы перекреститься, схватил ее. Стащив с ограды, Владимир развернул спасенную к себе лицом и выдохнул: «Анна!» Не веря своим глазам, барон всматривался в бледное лицо, убеждаясь – это действительно она: воспитанница отца, жена его лучшего друга, едва не покончившая с собой. Не вздумай он сегодня пройтись, Анна наверняка была бы уже мертва.
Видимо, не узнав его, девушка принялась вырываться, повторяя «Отпустите меня!» Нервное напряжение придавало ей сил, и Корф, из хватки которого не удавалось ускользнуть ни одному пленному черкесу, с трудом удерживал хрупкую девушку. Опасаясь, что вырвавшись, она вновь попытается прыгнуть в реку, барон схватил ее за плечи и с силой встряхнув крикнул:
- Анна! Успокойтесь же, наконец! Это я - Владимир!
Взгляд девушки стал осмысленным. Похоже, до нее дошел смысл сказанных Корфом слов, и вскинув на барона глаза, Анна прошептала «Вы!», прежде чем обмякнуть в его руках.
Растерявшись от неожиданности, Владимир подхватил безвольное тело, не зная, как быть дальше. На его счастье, послышался цокот копыт по мостовой и из переулка выехал экипаж. Заметив номер на спине возницы, барон крикнул «Извозчик!», и мужик придержал лошадь. Уложив девушку на сиденье, Корф сел в пролетку сам, а затем назвал адрес своего особняка.
Вскоре Анна очнулась и принялась недоуменно оглядываться. Из-за нервного потрясения она плохо понимала, что происходит, поэтому испуганно спросила:«Где я?!»
Желая успокоить ее, Владимир сказал как можно мягче:
- В коляске, Анна. Мы едем домой.
- Домой! – из ее груди вновь вырвалось рыдание. – У меня больше нет дома! Вообще ничего нет!
- Давайте доберемся до места, там у нас будет возможность поговорить, - прервал ее Корф. Барон говорил негромко, но твердо, стараясь не допустить, чтобы у девушки вновь началась истерика.
Анна замолчала и за всю дорогу не проронила больше ни слова. Она сидела, глядя в пустоту перед собой, словно застывшая, только плотно сжатые губы свидетельствовали о том, каких усилий ей стоит это кажущееся спокойствие. Когда извозчик подъехал к дому, Владимир помог своей спутнице выбраться из экипажа и бережно поддерживая повел к дверям. От него не укрылось – Анна совсем обессилена и с трудом передвигает ноги.
Отворивший им слуга с удивлением уставился на воспитанницу покойного барина, но Корф, не позволив ему сказать ни слова, приказал:
- Пусть пожарче растопят камин в гостиной, и скажи, чтоб чаю нам туда подали, да поживей!
Сняв с девушки салоп, Владимир провел ее в гостиную усадив в кресло поближе к камину, а заметив, как ее сотрясает озноб, укутал Анну теплым пледом. Давая ей возможность прийти в себя, он ни о чем не спрашивал, и только когда лакей поставив на стол чайную пару вышел, Владимир обратился к девушке, которая по-прежнему молчала.
- Анна, я понимаю – Вам сейчас нелегко, но бросаться в Неву… Это не выход!
Девушка посмотрела на него лихорадочно блестевшими глазами и тихо сказала:
- Они даже не позволили мне проститься с ним!
Она произнесла эти слова с таким отчаянием, что у барона заныло сердце. Анна сейчас выглядела несчастной как никогда, поэтому он решил отложить все расспросы до завтра. Желая только одного – успокоить, Владимир подошел к ней и взял ее за руку.
- Вы очень измучены, Анна, поэтому продолжать разговор не имеет смысла. Я велю приготовить Вашу комнату, а утром мы поговорим. И, пожалуйста, пейте чай, Вы совсем замерзли.
Все так же, не говоря ни слова, она взяла из его рук чашку и принялась пить маленькими глотками.
Глядя на девушку, Корф чувствовал, как на душе становится светлей. Ему было очень жалко Мишеля, но мысль о том, что Анна опять будет рядом, радовала Владимира несмотря на боль от утраты. Не пытаясь завести разговор, он просто наблюдал за ней, отмечая бледность Анны и ее подавленное состояние. Судя по всему, смерть мужа сильно подкосила ее, едва не доведя до самоубийства. Владимир даже боялся себе представить, что бы случилось, уйди он на несколько минут раньше от того рокового места.
Когда прислуга должила, что комната для гостьи готова, Корф велел горничной проводить туда Анну и остаться с ней, за девушкой надо было присматривать – не дай Бог, вновь решит наложить на себя руки. Анна ушла, а он еще долго сидел, глядя на огонь и раздумывая над превратностями судьбы. Не будь этого проклятого танца, Анна никогда бы не уехала с Репниным и не страдала б теперь от своего вдовства. Корфу было очень тяжело сознавать, что он является, пусть и косвенно, причиной этого несчастья. Не ввяжись он тогда в дуэль с Наследником, вряд ли Михаил оказался бы на Кавказе. Выходит – его легкомыслие вместе с уязвленным самолюбием стали причиной гибели друга и бедственного положения Анны. Но если Репнину уже ничем не поможешь, то об Анне он обязан позаботиться, сделав все, чтобы у нее была жизнь достойная вдовы князя Репнина.
Утром Владимир открыл глаза, ощущая смутное беспокойство, какая-то сила не давала ему покоя, заставив подняться и выйти из комнаты. Спустившись вниз, барон понял – беспокойство было не напрасным. Стоя посреди гостиной Анна завязывала ленты капора явно намереваясь покинуть дом. Неслышно подойдя, Корф прикоснулся к ее плечу и спросил:
- Позвольте узнать, куда Вы собрались с утра пораньше?
- Мне пора идти, Владимир Иванович, - решительно ответила она. – Благодарю Вас за все, но теперь я должна заботиться о себе сама.
- Вы никуда не пойдете. По крайней мере, пока мы не поговорим и всего не выясним. Я понимаю – Вы не верите в мои добрые намерения после всех моих выходок, только я правда желаю Вам помочь. Примите мою помощь хотя бы ради памяти отца и Мишеля.
При упоминании имени мужа глаза Анны снова заблестели слезами, однако девушка упрямо шагнула к выходу. Она старалась держаться уверенно, но вдруг, пошатнувшись, оперлась на спинку ближайшего кресла.
Мгновенно оказавшийся рядом Владимир подхватил ее и помог сесть.
- Что с Вами?! – барон не на шутку испугался, видя, как она побледнела. – Вам плохо?! Я немедленно пошлю за доктором. Вы наверняка вчера простудились.
В ответ Анна отрицательно покачала головой:
- Не стоит беспокойства, Владимир Иванович. Сейчас все пройдет. Извините меня.
- Как пройдет?! Да на Вас же лица нет! – начал было Корф и остановился, осененный внезапной догадкой.
Поделиться72020-11-18 15:08:32
- Активный участник
- Зарегистрирован: 2020-06-10
- Приглашений: 0
- Сообщений: 40
- Уважение: [+31/-0]
- Позитив: [+0/-0]
- Провел на форуме:
2 часа 41 минуту - Последний визит:
2020-11-18 15:14:00
Глава 6
- Анна, Вы!.. У Вас будет ребенок?!
В ответ девушка только согласно кивнула, не в силах произнести ни слова.
- И Вы собирались покончить с собой! – взорвался барон. – Уму непостижимо! О чем Вы думали?!
- Зачем Вы меня спасли?! – в голосе Анны слышалась нескрываемая боль.
Она попыталась встать, но Корф властно вернул ее назад в кресло.
- Простите меня, - уже спокойнее произнес он. – Я не должен был разговаривать с Вами в таком тоне, однако Вы были в шаге от того, чтобы погубить себя и ребенка. Мишель знал о Вашей тягости?
- Да, – голос Анны звучал еле слышно. – Он был очень рад этому. Обещал, что после его возвращения мы сразу уедем в деревню, не дожидаясь свадьбы Натали.
- О гибели Вашего мужа мне известно, - прервал ее барон. – Расскажите, как Вы жили после его отъезда.
- Когда Миша получил приказ о своем назначении, он говорил мне, что будет отсутствовать недолго и его жизни ничего не угрожает. Муж часто писал мне, строил планы на дальнейшую жизнь, беспокоился о моем здоровье. А потом письма перестали приходить. Я чувствовала – случилась беда, но не знала куда идти, как разузнать о его судьбе. Помочь мне вызвалась служанка: она расспросила слуг в доме Репниных. От нее я и узнала о смерти Михаила. Несколько дней я не могла прийти в себя, а немного оправившись, решила сама нанести визит его родителям. Теперь, когда он погиб, скрывать наш брак не было смысла. Поверьте, мне даже в голову не приходило чего-то потребовать от родителей супруга, я всего лишь хотела проститься, проводить Мишу в последний путь и рассказать им о нашем ребенке. Ведь это их внук или внучка…
Анна замолчала, волнение не позволяло ей продолжить свой рассказ. Она судорожно перебирала складки платья, пытаясь успокоиться, но это у нее плохо получалось.
- Что же было дальше? – спросил Владимир. – Вам удалось поговорить с родными Мишеля?
- Удалось, – голос девушки был полон горечи. – Когда я рассказала о нашем венчании, княгиня Репнина назвала меня мошенницей, ищущей выгоды в гибели ее сына, и посоветовала мне найти другого покровителя, так как они не собираются содержать бывшую любовницу Михаила. Она грозилась отправить меня в участок, если я осмелюсь появиться на отпевании. Если бы Вы только видели, как она разговаривала со мной! Будто я животное, вылезшее из грязной норы!
- А Мишель не оставил Вам перед отъездом письма к родителям? – спросил барон.
Анна покачала головой:
- Нет. Он был абсолютно уверен в своем благополучном возвращении.
«В этом весь Репнин, – невесело усмехнулся про себя Владимир, – отправиться на Кавказ и не оставить ни одной бумажки на случай своей смерти. Ох уж эти романтики с их верой в лучшее!» А вслух произнес:
- И после этого Вы решили покончить с собой?
- Что мне еще оставалось делать?! – ответила Анна. – У меня больше никого нет, я никому не нужна. Уж лучше так, чем умирать на улице от голода и холода.
- Вы должны думать не только о себе, но и о ребенке, - напомнил Корф.
- И какая судьба его ожидает?! Скитания и унижения, если мальчик, а если девочка – подумать страшно…
- Анна, Вы забываете – это наследник старинного княжеского рода. Законный наследник! Как бы Репнины ни относились к Вам – они примут этого ребенка, ведь он последний в роду. Особенно если родится мальчик – продолжатель фамилии. А приняв его, не смогут оттолкнуть Вас. Вы – вдова Мишеля и имеете право на достойное содержание, которое они обязаны Вам обеспечить.
- Мне ничего от них не надо! – вспыхнула девушка. – Я не ради этого выходила замуж!
- Сейчас в Вас говорит обида, но успокоившись, Вы поймете мою правоту. Я говорил Вам и повторю – надо действовать на благо ребенка. Обещаю не оставить Вас и помочь чем только можно. Прошу – не отказывайтесь от моей помощи, от того немногого, что я могу для Вас сделать.
Когда Владимир замолчал, Анна посмотрела на него с нескрываемым удивлением.
- Почему Вы переменили свое отношение ко мне? – спросила она.
- Скажем так – у меня были причины и возможность переосмыслить многое в своей жизни, - усмехнулся барон. – Но об этом позже. Сейчас главное – Ваше благополучие. Вы останетесь здесь, и это не обсуждается! – сказал он, заметив, что Анна собирается возразить ему.
- Подумайте о приличиях, Владимир Иванович, - девушка не собиралась сдаваться. – Вчера похоронили моего мужа, а сегодня я остаюсь в доме холостого мужчины!
- О Вашем пребывании здесь никто не знает, но если правила приличия Вас так беспокоят – можете уехать в поместье, пока я буду заниматься всеми необходимыми делами.
Немного подумав, Анна утвердительно кивнула:
- Я согласна, Владимир Иванович, благодарю Вас. Тем более – возвращаться мне некуда, срок аренды квартиры истек два дня назад, и меня попросили ее освободить. Я собиралась заложить свои украшения и найти жилище поскромней.
- Ничего не надо закладывать, - перебил ее Корф. – После завтрака я съезжу на Вашу квартиру и привезу все вещи сюда.
- Там, наверное, Дуняша не знает где меня искать! – спохватилась Анна.
- Дуняша? Ваша горничная? – уточнил Владимир.
- Да. Она очень добрая и славная. Миша нанял ее, как только мы приехали в Петербург. С тех пор она всегда была рядом со мной.
- Хорошо, я поговорю с Вашей служанкой, чтобы она не беспокоилась. Теперь пойдемте завтракать, стол уже накрыт.
После завтрака Анна ушла в свою комнату, а Владимир отправился на ее бывшую квартиру. Дом находился в хорошем квартале, и судя по его внешнему виду, здесь проживали весьма зажиточные люди. Узнав у привратника, где находится квартира госпожи Платоновой, барон поднялся на второй этаж и дернул шнурок звонка. Дверь отворилась, и миловидная девица в темно-синем платье с белым передником, удивленно глядя на него, спросила:
- Вы к кому, сударь?
- К тебе, – ответил Корф. – Ты горничная Анны Платоновны?
- Я, – пролепетала служанка, - а что с барыней приключилось?!
- Все с ней в порядке, только жить она теперь будет в другом месте. Собери-ка ее вещи побыстрей.
- Как скажете, барин, - прислуга посторонилась. – Прошу Вас, проходите, я сейчас.
Войдя внутрь, барон огляделся: квартира была просторной, богато обставленной, с окнами на Неву. Видимо, Михаил заботился о комфорте и удобстве своей жены.
- Тебя ведь Дуняшей зовут? – повернулся Владимир к горничной. – Долго ты тут находишься?
- Почитай четыре месяца, барин. Их Сиятельство наняли меня для своей жены.
- Значит, тебе известно, что Анна княгиня Репнина?
- Мне барыня сами про это рассказали, когда Михаил Александрович погиб, но я и раньше догадывалась. Уж больно заботились Его Сиятельство об Анне Платоновне. К полюбовнице так не относятся. Барин, как же теперь будет барыня-то?!
Владимир внимательно посмотрел на нее. Было видно – она на самом деле переживает за Анну и беспокоится о ее дальнейшей жизни. Подумав, что Анне наверняка станет легче, если рядом будет преданный человек, барон сказал:
- Ты бы хотела дальше служить княгине? Она теперь будет жить в моем доме.
- Конечно, барин! – глаза Дуняши радостно заблестели. – Их Сиятельство добрая барыня, да и жалко мне Анну Платоновну, несчастная судьба у них. Такая молодая вдовой остались.
- Вот и отлично, - прервал ее барон. – Ступай собирать вещи, а я пока с хозяином поговорю.
Найдя владельца дома, Владимир отдал долг за аренду и предупредил, что квартира освобождается. За это время Дуняша собрала вещи и даже успела сбегать за извозчиком. Девушка оказалась весьма толковой и расторопной, значит Анна будет под надежным присмотром. Особенно сейчас, когда это просто необходимо.
Вернувшись домой, Владимир приказал отнести вещи Анны наверх и проводить туда горничную.
Несколько минут спустя на лестнице послышались шаги, и Анна, войдя в гостиную, растерянно сказала:
- Владимир Иванович, Вы привезли Дуняшу?
- Мне показалось – она очень привязана к Вам, поэтому я решил взять ее в услужение. Но если Вы против…
- Нет-нет, наоборот, я благодарна Вам за это! Дуняша стала для меня почти родной за время, проведенное здесь.
- Я рад, что сумел угодить Вам. Тем более сейчас в имении нет подходящей служанки, и помощь Дуняши будет как нельзя кстати. Думаю – дня через два-три Вы вместе с ней можете отправиться в поместье, пока я буду заниматься делами.
Анна как-то странно посмотрела на барона, но ничего не сказав вышла, тихо затворив за собой дверь.
В последующие дни Владимир почти не видел ее. Анна практически не покидала свою комнату, изредка спускаясь к обеду. Не желая беспокоить девушку, барон справлялся о ее самочувствии у Дуняши, которая отвечала, что «барыня часто плачут». В такие моменты барон очень жалел об отсутствии в его доме умудренной жизненным опытом женщины. Она смогла бы объяснить Анне: такое поведение губительно сказывается на ее здоровье, а значит – и на будущем ребенке. Для него самого вести подобные разговоры было неприличным, поэтому он все больше убеждался в правильности решения отправить Анну в имение. Там Варвара и доктор Штерн смогут позаботиться о ней, не позволив рисковать здоровьем.
Препятствием для отъезда было нынешнее состояние Анны. Пусть дорога до Двугорского была недолгой, из-за слабости будущей матери могла случиться беда. Оставалось ждать, когда успокоившись, Анна достаточно окрепнет для переезда.
Визит к Репниным Владимир решил отложить до девятин, поскольку тревожить родных покойного друга раньше не позволяли правила приличия, ведь семья Михаила находилась в глубоком трауре. Если бы он тогда знал, чем обернется его промедление, то не раздумывая нанес бы этот визит сразу после похорон, но волею судеб все получилось иначе.
Анна уже неделю жила в особняке Корфов, когда слуга доложил барону о приходе княгини Репниной. Недоумевая, зачем пожаловала незваная гостья, Владимир прошел в малую гостиную, где его ожидала мать Михаила.
- Зинаида Степановна, - склонился к ее руке барон, – чем обязан счастию видеть Вас?
От его взгляда не укрылся хмурый вид Ее Сиятельства и плотно сжатые губы – явный признак недовольства.
- У меня к Вам дело весьма деликатного свойства, Владимир Иванович, - начала княгиня, удобно расположившись на диване. – Речь идет об одной особе, которая ранее была Вашей крепостной, а после, воспользовавшись доверчивостью моего несчастного мальчика, вышла за него замуж. Кажется, ее зовут Анна. Может быть, Вам известно, где она теперь находится?
- Откуда Вы узнали о происхождении Анны? – спросил Корф.
- Нам об этом поведала Мария Алексеевна. Видите ли, Мишель, – тут княгиня театрально всхлипнула, – оставил для нас письмо и просил Андрея Долгорукого передать его, если с ним случиться беда. Вчера Андрэ вспомнил об этом и передал письмо. В нем наш сын просит позаботиться о его так называемой жене и будущем ребенке. Я спросила об этой девице у княгини и получила весьма исчерпывающий ответ. Жена моего сына – крепостная! Какой позор!
«Старая ведьма! – ругнулся про себя Владимир, едва не скрежеща зубами. – Напрасно я не отправил ее на каторгу!» А вслух сказал:
- Так зачем Вам понадобилась Анна?
- Мне необходимо переговорить с ней, – Зинаида Степановна вновь поджала губы. – Надеюсь, Вы не думаете, что мы способны бросить ребенка Мишеля на произвол судьбы? Скажите – Вам известно где она?
- Анна находится здесь, в этом доме. Ведь вы отказались приютить ее.
- Сделайте милость – пригласите ее сюда, - произнесла княгиня, не обратив никакого внимания на выпад барона. – Нам надо все обсудить, чтобы как-то выйти из сложившегося положения.
Не желая спорить с почтенной дамой, барон встряхнул колокольчик, и когда в дверях появился лакей, приказал:
- Передай Анне Платоновне – я прошу ее спуститься в малую гостиную.
- Слушаюсь, барин, - слуга исчез за дверью, а через несколько минут послышались легкие шаги, сопровождаемые шорохом платья.
- Владимир Иванович, - начала было Анна, войдя в комнату, но увидев княгиню, растерянно замолчала. Правда, ненадолго. Быстро справившись с волнением, она склонилась перед свекровью в реверансе, а выпрямившись, вопросительно посмотрела на Корфа.
- Я пригласил Вас сюда по просьбе Зинаиды Степановны, - произнес Владимир. – У Ее Сиятельства имеется к Вам разговор.
- Оставьте нас, Владимир Иванович, - непререкаемым тоном сказала Репнина. – Это касается только нашей семьи.
Понимая правоту Зинаиды Степановны, барон покинул комнату, надеясь, что беседа с княгиней будет не слишком неприятной для Анны.
Едва за ним закрылась дверь, мать Михаила, окинув невестку презрительным взглядом, сказала:
- Присаживайтесь, милочка, нам предстоит серьезный разговор.
Дождавшись, когда Анна сядет в ближайшее кресло, madame Репнина продолжила:
- Я пришла сюда не рассуждать о Вашем распутстве, с помощью которого Вы обманом женили моего сына на себе. Я хочу поговорить о ребенке Мишеля. Из письма, оставленного сыном, мы узнали о Вашем положении. Выполняя его последнюю волю, мы не можем оставить без помощи своего внука и Вас, хоть Вы этого не заслуживаете. Нашей семье не нужны грязные сплетни, поэтому мы не станем добиваться признания этого брака незаконным, а Вы получите содержание, позволяющее безбедно жить, но на определенных условиях.
- Каких же? – поинтересовалась Анна. Она говорила спокойно, стараясь ничем не выдать свою обиду и негодование, вызванные оскорбительными словами княгини.
- Во-первых, Вы никому не расскажете о венчании с князем Репниным. Ваш брак останется для всех тайной. Во-вторых, сразу после рождения ребенка Вы отдадите его нам и никогда, слышите, никогда не приблизитесь к нему. У наследника князей Репниных не должно быть матери-крепостной. Всем нашим родным и друзьям будет сказано, что Мишель женился на провинциальной дворянке, умершей родами. Думаю, наше предложение для Вас более чем выгодно.
За все время, пока княгиня осыпала ее обвинениями, девушка сидела, не поднимая головы и не пытаясь защититься. Но стоило княгине заговорить о ребенке, как Анна, гневно полыхнув глазами, встала со своего места и твердо сказала:
- Я достаточно наслушалась от Вас незаслуженных оскорблений, madame, и больше не желаю терпеть унижения. Знайте – я не возьму денег, которые Вы предлагаете в обмен на моего ребенка, потому что никогда не отдам его, тем более Вам. Он будет расти со своей матерью. Другого ответа Вы не получите. Если это все - я, с Вашего позволения, удалюсь, поскольку не намерена продолжать разговор в подобном тоне.
Не ожидавшая такого ответа княгиня вскочила с дивана:
- Не много ли Вы берете на себя, любезная?! – зло прошипела она. – Или Вам напомнить, что Вы всего лишь крепостная девка, хоть и бывшая. Мы можем обратиться в Священный Синод с просьбой о признании брака недействительным и передачи ребенка Мишеля нам. Вы, верно, надеетесь на помощь своего нового покровителя, – тут княгиня многозначительно покосилась на дверь, за которой скрылся Владимир. – Только смею Вас заверить – как бы он ни старался Вам помочь, ни один судья не примет решение в Вашу пользу.
С этими словами княгиня величаво проплыла мимо Анны и покинула гостиную.
Едва гостья удалилась, силы оставили несчастную вдову. Она опустилась на диван и со стоном закрыла лицо руками. Анна понимала – слова Ее Сиятельства не пустая угроза, семья Репниных пойдет на все, чтобы заполучить наследника. Она сидела раскачиваясь, как сомнамбула, пока не почувствовала прикосновение теплых рук.
Оставив женщин, Владимир прошел в соседнюю комнату, справедливо полагая, что Анне, возможно, понадобится его помощь. Княгиня была явно недовольна выбором сына, а следовательно, не собиралась церемониться с невесткой. Наблюдая за входом в гостиную, Владимир заметил, с какой злобой гостья захлопнула дверь, покидая комнату. Решив расспросить Анну о разговоре с Зинаидой Степановной, Корф вошел в гостиную и увидел сидящую на диване непризнанную княгиню Репнину. Неслышно приблизившись к ней, барон присел на корточки и отвел ее руки от лица.
- Анна, что случилось? – обеспокоенно спросил он, увидев полные страдания глаза. – Чем Вас так расстроила беседа со свекровью?
- Они хотят забрать его у меня, Владимир Иванович! – простонала несчастная. – Забрать моего ребенка! Репнины на желают признавать бывшую крепостную матерью своего внука. Ну почему жизнь так жестока ко мне?!
- Зинаида Степановна обидела Вас?! – барон не оставлял Анну в покое, собираясь выяснить всю правду.
- Ну что Вы, - горько усмехнулась девушка, – крепостную нельзя обидеть, она ведь бесчувственная вещь. Княгиня «благородно» предложила мне содержание в обмен на моего ребенка. А когда я отказалась – пригрозила отнять его силой. И самое страшное, что они это сделают, ведь закон на их стороне. Я лишилась мужа, теперь у меня собираются отнять дитя, - Анна обреченно смотрела на Владимира. – Скажите, для чего мне жить?!
- Анна, послушайте меня, - Владимир легонько встряхнул ее. – Я буду рядом и не допущу этого. Слышите? Я сделаю все, чтобы ребенок остался с Вами.
Владимир старался говорить уверенно, пытаясь успокоить расстроенную девушку, хотя прекрасно понимал, что сделать обещанное весьма непросто. Репнины – влиятельная семья, имеющая все права на наследника, выиграть тяжбу с ними будет нелегко. Но привыкший держать слово Владимир готов был вести эту борьбу до конца. Понимая, как тяжело сейчас Анне, он ободряюще улыбнулся ей и сказал:
- Вам надо отдохнуть. Я позову Дуняшу – пусть проводит Вас в комнату.
- Не нужно, Владимир Иванович, - Анна поднялась, - мне вполне по силам дойти туда самой.
- Вы уверены? – усомнился Корф, заметив ее бледность и нездоровый вид.
- Конечно, - и Анна скрылась за дверью.
Выйдя, она перевела дух и стала подниматься по лестнице, стараясь преодолеть слабость, которая мучила ее с самого утра. Ей оставалось подняться еще на две-три ступеньки, когда мир вокруг внезапно потемнел. Последнее, что запомнила Анна, падая в эту темноту – как она судорожно пыталась ухватиться за перила.
Услышав непонятный шум, барон вышел из гостиной и увидел Анну, неподвижно лежащую возле лестницы. Она не шевелилась, а светлые волосы на виске стали окрашиваться кровью. Не помня себя от страха за жизнь будущей матери, Владимир бросился к ней и осторожно поднял на руки. Анна была жива – тоненькая жилка на шее слабо пульсировала, судя по всему, падая она разбила голову, хотя возможно были и другие травмы, скрытые от глаз. В мгновенье ока взлетев со своей ношей на второй этаж, Корф ворвался в комнату и опустил ее на кровать.
- Что с барыней?! – испуганно спросила Дуняша.
- С лестницы упала! Да не стой ты столбом! – прикрикнул барон на служанку. – Живо за доктором!
Девка метнулась к двери, а Владимир вернулся к Анне, которая начала приходить в себя. Она лежала, не открывая глаз и болезненно стонала, стоило ей только пошевелиться. Не зная, чем ей помочь, Владимир не находил себе места, мечась по спальне, пока не появилась Дуняша с доктором.
Едва взглянув на пациентку, врач тут же выставил барона из комнаты, оставив при себе только горничную.
Спустившись вниз, барон прошел в кабинет и сел за стол, пытаясь успокоиться. Но мысли о случившемся не позволяли спокойно сидеть на месте, и Владимир принялся расхаживать из угла в угол, ожидая когда врач выйдет от Анны. Беспокойство становилось все сильней. Кинув взгляд на угловой столик, Корф потянулся было к графину с вином, но замер, увидев на рукаве сюртука пятно крови. Глядя на него, он просто физически ощутил приближение беды, и забыв о вине, вновь сел в кресло, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Ему казалось – прошла целая вечность, прежде чем в кабинете появился хмурый эскулап.
- Господин барон, - произнес он, едва войдя в кабинет, - мне бы хотелось поговорить с супругом madame.
- Это невозможно, - ответил Корф, - она вдова, ее муж погиб совсем недавно.
- Вот как! – врач покачал головой. – Этой даме остается только посочувствовать. Сначала муж, теперь – ребенок.
- Ребенок?! Что с ним?! – у Корфа перехватило дыхание от волнения.
- Увы, падение было серьезным, поэтому ребенка она потеряла. Madame приходится Вам родственницей? – спросил он, глядя на Владимира.
Корф утвердительно кивнул, не желая распространяться о положении Анны в доме.
- Конечно, я не должен говорить Вам этого, но раз Вы родственники… Madame молодая, красивая женщина, вполне возможно, она снова выйдет замуж, только… Вряд ли она сможет еще иметь детей. По крайней мере – без риска для жизни.
Услышав эти слова, Владимир с трудом сдержал стон отчаяния, ему было страшно представить, как отреагирует на случившееся Анна.
- Доктор, у меня к Вам просьба, - обратился он к врачу. – Прошу Вас не говорить Анне, что она больше не сможет стать матерью. Поверьте – ей пришлось немало пережить в последнее время, а эта новость убьет ее окончательно. Мне боязно за ее душевное состояние.
- Не могу не согласиться с Вами. Пациентка весьма ослаблена, хотя риска для жизни нет: травма головы несерьезная, но достаточно большая кровопотеря. Сейчас ей нужны покой и лечение. Я оставил лекарства и объяснил горничной, как их принимать. Что же касается душевного состояния пациентки, то здесь помогут только время и забота. Завтра я обязательно навещу ее, а сейчас позвольте откланяться.
Поделиться82021-12-17 01:17:20
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Всем привет. К сожалению, наш дорогой автор Хюррем-Султан (Нонна Звездич) больше не появляется на форуме. Мы некоторое время не общались, но, в отличие от Авроры (Снежаны), она не высказывала пожелания полностью прекратить общение. Мы периодически переписываемся ВК, и активно обсуждаем "творческую кухню".
"Искупление" давно закончено, желающие могут прочитать полную версию, например, на Литнете - https://litnet.com/ru/book/iskuplenie-b184767
Не знаю, имею ли я право выкладывать оставшиеся части её истории здесь, но надеюсь, если что, она не будет на меня в обиде.
Думаю, многие помнят, что я не хотела открывать главы для незарегистрированных пользователей. Но как я вижу, никому и в голову не пришло зарегистрироваться ради того, чтобы прочитать историю целиком. Я долго думала, как быть с этим романом по историческому сериалу "Бедная Настя". Надеюсь, "Искупление" и автор не будут обижены на меня за то, что я всё-таки решила открыть главы для всех. Не каждый зарегистрирован на Литнете и может там прочитать роман, пусть и бесплатно. Как сказала Фьора - "нечего такую красоту от людей прятать". Желаю всем приятного чтения:) Кстати, в первом сообщении темы теперь можно увидеть мою аннотацию, которую я написала неожиданно даже для самой себя.
Глава 7
Оставшись в одиночестве, Корф тяжело вздохнул - час от часу не легче. Анна еще не пришла в себя после смерти Мишеля, как судьба вновь обрушила на нее свою тяжелую длань. Потеря ребенка еще больше усугубит и без того тяжелое состояние вдовы. Владимир даже представить себе не мог, каким образом можно будет вернуть ей желание жить.
Ближе к вечеру барон решил подняться в комнату воспитанницы своего отца, чтобы справиться о ее самочувствии. Подойдя к двери, он постучал и, дождавшись, когда Дуняша откроет, спросил у нее:
- Как княгиня?
- Спят барыня, - тихо ответила горничная, - доктор им лекарство дал, с тех пор еще не просыпались.
В этот момент, словно опровергая слова девушки, с кровати донесся протяжный стон.
Отодвинув служанку в сторону, Владимир подошел к кровати и остановился, вглядываясь в бледное лицо Анны. Пошевелившись, больная вновь застонала и, открыв глаза, недоуменно посмотрела на барона.
- Владимир Иванович, - прошептала она, – что со мной произошло?
- Вы упали с лестницы, - ответил барон – поэтому Вам придется провести несколько дней в постели. Доктор рекомендовал абсолютный покой.
- Упала? – переспросила Анна. - Да, кажется, мне стало плохо, и я потеряла сознание, - вспоминала она, а потом с тревогой спросила: – Мой ребенок… с ним все в порядке?! Почему мне так больно?!
Владимир, промолчав, отвел глаза. У него не хватало духа рассказать несчастной правду.
- Владимир Иванович, почему Вы молчите? – ее голос звучал умоляюще. – Скажите, с ним ничего не случилось?
- Анна, мне очень жаль, - негромко сказал Корф, - но падение было весьма серьезным. Доктор сделал все возможное, - продолжал он, но его прервали рыдания больной.
Осознав, что случилось непоправимое, Анна залилась слезами. Эти тихие, почти беззвучные рыдания были пострашней любой истерики, являясь олицетворением полной безнадежности и отчаяния.
Не зная, как утешить Анну, Владимир беспомощно переводил взгляд с нее на Дуняшу, которая смотрела на хозяйку полными слез глазами. Видимо, поняв безмолвную просьбу барона, девушка подошла к кровати и взяла Анну за руку.
- Барыня, милая, - заворковала она, – не след так убиваться. Бог милостив – Вы живы, а остальное наладится. Вам сейчас покой надобен, дохтур сказал: силы беречь нужно и лекарства пить обязательно.
Она еще что-то говорила ласково поглаживая Анну по руке, и Корфу показалось, будто рыдания стали тише. Почувствовав – сейчас он здесь лишний, барон вышел, плотно притворив за собой дверь. Владимир понимал – вернуть Анне радость жизни будет очень непросто, она уверена в том, что потеряла все, но Корф со столь присущим ему упорством решил не отступаться. И он был готов сделать для этого все мыслимое и немыслимое, все необходимое, и даже больше.
Утром Дуняша сказала ему, что «барыня спали спокойно, но от завтрака отказались». Выслушав горничную, барон решил посоветоваться с врачом, который обещал навещать пациентку каждый день. Он нетерпеливо ожидал прихода врача, когда слуга доложил ему о визите дамы не пожелавшей назвать себя. Гадая о том, кто бы это мог быть, Владимир вошел в гостиную и увидел стоявшую у противоположной стены женщину. Ее лицо закрывала свисающая со шляпки плотная вуаль, однако барон слишком хорошо знал ее, чтобы обмануться, поэтому, не колеблясь, произнес:
- Добрый день, Наталья Александровна. Чем обязан Вашему визиту?
Княжна откинула вуаль с лица, протянув барону руку, сказала:
- Владимир Иванович, я понимаю – мое вторжение выглядит более чем странно и бестактно, но мне бы очень хотелось поговорить с Анной. Маменька вчера поведала о своем разговоре с ней, и я была потрясена ее несправедливостью по отношению к жене брата. Поверьте – я совсем не разделяю ее убеждений и от души сочувствую бедняжке. Мне удалось уговорить папеньку разрешить Анне поселиться в нашем имении, ведь она станет матерью Мишиного ребенка.
Рара согласился, сказав, что это возможно, если Анна будет выдавать себя за нашу дальнюю родственницу и не станет говорить никому о своем браке. Я понимаю – это не самый лучший для нее вариант, но все-таки остаться одной без всякой помощи - еще хуже. К тому же, сейчас за ней нужен уход.
Выслушав посетительницу, Владимир отрицательно качнул головой.
- Натали, - ответил он, – знайте, я нисколько не сомневаюсь в Вашей доброте и благородстве, но боюсь – все Ваши старания пропали даром. Вчера, после беседы с Зинаидой Степановной Анна потеряла сознание и упала с лестницы. Она еще не оправилась после смерти мужа, а тут это падение. Мне очень жаль, только ребенка больше нет.
Глаза Натали наполнились слезами, княжна прижала руку к губам, заглушая рыдания.
- Господи, - прошептала она, – этот малыш единственное, что оставалось от Мишеля. Мы наказаны за грехи наши!
- Как бы ни было тяжело Вам сейчас, - ответил Владимир, - Анне еще хуже. Она потеряла все, чем жила последнее время. После произошедшего доктор опасается за ее душевное состояние. Думаю – ей понадобится немало времени для того, чтобы прийти в себя. Я благодарен Вам за участие, и смею заверить – за вдовой Вашего брата будет самый надлежащий уход. Она не останется без помощи, в которой так нуждается. У меня к Вам только одна просьба: передайте своей матушке, что она может не беспокоиться относительно женитьбы Мишеля, это для всех останется тайной. Репутации князей Репниных более ничего не угрожает.
Княжна согласно кивнула и, опустив на лицо вуаль, вышла.
Едва за ней захлопнулась дверь, Владимир посмотрел на часы. Доктор наверняка уже ушел, а значит, расспросить о состоянии Анны можно только завтра. Барон тяжело вздохнул, он нисколько не преувеличивал свои опасения относительно состояния Анны. Последствия пережитых ею потрясений были весьма серьезны, и одному Богу известно, сумеет ли она вернуться к нормальной жизни.
Следующие дни никаких изменений не принесли, и в один из визитов доктор, отозвав Владимира в сторону, беспомощно развел руками:
- Думаю – медицина здесь бессильна, господин барон. Вернее, бессилен я. Если человек не хочет жить, он никогда не поправится. Madame просто не хочет выздоравливать. Ей необходима помощь другого врача, поскольку на лицо душевное расстройство.
- Вы хотите сказать, что она сошла с ума?! – теперь Корф испытывал неподдельный страх.
- Я этого не сказал, - ответил эскулап. - Уверяю, она в здравом уме, но нежелание жить - тоже заболевание своего рода, и ни к чему хорошему оно не приведет. Поверьте мне, молодой человек, в моей практике бывали случаи, когда люди в подобном состоянии умирали от пустяковой простуды. Могу посоветовать Вам обратиться к господину Саблеру, практикующему сейчас в столице. Он считается одним из светил по душевным болезням.
- Благодарю Вас, доктор, - ответил Владимир, – я подумаю над Вашим предложением.
После ухода врача барон запустил руки в волосы, взъерошив густые темные пряди. Что делать? Последовать совету? А кто знает, чем обернется это лечение? Вдруг вместо ожидаемого выздоровления Анне станет еще хуже, если она поймет, что ее считают сумасшедшей? И вообще, какой толк будет от настоек и эликсиров, если она не хочет жить? От подобной хвори не спасет никакое лекарство, даже самое лучшее. Анна сама должна вернуться к жизни, почувствовать ее вкус, начать все заново. Только как ее заставить? Как раздуть затухающий огонь, от которого в скором времени может остаться один пепел? Справедливо решив, что свежий воздух помогает лучше мыслить, Владимир приказал подать плащ и, накинув его, вышел из дома.
Весна вовсю хозяйничала на улицах города: журчали ручьи, от снежного покрова оставались грязно-серые островки, только ветер со стороны Финского залива по-прежнему был холодным и пронизывающим. Пройдя совсем немного, Корф увидел вывеску кондитерской и, вспомнив о пристрастии Анны к сладкому, решил зайти туда, чтоб купить для нее пирожных, как вдруг услышал странные звуки. Оглядевшись, он увидел маленького тощего котенка, который, пронзительно мяукая, пытался привлечь к себе людское внимание. Грязный, еле живой заморыш смотрел на прохожих в надежде – вдруг кто-то проявит к нему жалость и спасет от неминуемой гибели.
Не раздумывая, Владимир подхватил котенка и направился к дому. Он не мог равнодушно смотреть на страдания живого существа, к тому же в его голове возник план, как вернуть Анне стремление жить.
Вернувшись в особняк, он передал найденыша слугам с приказом накормить и отмыть его. К вечеру сытый и чистый котенок мирно дремал на мягкой подстилке возле камина. Он оказался весьма симпатичным: рыжим с черными полосками и желтыми глазами, какие часто бывают у кошек такой масти.
Подхватив невесомое тельце, барон почесал проказника за ухом и сказал:
- Пойдем, дружок, познакомлю тебя с хозяйкой. Надеюсь – вы понравитесь друг другу.
В ответ рыжик довольно замурлыкал, как бы утверждая: «понравлюсь, не беспокойся».
Поднявшись на второй этаж и подойдя к комнате Анны, Владимир постучал. За дверью послышались шаги, и открывшая Дуняша с удивлением посмотрела на барина. Барон никогда не заходил в спальню своей подопечной, но нынешние обстоятельства заставляли его нарушать все нормы поведения, поскольку от его убедительности зависела жизнь исстрадавшейся женщины. Подойдя к постели, Владимир некоторое время всматривался в бледное лицо лежащей Анны. Даже с первого взгляда было видно, что ее состояние оставляет желать лучшего. Кожа стала прозрачной и приобрела восковой оттенок, под глазами залегли темные полукружья, а руки, лежавшие поверх одеяла, поражали своей худобой.
Владимир присел на краешек кровати и тихо позвал:
- Анна.
Больная открыла глаза. На минуту в ее взгляде появилось удивление, которое опять сменилось полным безразличием. Не обращая на это внимания барон, кашлянув, произнес:
- Я сейчас не буду говорить о том, что желать себе смерти – тяжкий грех. Вам известно – Господь не посылает человеку испытаний сверх его сил. Возможно, это звучит неправдоподобно, но мне как никому другому понятны Ваши чувства, поскольку совсем недавно я был в таком же положении, потеряв все: отца, друга, имение, оставшись в итоге никому ненужным. Но Бог не оставил меня своей милостью…
Владимир говорил и говорил: о княгине, отравившей отца и отнявшей поместье, о встрече с цыганом, о Забалуеве и его двоеженстве. И с каждым его словом в глазах Анны появлялось все больше интереса, она словно вместе с бароном переживала историю его мытарств.
- Я даже прощать научился, – продолжал рассказывать Корф, и тут его прервал тихий писк, а из-под сюртука высунулась забавная кошачья мордочка. Вытащив озорника, Владимир опустил его на кровать.
- Я нашел этого котенка сегодня на улице, - пояснил он. – Посмотрите, бессловесное животное стремилось выжить, взывая к людскому милосердию. Думаю, ему немало пришлось пережить, и теперь он нуждается в уходе и заботе.
Котенок тем временем подошел к Анне и ткнулся носом в ее руку. Она погладила маленькую рыжую головку и прошептала: «Лучик».
- Вы решили его так назвать? – спросил Корф. – Вполне подходящая для него кличка. Пусть он станет для Вас частичкой света.
Кошачье имя показалось Владимиру смутно знакомым, и только выйдя из комнаты он понял почему. Воспоминания вернули его в детство, когда маленькая Анна принесла домой такого вот рыжего заморыша. Он был настолько измученным, что не мог даже мяукать – только жалобно пищал. Иван Иванович, конечно же, не мог отказать своей любимице, и котенок остался в доме. Все лето они заботились о нем, таская потихоньку сливки из подвала, рискуя при этом нарваться на крепкий подзатыльник от Варвары. А потом была осень и отъезд в Корпус, где появились новые друзья и увлечения. Именно там пришло болезненное осознание разницы между ним – сыном барона и крепостной девочкой-приемышем. Сколько лет он пытался изжить из своего сердца привязанность к ней. Чего только не перепробовал: презрение, сарказм, унижение, добившись только одного: испорченной жизни Анны и гибели лучшего друга. Осознание этого тяжким грузом лежит на душе, не давая покоя ни днем, ни ночью. И он сделает все для того, чтоб Анна стала вновь счастливой, пусть даже с опозданием.
Утром радостная Дуняша сообщила Владимиру хорошие новости, сказав: «барыня изволили бульону откушать», да и доктор после осмотра был настроен более оптимистично. Видимо, рыжий Лучик и впрямь оказался счастливым талисманом.
День за днем Анна медленно приходила в себя. Через неделю она уже встала с постели и с помощью Дуняши добралась до кресла. Она даже нашла в себе силы встретится с Натали, когда та пришла попрощаться. Семья Репниных уезжала в Италию. Потерявшая ребенка вдова сына их больше не интересовала, тем более – Анна не собиралась претендовать на имя и титул княжеского рода. Натали пробыла у невестки довольно долго, а выйдя, со слезами на глазах попросила барона заботиться о ней, обещая свою помощь в чем только можно.
Спустя несколько дней после визита княжны Анна через Дуняшу попросила барона зайти к ней. Едва он вошел, сидевшая в кресле женщина поднялась и, стиснув на груди исхудавшими руками шаль, сказала:
- Добрый день, Владимир Иванович. Извините, что обеспокоила Вас, но мне бы хотелось вернуться в имение. Разумеется, если Вы не против.
Отредактировано Кассандра (2021-12-17 01:20:18)
Поделиться92021-12-17 20:14:13
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Всем опять привет. Я связалась с Хюррем-Султан (Нонна Звездич), у неё всё хорошо, только она говорит, что работы много и поэтому творчество временно забросила.
Глава 8
Владимир задумался. Он понимал – Анне очень тяжело оставаться там, где произошла трагедия, едва не стоившая ей жизни. В Двугорском, окруженная близкими людьми, она быстрее оправится от потрясения и сможет начать все заново. К тому же в имении начинаются весенние заботы: пахота, сев, огороды, и хотя Савелий Никодимович блестяще справляется со своими обязанностями, хозяйский догляд все равно нужен.
- Я вовсе не против этого, Анна, - мягко ответил Корф, - Единственное, что меня тревожит, это состояние Вашего здоровья. Сможете ли Вы выдержать дорогу до Двугорского?
- Не беспокойтесь, Владимир Иванович, - голос Анны звучал непривычно глухо, - я достаточно окрепла для переезда, уверяю – со мной ничего не случится.
- В таком случае поедем, как только Вы будете готовы, - Владимир шагнул к двери, - но я советую Вам хорошо подумать.
Анна согласно кивнула, и барон покинул спальню.
Через два дня после разговора возле парадного подъезда особняка Корфов стояла дорожная карета, к задку которой слуги прикрепляли сундуки. Когда все было готово, Анна, поддерживаемая Дуняшей, села в экипаж и поставила на колени корзинку со спящим в ней Лучиком. С того времени, как барон подарил ей котенка, она практически с ним не расставалась. Дуняша тоже ехала вместе с хозяйкой, а Корф тесному пространству экипажа и тряской дороге предпочел поездку верхом. Ему просто необходимо побыть в одиночестве, чтобы еще раз обдумать случившееся.
Владимир прекрасно понимал: несмотря на то, что Анне удалось выжить, интерес к жизни в ней так и не проснулся. Она по-прежнему была замкнутой, молчаливо-отстраненной, почти не разговаривала, ограничиваясь кратким «да» или «нет». И все же барон не терял надежды на то, что возвращение в поместье возродит Анну. Родной дом, детские воспоминания, забота Варвары должны были сделать свое дело.
В раздумьях дорога прошла незаметно, и ближе к вечеру колеса кареты зашуршали по гравию, которым были усыпаны подъездные дорожки к дому. Увидев экипаж, на крыльцо вышел Савелий Никодимович, а за его спиной виднелась массивная фигура кухарки Корфов.
Спрыгнув с лошади, барон кивком приветствовал управляющего, открыл дверцу кареты, помог выйти Анне и, взяв под руку, повел ее к особняку.
Савелий Никодимович, ничего не знающий о воспитаннице покойного барона, с удивлением смотрел на незнакомую даму одетую в траур, а глаза Варвары были полны боли и недоумения. Поднявшись по ступенькам, Анна подошла к ней и тихо сказала:
- Вот я и вернулась, Варечка.
- Горемычная ты моя! – заголосила кухарка, прижимая свою любимицу к необъятной груди. – Что с тобой приключилося, голубка?!
- После, после поговорите, Варя, - остановил причитания Корф. – Анна устала пока доехали, ей отдохнуть надобно. Ты лучше о ней позаботься, – Владимир кивнул в сторону Дуняши, несущей корзинку с Лучиком. - Савелий Никодимович, - обратился он у управляющему, – велите приготовить комнату Анны, слуги знают какую. И Дуняше тоже жилье подберите. Думаю, комната, в которой жила Полина, вполне подойдет.
Повинуясь властному голосу хозяина, все сразу засуетились: управляющий пошел распоряжаться, дворня разошлась по своим делам, а Варвара, окинув Дуняшу внимательным взглядом, сказала:
- Пойдем, девка, накормлю тебя. С дороги-то, чай, голодная.
К ночи в особняке все успокоилось: Анна поднялась к себе, Дуняша ушла обживать свою комнату, даже Лучик нашел себе пристанище и, налакавшись молока, довольно мурлыкал, лежа на лавке в Варвариных владениях.
Дом постепенно затихал, погружаясь в сон, не спал только хозяин, сидевший возле камина в кабинете. Отрешенно наблюдая за пляшущими языками пламени, Владимир вновь и вновь мысленно возвращался в прошлое, когда был жив отец, они с Анной были детьми и ему даже в голову не приходило видеть различие между ними. Маленькая девочка с наивно распахнутыми глазищами всегда была рядом, во всех детских забавах и шалостях, а он защищал ее от любой напасти: будь то огромная собака или злобные выходки Полины. И сердце всякий раз замирало, стоило ему встретить ее взгляд, полный обожания. Она была частью жизни, семьи, частью его самого, и как же невыносимо тяжело было узнать, что это всего лишь крепостная. Очень долго он пытался вытравить из себя чувство привязанности к этой малышке. Так долго, что уже сам почти поверил в свою ненависть. Только смерть отца и последовавшие за ней события заставили его взглянуть на все со стороны. Владимир вдруг увидел себя в снобизме Забалуева, в жестокости Марии Алексеевны, в надменности княгини Репниной. Ведь их бездушное высокомерие было присуще и ему, он так же, как и многие из бомонда, не видел ничего человеческого в крепостных, до тех пор пока столкнувшись с подлостью и низостью «уважаемых людей» не понял – благородство не в громком титуле и веренице знатных предков, а в сердце и поступках человека.
Перед мысленным взором снова возникли Варвара, Никита, Григорий, не предавшие его в трудный час. Мишель, не побоявшийся жениться на крепостной. Натали, сочувствующая Анне вопреки воле родителей. Слишком поздно он осознал свою ошибку, и хотя готов сделать что угодно, исправить произошедшее нельзя. Остается надеяться на спасительное время, которое лечит самые тяжелые раны.
На следующее утро после завтрака барон прошел на кухню, чтобы оставить распоряжения насчет обеда. Войдя в царство своей кухарки, он увидел, как она вытирает слезы, сидя в углу на сундуке. Поняв – разговор с Анной, скорее всего, состоялся, он присел рядом с женщиной и спросил:
- Поговорили, Варя?
- Поговорили, барин, - Варвара отерла глаза тыльной стороной ладони. – Ох, горюшко-горе! Даже не знаю, как помочь голубке нашей. Виданное ли дело - такое пережить. Врагу не пожелаешь.
- Утешь ее, поддержи, чем можешь, - Владимир просительно смотрел на свою бывшую няньку. – Нельзя так убиваться, жизнь ведь продолжается.
- Дык разве это жизнь, - кухарка махнула рукой. – Уж кому-кому, а мне это хорошо ведомо. Я ведь, как Аннушка, даже года со своим Васенькой не прожила – утоп он. А опосля его сынок наш от младенческой помер, и осталась я одна-одинешенька. Чуть умом не тронулась. Хорошо матушка Ваша, Царствие ей Небесное, взяла меня в дом. Сначала я за Вами присматривала, потом Аннушка появилась, так и ожила. А чем горемыке нашей помочь – ума не приложу. Будь у нее хотя бы ребенок…
- Что же делать? – Корф был растерян и потрясен печальной историей жизни Варвары. – Неужели Анне ничем нельзя помочь?
- Бог милостив, барин, - вздохнула добрая женщина, – авось все образуется. Не век же ей слезы лить, придет в себя потихоньку. Человек он все вынести может. Главное сейчас одну ее не оставлять, от дум тяжких уберечь.
Понимая правоту Варвары, барон согласно кивнул, но покоя на душе не было. Зная Анну почти с рождения, он сильно сомневался, что ей в скором времени удастся прийти в себя, слишком глубоки были душевные раны.
Последующие дни только подтвердили его опасения - время шло, а в поведении Анны ничего не менялось. Она практически не покидала комнаты, спускаясь только на кухню и в часовню, где проводила за молитвой не один час. Почти ни с кем не разговаривала, только с Варварой и Дуняшей. От прежней юной красавицы ничего не осталось: глаза потеряли свой блеск, волосы казались тусклыми и безжизненными, бледные губы были едва заметны на лице. Анна словно потухла, выгорев дотла, она больше ни к чему не стремилась и ничего не хотела. Жила, потому что жизнь продолжалась, не испытывая от нее никакой радости.
Когда наступило лето, она стала уходить в беседку, стоявшую над обрывом у реки, и подолгу сидела там, читая письма Михаила, которые он присылал ей с Кавказа. С этими листками, исписанными крупным почерком, она не расставалась никогда, и всякий раз, перечитывая, «полночи умывалась слезами», по выражению Дуняши.
Не решаясь на откровенный разговор с Анной, Владимир надеялся на помощь Варвары и отца Георгия, которого просил побеседовать с воспитанницей покойного батюшки. Но ни увещевания мудрой няньки, ни душеспасительные беседы священника результатов не приносили.
Сам барон погрузился в хозяйственные дела: летняя страда была в самом разгаре, к тому же Савелий Никодимович предложил ему выкупить переданное в казну поместье Забалуева. Он уверял барона – при должном управлении поместье даст неплохой доход, а это сделает Корфа одним из самых богатых помещиков уезда.
Однако Владимира гнали из дома не только заботы о доходах. С каждым днем становилось все ясней – он любит вдову своего друга, как бы ни пытался отрицать это чувство. Пора было признаться себе: это та женщина, которую он хотел видеть рядом с собой всю жизнь, делить с ней горе и радость, воспитывать детей, дожить бок о бок до глубокой старости. Жаль осознание этого пришло слишком поздно. Он сам сжег хлипкие мостики взаимной привязанности, когда устроил этот фарс с танцем, и теперь вряд ли у него появится шанс завоевать сердце Анны. Она не простит ему выходок, разрушивших ее жизнь.
С головой уйдя в дела, Владимир старался не вспоминать о той, что лишила сна и покоя, только иногда, глядя на поле, где цвел лен или колосилась рожь, с тоской думал о тщетности своих стараний. Зачем ему земли и доходы, если передать их все равно некому. И хотя любая из дворянских семей, где есть дочери-невесты, с радостью приняла бы его предложение, жениться Корф не собирался. Мысль о чужой женщине в доме раздражала его до зубовного скрежета. Только Анну Владимир видел здесь хозяйкой и никого больше. Печальная, несбыточная мечта.
Однажды, возвращаясь домой уже в темноте, барон услышал плач, доносящийся из беседки. Спешившись, он неслышно подошел и увидел, как Анна, положив голову на руки, безутешно рыдает. Ему до одури захотелось обнять ее, прижать к себе, успокоить. Но сдерживая порыв, он только прикоснулся к ее плечу и прошептал «Анечка». В ответ послышалось тихое «Миша», и подняв голову Анна встретилась взглядом с Корфом. За мгновение надежда в ее глазах сменилась таким разочарованием, что у Владимира заныло сердце. Пробормотав:
- Извините, Владимир Иванович, - она быстро поднялась и почти бегом направилась к дому.
После этого случая барон стал отлучаться из дома все чаще. Ему казалось – Анне неприятно даже его присутствие рядом, поэтому Корф стал избегать ее общества, стараясь лишний раз не видеться с ней. Летом это было просто, но с наступлением осени с ее затяжными дождями и промозглостью, когда урожай был собран и все сделки заключены, Владимиру поневоле пришлось проводить большую часть времени дома, выезжая разве что на охоту. С Анной они по-прежнему почти не виделись, благо в огромном особняке хватало места, чтоб не сталкиваться неделями. Каждый из них жил своей жизнью: он с надеждой на целительную силу времени, она в слезах и воспоминаниях.
В доме наступил покой, который боялись нарушить все, это было словно затишье перед бурей, еще немного - начнется ураган, и неизвестно кому удастся выжить в этой круговерти жизни. Так продолжалось до тех пор, пока Корф, проходя мимо кухни, не услышал разговора Варвары с Анной.
- Сколь ты еще будешь убиваться?! – сердилась кухарка. – Почитай год прошел, как ты овдовела, а успокоится не можешь. Не дело так! Ни тебе покою нет, ни Мише твоему. Мертвых отпускать надобно, а тревожить их слезами – грех.
- Не могу, Варечка, - в голосе Анны звучали нотки полной безысходности. – Миша – единственная радость, что была в моей жизни. Если перестану вспоминать, то жить совсем нечем, пустота одна. Ничего не хочу.
- Замуж тебе надо, – вдруг неожиданно сказала Варвара. – Семья да заботы все горе забыть заставят.
- Что ты говоришь?! – Анна расплакалась. – Какая семья?! Никогда, слышишь, никогда я не забуду Мишу! Даже мертвого! Никто не сможет мне его заменить!
Не став дальше слушать, барон развернулся и пошел прочь. Слова Анны звучали в ушах, лишая остатков и без того слабой надежды. Живой или мертвый, Репнин все равно будет стоять между ними. Возможно, останься он в живых, у Владимира был бы шанс побороться с ним, но как соперничать с покойником, который в глазах жены стал чуть ли не идеалом, он не знал. Не выдержав, Корф сжал кулаки и с отчаянием сказал в пустоту:
- Оставь Анну, Мишель! Отпусти! Я люблю ее и постараюсь сделать счастливой. Только не мешай мне!
Страстную тираду прервал шорох за спиной. Удивившись, кто бы это мог быть, барон обернулся и увидел Анну, стоявшую в проеме двери. Поняв, что ее заметили, она закрыла лицо руками и бросилась прочь так стремительно, что Корф не успел ее остановить.
После этого случая Владимир вообще перестал видеть Анну. Она старалась всеми силами избегать его, и почти не спускалась из своей комнаты. Желая объясниться, барон не единожды подходил к ее спальне, но каждый раз уходил, стоило ему услышать за дверью сдавленные рыдания. Обстановка в доме стала мрачно-напряженной, даже слуги старались ходить как можно тише и незаметней, понимая – с хозяином происходит что-то неладное.
Измученный таким положением вещей, Корф все же решился поговорить с Анной, но она сама появилась в кабинете и попросила уделить ей несколько минут для беседы. Оторвавшись от бумаг, на которых безуспешно пытался сосредоточиться, Корф указал на кресло и, дождавшись, когда она сядет, спросил:
- Чем могу служить, сударыня?
Анна некоторое время молчала, перебирая складки черного крепового платья, а потом, словно решившись, заговорила:
- Владимир Иванович, поверьте - я весьма признательна Вам за участие и заботу, но более не вижу надобности обременять Вас своим присутствием. Не думайте, что я Вам не благодарна, только у меня нет никакого смысла в этой жизни, поэтому я бы хотела удалиться в монастырь. Единственное, что мне осталось, это молиться за упокой души Михаила и нашего ребенка.
- Куда… удалиться?! В монастырь?! – Владимиру показалось, что он ослышался.
- Именно так, - голос Анны звучал с твердой уверенностью. – Для женщины в моем положении это самое верное решение.
- Самое верное решение?! – переспросил барон, с трудом сдерживаясь, чтоб не схватить ее за плечи и не встряхнуть как следует. – А известны ли Вам условия жизни христовых невест? Думаю, нет. Придется мне кое-что рассказать об этом. Знайте – монастырская жизнь это тяжкий труд, скудная еда, спартанские условия жизни, к тому же полное отсутствие врачебной помощи. Сколько Вы так сможете выдержать? Год-другой. Неужели жизнь здесь настолько невыносима для Вас, что Вы готовы практически наложить на себя руки?
Анна попыталась было возразить, но была остановлена властным жестом Владимира.
- Выслушайте меня до конца, madame, потом будете спорить. Если мое общество Вам настолько в тягость, то я переселюсь в городской особняк, тем более скоро начнется сезон. Вы же можете остаться здесь и жить как посчитаете нужным, даже устроить личный монастырь. Но по крайней мере, здесь за Вами будет уход. Возвращаться в скором времени я не собираюсь, поэтому никакого беспокойства для Вас с моей стороны не будет. Могу даже предложить Вам общество такой же отшельницы – моей тетушки.
- Тетушки? – Анна недоуменно смотрела на Корфа.
- Сычихи. Вы ведь помните ее?
- Конечно, но я даже подумать не могла о вашем родстве.
- Сычиха моя тетка со стороны матушки. Но это давняя история, и не будем сейчас об этом говорить. Надеюсь, Вы не станете возражать, если она переселится сюда.
- Конечно нет. Тем более... - начала Анна, только Владимир перебил ее:
- Вот и договорились, сударыня. А теперь, с Вашего позволения, мне надо идти. Дела не ждут.
Откланявшись, барон не оглядываясь вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
Владимир решил воплотить в жизнь план, который возник у него в голове в тот момент, когда он услышал о желании Анны уйти в монастырь. Верный своему слову, барон тут же принялся за подготовку к переезду: отдал необходимые распоряжения управляющему, приказал собирать вещи и перевез в дом Сычиху. А уладив все дела, дождливым серым утром уехал в Петербург.
После его отъезда жизнь в поместье почти замерла: Анна по-прежнему делила время между своей комнатой и часовней, Савелий Никодимович, завершив дела с купцами, следил только за дворней. Даже у слуг работы почти не было. Много ли надо трем людям, проживающим в огромном особняке.
Наступившая зима еще больше усилила ощущение печального одиночества. В комнатах стояла тишина: редкие шаги и голоса звучали приглушенно, по расчищенным дорожкам никто не гулял, ни гостей, ни охоты, ни шума подъезжающих экипажей. Имение Корфов казалось отрезанным от всего мира.
Все обитатели дома невольно поддались этому скорбному покою, даже Варвара тише стучала кастрюлями возле печи. Единственным человеком, которого не угнетала такая обстановка, была Анна. Замкнувшись в своем горе, она не видела ничего вокруг, изредка разговаривая с Варварой и Дуняшей, а с некоторых пор – с Сычихой.
Тетушка Владимира оказалась весьма милой дамой, вопреки молве окрестившей ее ведьмой. Столкнувшись с Анной в первый раз, она ничего не сказала, лишь пронзительно глянула на нее и чуть заметно улыбнулась. Надежда Александровна, именно так ее звали, ни о чем не спрашивала, не жалела, не давала советов. Но через несколько дней после встречи обратилась к Анне за помощью, попросив помочь разобрать травы, привезенные из лесной избушки. За работой она рассказывала своей помощнице о целебных свойствах каждой травы, подробно объясняя, как собирать и сушить лекарственные растения. Постепенно это занятие увлекло Анну, со временем став просто необходимым. Потому что когда она долгими зимними вечерами готовила отвары и снадобья, боль утраты на время стихала, давая передышку. К тому же готовить лекарств приходилось немало, ведь заболевшие крестьяне по старой памяти приходили к Сычихе, а она старалась помочь каждому из них.
Время шло и морозная затяжная зима подходила к концу: на дворе постепенно теплело, таял снег, все пробуждалось к жизни, кроме молодой затворницы, чье сердце, скованное льдом пережитого горя, оставалось безучастным ко всему происходящему. Порой Анне казалось – она находится в прошлом, где была счастлива, пусть и недолго, а здесь всего лишь ее жалкая тень. Она бы с радостью поменялась местами с любым умирающим, чья жизнь была кому-нибудь нужна. Но, видимо, время испытаний еще не закончилось, наверное поэтому измученная женщина жила вопреки своему желанию. Прозябание продолжалось. Анна понимала - другого уже не будет, но однажды ей приснился странный сон.
Отредактировано Кассандра (2021-12-17 20:15:21)
Поделиться102021-12-20 14:26:13
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 9
Видение было настолько реальным, что Анна, проснувшись, долго не могла понять, сон это или явь. Княгиня увидела себя стоящей возле какого-то строения, прохладный ветерок играл ее волосами, а совсем рядом серебрились снегом величественные горы, над которыми занимался рассвет. Она принялась оглядываться, стараясь понять, куда попала, как вдруг увидела уходящих от нее Михаила и Владимира.
Одетые в мундиры, друзья поднимались по горной тропе, удаляясь в разливающемся солнечном свете. Князь шел не оглядываясь, легко поднимаясь вверх, словно скользя над землей, а Владимир несколько раз обернулся к ней, как будто собирался о чем-то попросить.
«Миша, Владимир!» - пыталась окликнуть их Анна, но голоса не было. Она даже не могла открыть рта, лишь задыхаясь от горя смотрела им вслед, чувствуя – муж с другом уходят безвозвратно. Собравшись с силами, все же крикнула: «Владимир!» и проснулась.
Сердце бешено колотилось, все тело было покрыто холодным потом, в голове все еще звенел собственный крик, и казалось – она по-прежнему находится там, во сне, а не в своей комнате. Немного успокоившись, Анна стала уверять себя, что это всего лишь сон, но непонятная тревога подсказывала ей – все приснилось не просто так. Что-то должно измениться в ее жизни, только к худу или к добру – неясно. Решив никого не беспокоить, женщина промолчала о сне даже Варваре, только с каждым днем тревожное ожидание чего-то неизбежного становилось все сильнее.
Единственной, кто догадывался о переживаниях Анны, была Надежда Александровна. Но тетушка Владимира время от времени только пристально смотрела на нее, однако ничего не говорила.
Спустя неделю после пророческого видения к Анне подошел Савелий Никодимович и сказал:
- Анна Платоновна, тут казенное письмо пришло. Все в печатях. Важное, наверное, - и протянул ей конверт из плотной бумаги.
Поскольку имени получателя на нем не значилось, то Анна решила посмотреть послание. Вынув небольшой исписанный листок, она развернула письмо и… строчки поплыли перед глазами. Добравшись до стула, она рухнула на него и вновь принялась читать, надеясь, что ошиблась. Только ошибки не было! Несколько скупых строк, подписанных штабс-капитаном Мансыревым, комендантом N-ской крепости, расположенной в Дагестане, извещали о тяжелом ранении в бою поручика Корфа. Командование выражало соболезнование родственникам раненого и просило дозволения похоронить его в случае смерти на Кавказе.
Выронив письмо, Анна долго сидела, уставившись в одну точку. Новость не укладывалась в голове. Все казалось насмешкой, дурным розыгрышем – только не правдой. Теперь ей многое стало ясно: слова Владимира о том, что он не собирается возвращаться в скором времени, переселение в дом тетки, и даже то, почему из Петербурга не приходило никаких распоряжений для управляющего. Барона там просто не было, он все это время воевал.
Чуть-чуть одумавшись, Анна поднялась, решив отправиться на поиски Сычихи. Возможно, она сможет объяснить все происходящее, ведь кому-то Владимир должен был рассказать о своих планах.
Надежду Александровну она нашла в каморке, которую та приспособила для своих трав и кореньев. Знахарка сосредоточенно толкла в ступе какие-то сухие листья, готовя очередное снадобье.
- Заходи, милая, - улыбнулась она, не прерывая своего занятия, - смотри, я тут новую мазь сделать пытаюсь.
Не говоря ни слова в ответ, Анна протянула ей бумагу и тихо спросила:
- Вы знали?
Просмотрев письмо, Сычиха медленно опустила руки и сказала:
- Знала. Володя меня затем и попросил здесь поселиться, чтоб в случае чего ты одна не осталась. Только говорить об этом строго-настрого запретил. Обещание с меня взял, потому кроме нас двоих про Кавказ никто не знал.
- Это жестоко! Очень жестоко! – Анна, залившись слезами, бросилась к двери и выскочила из комнаты.
Оказавшись в коридоре, она хотела уйти к себе, но передумала. Ноги сами понесли ее на кухню, как в детстве, когда обиженная, она частенько искала защиты и поддержки у Варвары. Войдя в кухню, она увидела Дуняшу и Варвару, мирно беседовавших за столом.
- Никитка добрый парень, – говорила кухарка, но увидев Анну оборвала себя на полуслове: - Да ты в себе ли, голубка?! – встревоженно спросила она. – Ай, случилось чего?
Сев на скамейку рядом с Дуняшей, Анна вытерла слезы и горестно сказала:
- Случилось, Варенька. Владимир ранен. Я письмо сегодня получила. Он все это время на Кавказе воевал.
Услышав новость, горничная прижала ладонь ко рту, а Варвара разрыдалась:
- Барин, соколик Вы наш ясный! – завывала она. – Да неужели Вам придется крылья сложить на чужой стороне?! Как же мы, сироты, без Вас будем?!
- Хватит, Варя! – неожиданно даже для себя властно прервала причитания Анна. – Слезами горю не поможешь, здесь дело нужно. Дуняша, - обратилась она к девушке, - собери мои вещи, я уезжаю.
- К-куда ты ехать собралась?! – кухарка от неожиданности икнула.
- К Владимиру, куда же еще, - голос молодой женщины звучал твердо. - Я ему и семье Корфов жизнью обязана. Если б не он - плавать бы мне сейчас русалкой в Неве. А теперь ему нужна моя помощь, - Анна вспомнила, как во сне барон оборачивался к ней. – Ждет он меня.
- Ты что ж это удумала, бедовая! – закричала Варвара. – Виданное ли дело, ехать одной незнамо куда, да еще и к басурманам! Там ведь война идет, Аня!
- Я тоже поеду, - вмешалась молчавшая до сих пор Дуняша. – Варвара права – одной Вам ехать не след.
- Ты-то куда собралась?! – вскинулась кухарка. – А Никитка как же?!
- Коли любит – подождет, - решительно ответила горничная, – а одной-одинешенькой Ее Сиятельству ехать нельзя.
- Ох, горе горькое! – снова принялась причитать Варвара. – Вы хоть знаете, где энтот самый Кавказ находится? Ведь дальше имения и Петербурху шагу не делали. Да когда ж такое было - женщинам без мужчины в такую даль ехать. Ведь в дороге всяко может быть, кто вас защищать станет?!
- Здесь я постараюсь помочь, - вступила в разговор Сычиха, незаметно появившаяся на кухне во время спора. – Не отговаривай Анну, Варя, - обратилась она к плачущей женщине. – Ей обязательно ехать надо, иначе беда случится. Никто кроме нее Володю выходить не сможет. А попутчика я им постараюсь найти, вернее - попутчицу. Давеча в церкви слышала, будто у соседей наших, Спицыных, генеральша Бутурлина проездом остановилась. Она в Кисловодск на лечение едет. Вот и будет Анне компания. Правда характер у Ее Высокопревосходительства не мед и не сахар, я Марию Афанасьевну с детских лет помню, родители мои с ней в приятельстве состояли.
- Я постараюсь ничем не раздражать эту даму, - торопливо ответила Анна. – Мне лишь бы до места добраться.
- Что ж, завтра мне придется нанести визит соседям и пригласить Бутурлину к обеду, – едва заметно улыбнулась Надежда Александровна. – Ты, Варя, уж расстарайся – Мария Афанасьевна любит вкусно покушать.
- Дык это конечно, - закивала головой владычица кухни, – если надобно, я со всей душой.
На другой день тетушка отправилась к соседям, а Анна замерла у окна в тревожном ожидании. Она ждала и страшилась этой встречи. Лично с madamе Бутурлиной она не была знакома, но слухи, ходившие в свете об этой женщине, достигли и ее ушей. Вдова генерал-аншефа Бутурлина отличалась решительностью и властным характером, подчиняясь только одному человеку – своему супругу. Будучи настоящей матерью-командиршей, она резала правду-матку в лицо, не считаясь со званиями и чинами. Говаривали, будто этой дамы побаивался даже всесильный шеф жандармов – Бенкендорф.
Со своим мужем, прошедшим путь от корнета до генерала, она прожила сорок лет в любви и согласии, родив ему шестерых детей. Служивший не за страх, а за совесть генерал Бутурлин прошел не одну военную компанию, и жена всюду сопровождала его «неся службу при полку», как она выражалась.
Сторонница жестких патриархальных взглядов, Мария Афанасьевна не раз шокировала бомонд своими поступками. Так, для трех своих сыновей она не видела никакой карьеры, кроме военной, по примеру отца, а дочерей отдавала замуж исключительно в порядке старшинства. В свете долго обсуждали курьезный случай с одним важным военным чином, который пришел свататься к дочери генеральши. Мария Афанасьевна дала свое согласие, только на очереди оказалась средняя дочь – барышня, не блещущая красотой, но добрая и разумная. Услышав об этом, жених смутился, он рассчитывал на руку ее куда более миловидной младшей сестры, о чем заявил будущей теще.
- Ишь, слюни распустил, сластолюбец! - резко оборвала его Бутурлина. – Бери, что дают, а то и этого не получишь!
Не желая связываться со столь суровой особой, мужчина подчинился и после никогда об этом не пожалел.
Марию Афанасьевну уважали и побаивались, опасаясь ее резкости и прямоты, несвойственных аристократке. И с этой почти легендарной особой Анне предстояло сегодня познакомиться. Она услышала шум подъезжающего экипажа, звуки голосов внизу, а спустя короткое время вошедшая Дуняша сказала:
- Ваше Сиятельство, Надежда Александровна к обеду просили спуститься.
- Скажи – сейчас буду, - ответила Анна, поправляя складки платья. Убедившись, что все в порядке, она вышла из комнаты и отправилась в столовую.
Войдя туда, она сразу обратила внимание на грузную пожилую женщину в черном вдовьем чепце, которая, пронзительно глянув на нее из-под кустистых бровей, сказала, обращаясь к Сычихе:
- Это и есть твоя путешественница? Чего ее на Кавказ-то несет? Такой пигалице лучше дома сидеть, в чем только душа держится.
Не обращая внимания на колкие слова, Анна склонилась пред гостьей в реверансе, почтительно сказав:
- Уверяю, madamе, я не доставлю Вам в дороге никаких хлопот.
- Посмотрим, - проворчала Бутурлина. – Опосля обеда побеседую с тобой, тогда решу, что делать.
Закончив с трапезой, которая стараниями Варвары удалась на славу, Мария Афанасьевна властно сказала Сычихе:
- Ты, матушка, ступай покуда. Без тебя разберусь.
И Надежда Александровна покорно вышла.
Едва за ней закрылась дверь, Бутурлина заговорила, обращаясь к Анне:
- Запомни, голубушка, мне все равно, зачем ты отправляешься в путь, но пока будешь под моей опекой, непотребства я не допущу. Нытья и жалоб тоже, - добавила она, видя, что собеседница собирается ей возразить. – Нянчиться с тобою никто не будет, тяжело, легко ли – терпи. Ну как, не раздумала еще ехать?
- Нет, сударыня, - Анна отвечала с полной уверенностью. - Я постараюсь выполнить все Ваши условия.
- Хорошо. Тогда собирайся, через два дня выезжаем. И не вздумай заставлять ждать тебя! Не люблю этого просто страсть как. А теперь встать помоги, спину мне совсем разломило, на погоду, видать.
Тяжело поднявшись с кресла с помощью Анны, женщина прошла к двери и, уже от порога обернувшись, сказала:
- Надежде благодарность от меня передай за обед. Кухарка у вас отменная.
С тем и ушла.
Спустя два дня после этого разговора дорожная карета с Анной и Дуняшей отъехала от особняка Корфов следом за громоздким дормезом генеральши Бутурлиной. Путешествие началось.
Чем дольше они ехали, тем чаще Анна вспоминала слова своей попутчицы о нытье и жалобах. Ухабистая тряская дорога, прокуренные постоялые дворы, где иногда приходилось спасть сидя на стуле всю ночь, кое-как приготовленная еда в придорожных трактирах. Все это изматывало, лишало сил, но верная своему слову молодая женщина никогда не позволяла себе слабости. После утомительного дневного переезда она помогала своей попутчице разобрать вещи, следила, чтоб прислуга была устроена на ночь, иногда читала генеральше вслух. А ранним утром, толком не выспавшись, вновь садилась в экипаж, отправляясь в дорогу.
Время поездки шло уже не на дни, а на недели. Чем дальше они продвигались на юг, тем теплее становилось: снега не было, дороги высохли, все кругом зеленело. Анне, привыкшей к прохладному климату севера, столь ранняя весна была в диковинку, однако она с удовольствием грелась под солнечными лучами, мечтая о том, чтобы поскорей добраться до места. Понимая – время дорого, она стремилась оказаться на Кавказе как можно быстрее, но в Ставрополе Марии Афанасьевне неожиданно стало плохо. Видимо, тяжелая дорога сказалась на здоровье пожилой женщины, и она слегла на несколько дней. Вызванный доктор хотел было пустить кровь, но Анна воспротивилась этому, справедливо полагая, что такая процедура еще больше ослабит больную. Она предложила генеральше попробовать лечение травами, которыми ее в немалом количестве снабдила в дорогу Надежда Александровна, сказав: «Они тебе обязательно пригодятся». Поминая тетушку Владимира благодарными словами, Анна принялась отпаивать заболевшую даму целебными отварами, и через два дня Бутурлиной стало намного лучше.
- Вот спасибо тебе, добрая душа, - говорила она, тяжело ворочаясь на постели. – Если б не ты, залечили бы меня эти коновалы вусмерть.
- Не стоит благодарности, сударыня, - ответила Анна, – моей заслуги в этом почти никакой, травы готовила Надежда Александровна.
- Странная ты, - неожиданно сказала Мария Афанасьевна. – Я поначалу думала, это нынешнее воспитание тебя такой сделало, теперь вижу – ошибалась. Ты как пустой дом, ни света, ни тепла, стены одни. Ходишь, говоришь, только жизни в тебе нет, одно слово – привидение. Поди повеса Корф соблазнил да бросил, а ты душу рвешь. На войну за ним отправилась. Неужели любовь у тебя к нему такая, что все простить можешь?
- Семье Корфов, равно как и Владимиру Ивановичу, я жизнью обязана! – вспыхнула Анна. - Оттого и еду, ибо долг платежом красен. Что же до любви, то после смерти мужа я забыла о ней, поверьте.
- Вдова?! – генеральша с удивлением посмотрела на нее. – Понятно теперь, отчего тебе белый свет не мил. Сколько замужем-то была?
- Два месяца, - сухо ответила собеседница, обиженная предыдущими словами Бутурлиной.
- Это, можно сказать, не была, - усмехнулась старуха. – Я вот со своим Николенькой сорок лет душа в душу… Думаешь, легко мне было хоронить его? Сердце до сих пор кровью обливается, только жить все равно надо. Сколь бы тяжело тебе ни было, помни - кому-то гораздо тяжелей. Не сомневайся – я знаю, о чем говорю, всего насмотрелась, пока с мужем по крепостям да гарнизонам кочевала. Чай не за генерала выходила, всего лишь за поручика лейб-гвардии, так что все чины, почитай, вместе с ним получила. И все сорок лет счастлива была, хоть и ушла замуж самокруткой.
- Как это? – Анна, не ожидая подобной откровенности, во все глаза смотрела на собеседницу.
- А так. Сбежала и повенчалась, - глаза старухи весело блеснули.
- Сбежали?! – Анна даже представить себе не могла такого поступка со стороны женщины, чей неодобрительный взгляд мог погубить репутацию любой девицы.
- Я Николеньку только раз увидела и поняла – вот мое счастье. – Глаза Бутурлиной на этот раз засветились нежностью. – Вся моя жизнь в нем. Батюшка же решил меня отдать за соседа по имению, князя Волконского – старого хрыча, а я «Не пойду!» и все тут. Ох, и выдрал меня папенька, как сидорову козу, чтоб перечить не смела воле родительской. Думал – смирюсь, а я ночью из окна, и бежать. Николеньку отыскала, так и повенчались. Батюшка после этого два года меня видеть не хотел, пока я первенца не родила – Павлушу. Потом смирился и благословил, куда ж деваться. Так мне и заявил: «Сама себе постель постелила, самой и спать придется». Нелегка, ох нелегка жизнь офицерской жены, только ни на какую другую все равно бы не променяла. Потому как любила и любима была. Когда Николенька умер, тоже решила – жизнь закончилась, но дети и внуки жить заставили. Если человек кому-то нужен - значит, не пришел его черед умирать. Ты об этом крепко подумай. Неужели нет ни одного человека, у которого бы за тебя сердце болело?
- Есть, конечно, - тихо ответила Анна, - только…
- Вот и научись жить ради людей, - прервала ее Мария Афанасьевна, - тогда легче станет. Ведь недаром говорят: «На миру и смерть красна».
После этого разговора Анна долго не могла уснуть, вспоминая все произошедшее с ней за эти два года. Права была генеральша, когда говорила, что она не одна в своем горе: вспомнились Варвара и Надежда Александровна, готовые помочь чем угодно, Дуняша, разделившая с ней все невзгоды, Владимир, оставивший все ради ее спокойствия. Замкнувшись в своем горе, она не замечала их сочувствия, даже не задумывалась, каково бы ей было, останься она в одиночестве. Права эта дама - потеряв надежду на счастье, надо жить ради других, тогда горе, если не исчезнет совсем, то станет меньше.
Благодаря стараниям Анны через некоторое время здоровье Марии Афанасьевны улучшилось настолько, что они смогли снова отправиться в дорогу. Оставшийся путь до Кисловодска дамы проделали без помех, изменилось только отношение Бутурлиной к своей компаньонке. Оставаясь по-прежнему строгой и требовательной, генеральша теперь проводила куда больше времени в обществе Анны, рассказывая о своих детях и внуках, которых было довольно много, а также о своем супруге, чью честность и верное служение не смогли опорочить даже перед сумасбродным государем Павлом I.
В разговорах и воспоминаниях дорога проходила куда быстрее, и через неделю женщины с облегчением переступили порог дома, снятого для генеральши в Кисловодске. Здесь наконец-то Анна смогла нормально отдохнуть в ожидании обоза с конвоем, отправлявшегося в N-скую крепость.
Сначала она было заикнулась о путешествии в одиночку, но Бутурлина грозно запретила даже думать об этом. Узнав же об отправляющемся обозе, она использовала все свое влияние, чтобы пристроить туда Анну. Ведь поездка под защитой большого казачьего отряда была для молодой женщины куда безопасней.
В день отъезда Мария Афанасьевна тепло простилась с Анной.
- Ступай с Богом, милая, - сказала она, крестя ее напоследок. – Что бы ни случилось – сильной будь, веры не теряй, и все у тебя будет хорошо, поверь старухе. - Смотрите у меня, ироды, - это уже обращаясь к казакам. – Доставьте даму в целости и сохранности, не то я вас где угодно найду!
- Не извольте сомневаться, Ваше Высокопревосходительство, довезем в лучшем виде, - ответил молодой есаул, кинув заинтересованный взгляд на Дуняшу.
В ответ горничная только насмешливо фыркнула, усаживаясь вслед за хозяйкой в карету.
Начался последний отрезок пути, во время которого Анна поняла: до этого она представления не имела о тяжести путешествий. Медленная езда в перегруженном обозе, пыль, оседавшая на лице и руках, отсутствие нормального ночлега. Постоялых дворов больше не было, спать приходилось прямо в карете под шум лагеря, вдыхая дым бивуачных костров.
Видимо, усталость брала свое, даже терпеливая Дуняша потихоньку ворчала себе под нос «занесло же нас невесть куда». Только Анна молча сносила все неудобства, каждый день молясь о здравии Владимира и о том, чтобы он дожил до ее приезда. Какое-то шестое чувство подсказывало: стоит ей оказаться рядом с бароном – его жизни уже ничто не будет угрожать. Ради этого она была готова терпеть любые трудности, тем более что конвойные старались помочь женщинам, чем могли, памятуя о наказе Марии Афанасьевны.
С момента отъезда из Кисловодска прошло четыре дня, а Анне казалось, будто они едут целую вечность. Однако на пятый день один из казаков, указав на видневшееся вдалеке строение, сказал:
- Приехали, барышня. Вот она – N-ская крепость.
Обрадованная хорошей новостью, путешественница выглянула из окна и едва сдержала возглас удивления. Это было то самое место, которое она видела в своем сне.
Поделиться112021-12-23 00:50:48
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 10
- Слава тебе, Господи! – перекрестилась Дуняша. – Наконец-то добрались!
Анна не ответила девушке, поглощенная созерцанием пейзажа за окном кареты. Ей было в диковинку все: яркая синева неба, необычные деревья, а главное – горы, у подножия которых расположилась крепость, сложенная из больших валунов.
Как только обоз подъехал ближе, полосатые ворота со скрипом распахнулись, впуская телеги на территорию укрепления. Оказавшись внутри, Анна вышла из кареты и огляделась: мундиры вокруг, громкие команды, цокот лошадиных подков - все это было настолько непривычно, что она растерялась.
- Куда ж нам теперь? – поинтересовалась Дуняша, стараясь держаться поближе к хозяйке.
- Не знаю, - озадаченно ответила Анна. – Надо у кого-нибудь спросить, где лазарет.
- Вам к коменданту надоть, барышня, - сказал казак, кивнув на одно из строений, что вытянулись ровной линией вдоль крепостной стены. – Просто так находиться здесь нельзя.
Поблагодарив советчика, княгиня велела горничной остаться в карете, а сама направилась к указанному зданию. Войдя в полутемное помещение, едва освещаемое единственным небольшим оконцем, она увидела заваленный бумагами стол, за которым сидел человек в мундире, старательно что-то переписывающий.
- Добрый день, - поздоровалась Анна, подойдя к столу.
- Добрый день, - писарь, оторвавшись от своего занятия, с удивлением смотрел на стоявшую перед ним даму.
- Я бы хотела переговорить с комендантом крепости, - продолжала Анна. – Я только что приехала и мне посоветовали обратиться к нему.
- Это так, сударыня, - закивал головой собеседник, - без представления господину Мансыреву нельзя. Военная крепость, сами понимаете, здесь порядок - первое дело. Обождите малость, я сейчас о Вас доложу.
Встав со своего места, он скрылся за дверью, которая находилась за его спиной, оставив Анну дожидаться в приемной. Не успела она собраться с мыслями, как дверь вновь распахнулась, и писарь, посторонившись, сказал:
- Прошу Вас, проходите.
Войдя в комнату, она увидела немолодого офицера, так же как писарь сидевшего за столом, правда, большего размера, чем тот, что находился в приемной. Увидев хорошо одетую женщину, он поднялся и вежливо произнес:
- Позвольте представиться – штабс-капитан Мансырев Захар Федорович – комендант этой крепости. Чем могу служить? Вы, верно, оказались здесь по случайности или проездом?
Он указал на один из стульев, стоявших около стены. Воспользовавшись приглашением, молодая женщина села и, глубоко вздохнув, принялась объяснять:
- Господин штабс-капитан, меня зовут Анна Платонова, я приехала сюда после того, как получила это письмо.
С этими словами она вытащила из ридикюля послание, отправленное Мансыревым в имение, и протянула ему. Прочтя его, комендант поднял глаза на посетительницу и произнес:
- Да, письмо написано мною, но причем здесь Ваш приезд сюда?
- Я приехала к барону Корфу, - ответила Анна – он ранен и нуждается в моей помощи.
- К барону Корфу?! – почтение во взгляде офицера стало исчезать, уступая место насмешке. – А позвольте узнать, кем Вы приходитесь поручику?
- А воспитанница его отца, Владимир Иванович не чужой мне человек. – Анна старалась говорить как можно тверже.
- Ясно, - прервал ее комендант, - только любительниц приключений здесь не хватало. Неужели кавалеров в столице настолько мало, что надо было ехать на Кавказ?
- Я не… - попыталась оправдаться Анна, но штабс-капитан был не намерен слушать далее.
- Отправляйтесь обратно, сударыня, - категорично заявил он. – Здесь крепость, а не петербургская гостиная. Еще не хватало, чтобы господа офицеры друг друга на дуэлях перестреляли из-за Ваших прекрасных глаз. Поверьте, мне хватает потерь в стычках с горцами, так что даже не мечтайте остаться здесь!
Возможно, в другой ситуации Анна бы расплакалась от обиды или стала б умолять о разрешении остаться, но то ли усталость и напряжение сказались, то ли общение с Марией Афанасьевной, и она, поднявшись, жестко сказала:
- Вы ведете себя недостойно благородного человека, не желая оказать помощь слабой женщине! Только запомните – я уеду после того, как барон поправится или…
О плохом даже думать не хотелось, поэтому, не договорив, Анна развернулась и вышла, даже не взглянув на коменданта, ошеломленного такой отповедью. Вернувшись в приемную, княгиня обратилась к писарю:
- Скажите, пожалуйста, где находится лазарет? Мне необходимо попасть туда.
- Очень просто, - ответил тот, явно обрадованный возможностью помочь даме. – Поедете по этой улице, на развилке повернете направо, и сразу лазарет.
- Спасибо! – женщина склонила голову в знак благодарности и вышла.
Выйдя из комендатуры, она прошла к своей карете. Обозных лошадей еще не выпрягли, благодаря чему им с Дуняшей не пришлось идти пешком.
Улица состояла всего из нескольких домов, и буквально через минуту карета остановилась перед лазаретом, на фасаде которого красовалась вывеска с красным крестом. Поднявшись по ступенькам, Анна толкнула дверь, и едва не отшатнулась. Запах, ударивший в нос, был ужасен: смесь крови, гниющей плоти и чего-то тошнотворно-сладкого была настолько невыносима, что невозможно было дышать. Крики и стоны, доносившиеся со всех сторон, лишь усиливали ощущение кошмара, в который она попала. Но если Дуняша мелко крестилась, со страхом оглядываясь по сторонам, то Анна лишь побледнела, стараясь сохранить самообладание.
Пока они осматривались в этом аду, к ним подошел солдат-инвалид и спросил:
- Вы зачем здесь, барышня? Шли бы Вы отсюда, негоже дамам здесь находиться.
- Ты как с Ее… – начала было Дуняша, но осеклась под взглядом хозяйки.
- Мне бы врача повидать, любезный, - ответила Анна.
- Так это… - начал было солдат, и тут за спиной раздалось:
- Что за посетители?! Кто разрешил пропустить?!
Обернувшись, Анна увидела пожилого человека в очках, смотревшего на нее с нескрываемым раздражением.
- Добрый день, - поздоровалась она. – Я – Анна Платонова и хотела бы видеть барона Корфа.
- Неверов Василий Назарович, - госпитальный врач – представился мужчина. – Боюсь, Вы выбрали не лучший момент для визита, сударыня. Поручику сейчас не до посетителей.
- Именно поэтому я здесь, - прервала его Анна. – Умоляю, отведите меня к нему! Ради этого я ехала сюда из Петербурга!
Выслушав ее, врач пожал плечами:
- Ну, если вы так настаиваете. Только сразу предупреждаю – зрелище не из приятных.
- Мне все равно, - прошептала Анна.
Врач сделал приглашающий жест рукой и направился вглубь здания,а женщины последовали за ним. Войдя в небольшую комнату, где стояло две кровати, он указал на одну из них:
- Вот, сударыня, сами изволите видеть. Барону осталось от силы день-другой. Я вообще не понимаю, как он до сих пор жив.
Подойдя к постели, Анна поднесла ладонь ко рту, а Дуняша за ее спиной всхлипнула. От прежнего Владимира почти ничего не осталось: лицо, заросшее щетиной, было воскового цвета, глаза ввалились, плечо и грудь были обмотаны окровавленными бинтами. Прислушиваясь к едва слышному дыханию, Анна взяла раненого за руку и тихо позвала:
- Владимир…
- Он не слышит Вас, - сказал эскулап, – горячка. Сами изволите видеть, какой у него жар.
- Дуняша, - повернулась к прислуге Анна. – Поди в карету и принеси оттуда мешочек с травами, красный. Да ящик с мазями не забудь.
- Это кто ж Вам позволил такое самоуправство?! – возмутился Василий Назарович. – Здесь я лечу!
Еще до конца не остывшая после разговора с комендантом, Анна повернулась к врачу и холодно отчеканила:
- Кажется, Вы оставили барону день-другой? Значит, мне придется спасать его, раз служитель Асклепия расписался в собственном бессилии. Лучше прикажите открыть окна, иначе ваши больные задохнутся от вони!
И не обращая внимания на негодующий взгляд, вновь склонилась над Владимиром.
Дальнейший разговор прервала Дуняша, вошедшая с травами и ящиком в руках. Положив снадобья на стол, она спросила у Анны:
- А где же отвар для барина приготовить?
Взглянув на врача, Анна все так же холодно спросила:
- Надеюсь, Вы позволите приготовить мне лекарство?
- Коли Вы так уверены в его силе – почему бы нет, - Неверов направился к двери. – В соседней комнате Вы найдете все необходимое.
Оставив возле Владимира Дуняшу, Анна ушла готовить отвар, а вернувшись с лекарством, увидела солдата, что-то говорившего горничной.
- Доброго здоровья, барышня, - поздоровался он. – Я Фома, денщик Их Благородия. Ежели чего помочь, Вы только скажите.
- Хорошо, - кивнула Анна - Дуняша в случае надобности тебя отыщет.
- Так я туточки, барышня, при Их Благородии, - просто сказал солдат.
Кивнув еще раз, Анна занялась Владимиром, стараясь напоить его приготовленным снадобьем.
С этого момента все ее помыслы сосредоточились только на бароне. Она поила его с ложки лекарствами, меняла на голове компрессы, готовила мазь для перевязки ран. По словам Неверова, сабельная рана была хоть и обширной, но не смертельной, гораздо более тяжелым было пулевое ранение в грудь и большая потеря крови. Полностью поглощенная Владимиром, она не вспоминала о втором раненом, находившемся в комнате, пока ее слуха не коснулся тяжкий стон. Движимая сочувствием Анна подошла к нему и увидела лихорадочно блестевшие глаза. Видимо, он тоже испытывал мучительный жар. Взяв кружку с отваром, она поднесла ее к губам мужчины, сказав:
- Пейте, сударь, Вам станет легче.
Сделав несколько глотков, раненый откинулся на подушку и прошептал:
- Благодарю Вас.
Оставить беспомощного человека на произвол судьбы Анна не могла, поэтому вместо одного им с Дуняшей пришлось ухаживать за двумя больными. Первые три дня в лазарете были наполнены надеждой и страхом, добровольная сиделка ловила каждый вздох Корфа, молясь о том, чтобы он не стал последним. Она не замечала усталости, ухаживая за ним, и только изредка забывалась тревожной дремотой, опустив голову на столик возле кровати барона.
На третий день сосед Владимира по комнате стал чувствовать себя лучше и представился Павлом Олсуфьевым. Он был ранен в одном бою с Корфом, правда, не так тяжело. Однако воспалившиеся раны привели к лихорадке, которая едва не свела молодого человека в могилу. Владимир же по-прежнему не приходил в себя, но жар спал и дыхание становилось глубже и ровнее.
Осмотрев своих пациентов, Василий Назарович только развел руками:
- Вынужден признать, сударыня, Ваши травы просто волшебны. Барон выживет, можете в этом не сомневаться, а Павел Константинович благодаря Вашим снадобьям и заботе скоро бегать будет.
- Вы тоже примите мои извинения за сказанное в день приезда, - смущенно ответила Анна.
- Вам бы отдохнуть, - сочувственно сказал врач, заметив насколько уставшей выглядит собеседница. – Ухаживая с таким рвением за Владимиром Ивановичем Вы сами рискуете оказаться на госпитальной койке. Кстати, где Вы остановились?
- Нигде, - растеряно сказала Анна. – У меня не было времени подумать об этом, да и господин Мансырев приказал мне убираться отсюда.
- Экая незадача, - потер подбородок Неверов. – Все квартиры в крепости заняты офицерами, свободного жилья тут нет. Даже не знаю, чем Вам помочь. Хотя – подождите, здесь, рядом с госпиталем есть небольшой флигелек, сейчас он пустует, и Вы вполне можете поселиться в нем. Только сначала его необходимо прибрать. Если хотите, я могу послать туда солдат из инвалидной команды.
- Я сама справлюсь, - вмешалась в разговор Дуняша. – Только скажите, где этот флигель.
- Фома вас проводит, - ответил Неверов. – Ступайте, дамы, ничего с вашими подопечными не случится.
Немного поколебавшись, Анна знаком предложила девушке следовать за ней, и они вместе с денщиком отправились осматривать жилье. Пройдя несколько метров вглубь сада, растущего за госпиталем, они увидели строение с покосившимся крыльцом и небольшими окнами без ставен.
Поднявшись по скрипучим ступеням, Фома толкнул дверь и посторонился, пропуская женщин.
Войдя внутрь, Анна в шоке прижала ладони к щекам.
- Господи, как же здесь жить-то, Дуняша? – спросила она почти с испугом.
Флигель в самом деле был невелик: прихожая, кухня, три спальни, одна большая комната, которая могла быть одновременно гостиной и столовой. Места для двоих более чем достаточно, однако грязь и запущенность, царившие здесь, просто поражали. Мутные стекла едва пропускали солнечный свет, но даже при столь скудном освещении можно было увидеть паутину и пыль, а бутылки, разорванные карты, табачный пепел были разбросаны повсюду, куда ни глянь. Видимо, флигель использовался для офицерских пирушек с попойками и карточной игрой.
- Что же нам делать? – повторила Анна, но горничная поспешила ее успокоить:
- Не беспокойтесь, барыня, - уверенно заговорила она. – Грязь уберется – главное крыша над головой есть. Радоваться надо, что теперь мы с домом. Пока Вы при барине будете, мы с Фомой уборкой займемся. Через несколько дней наведем порядок и заживем.
Понимая правоту девушки, Анна согласилась и поспешила вернуться в госпиталь, оставив Дуняшу с помощником приводить жилье в божеский вид.
Теперь ей приходилось одной ухаживать за ранеными, благо Олсуфьев пошел на поправку. Травы и мази Надежды Александровны сделали свое дело: молодого человека перестало лихорадить, раны постепенно затягивались, Павел был еще слаб, но это уже являлось делом времени.
Владимир по-прежнему не приходил в себя, и хотя Василий Назарович уверял, что самое страшное миновало, Анна все равно не находила себе места от страха за его жизнь. Но спустя еще три дня барон открыл глаза, и она, наклонившись, увидела, как он пристально смотрит на нее. Так продолжалось несколько мгновений, потом Владимир глубоко вздохнул, вновь погружаясь в забытье.
Обрадованная женщина бросилась за врачом, который, осмотрев барона, сказал, что он просто спит и назвал этот сон признаком выздоровления.
Услышав новость, Анна почувствовала, как напряжение последних дней уходит, уступая место неимоверной усталости, навалившейся словно свинцовая плита. Видимо, это не укрылось от Василия Назаровича, и он потребовал, чтобы она немедленно шла отдыхать, в противном случае грозя больше не пускать в лазарет.
Не имея ни сил, ни желания спорить, Анна направилась к флигелю, надеясь, что Дуняша успела там навести хотя бы относительный порядок. Войдя, она увидела девушку, хлопотавшую на кухне возле печи.
- Барыня! – обрадованно бросилась к ней Дуняша. - А я тут ужин…
- После все, - махнула рукой хозяйка. – Где моя комната?
- Пойдемте, Ваше Сиятельство, - подхватила ее под руку горничная – отведу, Вы ведь на ногах не стоите.
Доведя Анну до спальни, она помогла ей раздеться, и женщина, упав на узкую кровать, провалилась в глубокий сон.
Когда она проснулась, комната была залита солнечным светом, из кухни доносились запахи еды, а за окном шелестел листвой сад. Сев на постели, Анна принялась оглядывать комнату: кровать с жестким тюфяком и маленькой подушкой, стул, сундук с ее вещами в углу. Вот и все убранство. Поднявшись, Анна накинула лежавший на стуле пеньюар и вышла из спальни.
В комнатах везде было чисто, от недавнего раскардаша не осталось даже следа: стены побелены, окна и полы вымыты до блеска, мебель аккуратно расставлена. Правда, из мебели было самое необходимое – большой стол и несколько стульев, расставленных вокруг него.
Войдя на кухню, она поздоровалась с Дуняшей и спросила:
- Долго я спала?
- Больше суток, барыня, - ответила девушка, ставя на стол какую-то снедь.
- Больше суток! - схватилась за голову Анна. – Что же теперь в лазарете?! Ведь столько времени я здесь.
- Ничего там не случилось, - сказала горничная – я ходила, спрашивала. А Вам надо было отдохнуть. Вот, поешьте сначала, прежде чем туда бежать.
Она еще что-то говорила, ставя на стол еду, но Анна слушала вполуха, занятая мыслями о Владимире. Наскоро позавтракав, она надела приготовленное Дуняшей платье и отправилась в лазарет.
- Недолго же поручик оставался без своего ангела-хранителя, - приветствовал ее врач, едва она преступила порог.
- Как он? – обеспокоенно спросила женщина.
- Еще не просыпался, но думаю – в скором времени окончательно придет в себя. Про господина Олсуфьева даже говорить нечего, ему остается только набраться сил. Честное слово, сударыня, не будь я человеком науки – поверил бы в колдовство.
- Чего здесь нет, так это колдовства, - ответила Анна и поспешила к Владимиру.
Войдя, она ответила на приветствие Павла и подошла к кровати барона. Мерное дыхание свидетельствовало о глубоком сне, и не тревожа выздоравливающего, Анна присела на стул возле кровати. Именно в этот момент Владимир пошевелился и открыл глаза. Сначала он просто смотрел в потолок, а потом перевел взгляд на Анну. Видимо, не веря в реальность ее присутствия, зажмурился, а открыв глаза, прошептал: «Анна». Но женщина уже не слышала его. Кинувшись к двери, она распахнула ее и крикнула:
- Василий Назарович, барон пришел в себя!
Радостно потирающий руки врач вошел в комнату и, остановившись возле кровати, сказал:
- Ну-с, Владимир Иванович, с возвращением в мир живых. Позвольте мне осмотреть Вас.
Чтобы не мешать процедуре, Анна вышла во двор и, подставив лицо солнечным лучам, с облегчением вздохнула. Владимир пришел в себя! Он будет жить! Впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой.
Когда осмотр был закончен, довольный Неверов удалился, вновь предоставив заботу о выздоравливающих Анне.
Владимир был почти без сил, говорить ему было тяжело, и несколько дней он молча глотал лекарства, недовольно хмурясь всякий раз, когда Олсуфьев принимался благодарить Анну за спасение их жизней. Но постепенно силы возвращались, и однажды, отведя в сторону ее руку с чашкой бульона, Корф спросил:
- Как Вы оказались здесь?
Анна пожала плечами:
- Приехала, когда узнала о Вашем ранении.
- Откуда узнали, позвольте спросить?
- Из письма господина Мансырева, - Анна чуть заметно усмехнулась, вспомнив «теплый прием», устроенный ей комендантом.
Владимир что-то пробурчал себе под нос; единственная фраза, которую удалось разобрать Анне, была «старый дурень», остальное было сказано тише, но с немалой злостью. Корф был явно недоволен ее пребыванием в крепости, и следующие слова барона это подтвердили. Грозно глянув на собеседницу, он безапелляционно заявил:
- В дальнейшем пребывании в лазарете для Вас больше нет надобности. Поэтому с первым же конвоем – обратно! Я вообще не понимаю, как Вы сумели добраться сюда.
- В компании madame Бутурлиной, - ответила Анна, скрывая обиду, и тут разговор прервал смех Олсуфьева.
- Ей-Богу, Вы героиня, сударыня! – воскликнул он. – Терпеть мою тетушку столь долгое время!
- Мне Мария Афанасьевна показалась весьма достойной дамой, - вступилась Анна за генеральшу.
- Не стану отрицать этого, но для меня она всегда была пострашней любого неприятеля, особливо в гневе, - продолжал смеяться Павел.
- Видимо, сия достойная дама научила Вас подобной дерзости – явиться туда, где идет война, - тон Владимира был по-прежнему резок. – Вы слышали меня?! Немедленно домой!
Не ожидавшая подобного, Анна встала и направилась к выходу, с трудом сдерживая слезы. Уже возле порога, обернувшись, холодно глянула на спасенного барона и произнесла:
- Я понимаю, мое присутствие здесь неуместно, но уеду только тогда, когда Вы покинете стены этого заведения абсолютно здоровым. До этого даже не пытайтесь выжить меня отсюда, все равно ничего не получится, - и захлопнула за собой дверь.
Выйдя из комнаты, она прислонилась к стене, пытаясь успокоиться. Слезы обиды жгли глаза, она, конечно, не ждала от Владимира бурной радости, но чтобы так…
А за стеной Олсуфьев выговаривал товарищу за столь бесцеремонное поведение:
- Ты просто неисправимый солдафон, Корф! – кипятился он. – Как ты можешь грубить Анне Платоновне?! Ведь она нас, почитай, с того света вытащила!
- Не будь идиотом, Поль, - огрызнулся Владимир. – Неужели тебе непонятно, за кого ее принимают в крепости?! Сам знаешь – порядочной женщине здесь не место. Ты думаешь, все поверят, что ею движет только сочувствие? Об этом знаем мы с тобой, остальные будут смотреть на нее как на легкодоступную авантюристку и относиться к ней соответственно. А я сейчас просто не в силах защитить Анну.
- Пока она находится здесь, вряд ли кто-то посмеет обидеть ее, - задумчиво сказал Павел. - Но после выздоровления надо всем четко объяснить: каждый оскорбивший эту даму будет иметь дело с тобой, и со мной тоже, - решительно добавил он.
- Анна уедет немедленно! – взорвался Корф. – Это не обсуждается!
- Думаю, ты преувеличиваешь свое влияние на Анну Платоновну, - усмехнулся Олсуфьев. – Ее Мансыреву не удалось выставить отсюда, и тебе сейчас это тоже не по силам. Поэтому поправляйся быстрее, mon ami, если хочешь, чтоб твой приказ был выполнен.
Владимир только вздохнул. На самом деле он испытывал двоякие чувства: с одной стороны - безмерную благодарность за спасение и радость от возможности видеть Анну снова, с другой – беспокойство оттого, что не может оградить ее ни от посягательств, ни от злых языков. А еще мучила мысль о том, что она спасает его только из благодарности, не испытывая ни капли любви, тогда как он сходит с ума от этого чувства, лишившего сна и покоя.
Когда Анна была далеко, справляться с этим было гораздо легче, но что делать, если она снова рядом уже не во сне, а наяву?
Владимир вспоминал, какое чувство облегчения он испытал, когда один из горцев нанес ему удар саблей, а через мгновение в грудь ударила пуля. Тогда последней мыслью в угасающем сознании было - «Наконец-то покой». С этой мыслью барон провалился в непроглядную тьму, окружившую его со всех сторон. И он шел в этой тьме, спотыкаясь и падая, пока не увидел вдали свет, который становился все ярче. Владимир спешил, почти бежал на него, уверенный – земной жизни пришел конец, но открыв глаза, увидел Анну, смотревшую на него с выражением тревоги и надежды. Какое-то время барон считал ее порождением горячечного бреда, и только окончательно придя в себя понял: Анна здесь, приехала, не оставила умирать.
Потом пришла тревога за нее и мучительное - «не любит, рядом с ним только из благодарности».
После разговора с Олсуфьевым Владимир почти весь день молчал, отвернувшись к стене, ему необходимо было обдумать, что делать дальше. Корф понимал – он перегнул палку, обращаясь с Анной так, словно она все еще его крепостная, и ему следует извиниться, но отказываться от своего намерения вернуть эту путешественницу обратно в Двугорское не собирался. Дождавшись, когда Анна, воротясь, стала расставлять на прикроватном столике лекарства, барон, кашлянув, сказал:
- Сударыня, я прошу прощения за непозволительный тон, который позволил себе давеча. Поверьте, я весьма благодарен Вам за спасение, и никогда этого не забуду. Еще раз нижайше прошу извинить меня.
- Я принимаю Ваши извинения, Владимир Иванович, - сдержанно ответила Анна.
- Но, – продолжал барон, - это не отменяет моего требования. Вы должны вернуться обратно в поместье.
- Только после того, как Вы выполните мое условие, - парировала женщина. – Отъезд состоится после Вашего окончательного выздоровления.
- Видимо, мне придется сделать это как можно быстрее, - проворчал Корф, заметив, с каким вниманием прислушивается к их перепалке Олсуфьев, готовый в любую минуту вступиться за Анну.
- Прекрасно, господин барон, можете приступать прямо сейчас, - с этими словами Анна поднесла ему склянку со снадобьем, и барон его послушно выпил.
День ото дня состояние Владимира становилось все лучше, молодость и крепкий организм делали свое дело. Не терпящий бездействия, он, едва окрепнув, пытался сесть, а потом встать. Олсуфьев уже не только поднимался, но и ходил, поэтому в заботе Анны они нуждались все меньше, молодым людям хватало помощи денщиков и ежедневных осмотров Василия Назаровича. Тем более - с разрешения врача их стали навещать сослуживцы, и Анне было просто неприлично находиться в чисто мужском обществе. Теперь ей не надо было спешить сюда, просиживать бессонные ночи, замирая от страха за жизнь близкого человека, но она вдруг поняла, что не хочет просто сидеть во флигеле, ожидая, когда барон поправится, не может равнодушно пройти мимо человеческих страданий, даже если это чужие незнакомые ей люди. И Анна вновь вернулась в лазарет. Она ходила туда, не пропуская ни одного дня: готовила лекарства, ухаживала за ранеными, помогала обрабатывать и перевязывать раны.
Как-то незаметно сиделка барона Корфа стала правой рукой Василия Назаровича, под ее руководством наводился порядок, стиралось белье и бинты, закупались продукты. Раненые быстро привыкли к тихой немногословной женщине в неизменном черном платье и косынке, туго повязанной на голове.
Глядя в глаза людей, смотревших на нее с надеждой, Анна чувствовала – она не может бросить тех, для кого ее помощь жизненно необходима. И снова день, полный забот, сменяла бессонная ночь у постели тяжело раненого или умирающего, но, как ни странно, теперь княгине стало намного легче, чем прежде. Постоянные хлопоты не оставляли места унынию, горечь потерь постепенно отступала, оставляя в сердце светлую печаль.
Находясь здесь, ей в полной мере пришлось осознать правоту своей попутчицы. Видя отчаяние искалеченных, слушая предсмертные хрипы, закрывая глаза умершим, Анна видела такие страдания, в сравнении с которыми собственные казались гораздо меньше, хотя и не исчезли совсем.
Время летело: уже давно покинул лазарет Олсуфьев, теперь заходивший навещать Владимира, да и сам барон почти выздоровел, ему оставалось только окончательно окрепнуть. Пришла пора возвращаться обратно, только Анне не хотелось даже думать об этом. В этой крепости она жила, тут была жизнь, а в огромном особняке вновь придется прозябать в бездействии. Поэтому женщина с печалью думала о том, что ждет ее после возвращения в Двугорское. Владимир больше не вспоминал прежнего разговора, но Анна знала - верный своим принципам, Корф будет настаивать на немедленном отъезде, как только выйдет из лазарета.
Каково же было ее удивление, когда, вернувшись на службу, барон ни словом не обмолвился о ее обещании уехать. Анна ждала этого каждый день, но Владимир молчал. Он вообще вел себя отчужденно, обращаясь с ней подчеркнуто вежливо, как с родственницей или хорошей знакомой. При встречах осведомлялся только о здоровье и спрашивал, не надо ли чего, видимо, беспокоясь о ее благополучии.
Но Анна ни в чем не нуждалась. Им с Дуняшей для жизни надо было совсем немного. Хотя в крепости продукты стоили втридорога, она захватила из дома солидную сумму, да и Савелий Никодимович обещал выслать денег по первому требованию. А что до помощи по хозяйству, то Фома, благодарный за спасение «Их Благородия», всегда был рядом, готовый выполнить любую просьбу.
Сам Владимир понимал: в подобной ситуации требование отъезда - самое правильное решение, но у барона не хватало духа повторить его. Корф видел, как изменилась за это время Анна. Она похудела еще больше, выглядела уставшей, но женщина ожила. В глазах появился блеск, она больше не рыдала в одиночестве целыми днями, даже ее голос стал более звонким. Анна, пусть медленно, но приходила в себя, а отъезд мог снова вернуть ее в состояние прежнего уныния. Тем более Василий Назарович просил не лишать его помощницы, благодаря которой состояние многих больных улучшилось, да и в самом лазарете стало больше порядка.
Правда, во избежание неприятностей Корфу пришлось предупредить сослуживцев, что в случае оскорбления этой дамы виновный будет держать ответ лично перед ним. Но вскоре сами офицеры, видя, как она заботится о раненых, стали относиться к ней с уважением, тем более некоторых Анна выхаживала после ранения. Подавая пример, Владимир обращался к бывшей воспитаннице отца с почтительной сдержанностью, а потом и другие последовали его примеру. Даже Мансырев, узнав что смертность в лазарете заметно поубавилась, махнул рукой: «Пусть живет, коли воды не мутит».
Анна же, ничего не зная об этом, каждый день убеждала себя, что ей пора ехать, не дожидаясь приказа, но всякий раз, видя мучения людей, откладывала отъезд до того, как поправится очередной раненый и опустеет еще одна кровать в лазарете. Только поздней осенью, когда военные действия прекратились и раненых почти не осталось, помощница с грустью сказала Неверову:
- Ну вот, Василий Назарович, пора мне в путь-дорогу. Загостилась я здесь, надо и честь знать.
В ответ врач только развел руками:
- Помилуйте, голубушка, куда ж Вы отправитесь? До весны сюда не прибудет ни одного конвоя, а в одиночку Вас никто не отпустит. Десяти верст не проедете, как горцы похитят. Придется Вам зимовать в крепости.
Поделиться122021-12-26 01:03:37
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 11
Каким бы странным это ни казалось, но Анну обрадовали слова врача. Ей гораздо больше нравилось здесь, где в ее помощи нуждались, чем в поместье с его однообразием и пустым времяпровождением. Может, многие сочли бы ее сумасшедшей, только княгине вовсе не хотелось обратно. Тут, в крепости, были заботы, хлопоты, жизнь, которая била ключом, и… Владимир. Пусть барон держался с ней по-прежнему отстраненно, она чувствовала его молчаливую поддержку, и от этого на душе становилось спокойней. Анна верила - пока Владимир рядом, с ней не случится ничего плохого.
Молодой женщине стало привычным отсутствие роскоши, в которой она росла с детства. Маленький флигель стал для нее надежным пристанищем, тем более что Фома с Дуняшей хорошо утеплили его, готовясь к предстоящей зиме. Кроме жилья надо было подумать, как не замерзнуть самим, ведь из поместья уезжали налегке, надеясь вернуться до наступления холодов, и теплых вещей у них с Дуняшей почти не было. Поэтому пришлось купить у маркитантов две шубки, сшитые из странной кучерявой овчины, и пуховые шали. Легкие, пушистые, они защищали женщин от любого мороза.
Осенние дожди постепенно прекратились, сменившись зимними холодами, но даже зима здесь была совершенно другой. Снегопады, заваливающие все вокруг белыми сугробами, сменяла почти весенняя ростепель, а с гор постоянно дул нестерпимо ледяной ветер.
В холодное время экспедиций не было, лазарет за эти месяцы почти опустел, туда попадали простывшие, либо обмороженные, и Анне приходилось большую часть времени проводить дома. Вместе с Дуняшей они вязали, вышивали, стараясь сделать свое жилье более уютным, или резали бинты и щипали корпию, пополняя запасы лазарета. То, что когда-то пугало, превратилось в привычку, Анна уже не обращала внимание на мелькание мундиров и слова команд, а вспоминая первые дни пребывания здесь – улыбалась, ведь тогда она была уверена, что к подобному привыкнуть нельзя.
Теперь она знала практически всех в гарнизоне и чувствовала себя своею в этом маленьком обществе, хотя почти ни с кем не общалась. Исключением был только Василий Назарович. За время пребывания в лазарете Анна привязалась к пожилому лекарю, который чем-то напоминал ей покойного Ивана Ивановича, и когда Неверов запросто заходил во флигель попить чайку да поговорить – она встречала его с искренней радостью. Их разговоры касались всего: лазарета, лечения раненых, а иногда это были воспоминания о прошлой жизни. Анна охотно делилась с доктором знаниями, полученными от Сычихи, и только ему поведала печальную историю своей судьбы. Сам рожденный в семье бедных разночинцев, Василий Назарович от души сочувствовал своей помощнице, понимая сколько ей пришлось пережить за недолгую жизнь.
Кроме врача к Анне заходили дочери коменданта – девочки восьми и двенадцати лет. Несмотря на то, что господин Мансырев по-прежнему относился к ней более чем прохладно, штабс-капитанша, видя изысканные манеры петербургской дамы, позволила дочерям навещать ее в надежде, что они научатся вести себя как подобает благородным девицам. Юные барышни оказались весьма милыми, и Анна с радостью занималась с ними, обучая манерам, французскому, рукоделию или просто рассказывая сестрам сказки.
Владимир не заходил во флигель, но Анна чувствовала – он следит за ней, оберегая от неприятностей, и при необходимости всегда придет на помощь.
Если поначалу зима в крепости немного пугала ее скукой, то теперь в заботах и хлопотах по дому время пролетало так же незаметно, как летом, и однажды Анна к своему удивлению поняла, что холода прошли, а за окном все покрывается яркими весенними красками.
С наступлением тепла военные действия возобновились, и женщина вновь стала пропадать в лазарете. Раненых становилось все больше, поэтому домой она возвращалась безмерно уставшей. Сил хватало лишь на то, чтобы съесть приготовленный Дуняшей ужин, добравшись до кровати провалиться в сон, а утром вновь отправляться спасать чьи-то жизни.
В редкие минуты отдыха Анна писала письма в поместье или шла в крепостную церковь – помолиться за здравие близких людей, находившихся в лазарете раненых, а также за упокой души Михаила. Она не забывала мужа, но безжалостная тоска постепенно проходила, уступая место легкой грусти о том, кто навсегда остался в ее жизни первой любовью, нежной и чистой, словно подснежник, робко расцветающий после холодной зимы.
Уверенная, что ей больше не суждено никого полюбить, Анна вела себя с мужчинами очень сдержанно, не желая замечать заинтересованных взглядов офицеров, которые они бросали в ее сторону. И если поначалу поведение женщины удивляло окружающих, то постепенно все стали воспринимать это как должное. Теперь в ней видели скорее помощницу врача и обращались к Анне с не меньшим уважением, чем к Василию Назаровичу. Она стала такой же неотъемлемой частью гарнизона, как любой из служащих здесь офицеров или солдат.
Неверов и Владимир были, пожалуй, единственными людьми, относившимися к по-другому. Но если барон не менял своего несколько отстраненного поведения, то Василий Назарович заботился о ней истинно по-отечески: постоянно поддерживая, давая советы, старался облегчить своей помощнице жизнь в крепости.
Вот и в этот вечер он предложил Анне отправиться к себе пораньше. Последние несколько дней раненых было много, и она находилась в лазарете почти круглосуточно. Спорить с Василием Назаровичем не хотелось, к тому же надобности в ее пребывании не было – почти все раненые стали поправляться. И закончив дела, Анна отправилась в свой флигель. Выйдя на крыльцо, она прислонилась к одному из столбиков навеса, вдыхая полной грудью свежий воздух. Апрельский вечер был теплым, наполненным шелестом листвы и запахом трав, доносившимся с гор. Завернувшись в шаль, молодая женщина с улыбкой посмотрела на темнеющее небо. Весна здесь была ранней, не то что в Двугорском, где в это время только начинал сходить снег. А тут уже все зеленело, радуясь теплу и щедрому солнцу.
Многие из находившихся в лазарете тоже вышли насладиться вечерней прохладой. Раненые собирались группами, то здесь, то там слышались разговоры и смех. Одни обсуждали последние экспедиции в горы, другие вспоминали прошлые, смеялись над шутками, одним словом – жизнь продолжалась. Потом кто-то стал перебирать струны гитары и послышалась песня. Анне она была знакома, ее часто пели казаки, всякий раз поражая слаженностью и душевной теплотой исполнения, но сейчас поющий так безбожно фальшивил, что она не выдержав принялась подпевать, заставив всех смолкнуть, прислушиваясь к голосу поразительной красоты и силы.
- Вьюн над водой, ой вьюн над водой…
Слова песни то взлетали ввысь, то разливались подобно реке.
- Ой да вьюн над водой расстилается…
Голос этой сирены звал, манил за собой, заставляя забыть обо всем на свете. Услышав пение, стали подходить офицеры и солдаты, находившиеся неподалеку, и вскоре возле лазарета собралась целая толпа, восторженно внимающая каждому звуку. Присутствующие боялись шелохнуться даже после того, как Анна замолчала, а потом послышался чей-то голос:
- Сударыня, спойте еще!
Собравшиеся зашумели, отовсюду слышалось «Еще, спойте еще!», «Пожалуйста!», «Очень просим!»
- Благодарю вас, господа, - смущенно сказала Анна, - но право, я даже не знаю, что могла бы сейчас исполнить.
- Любой романс, который вспомните, - сказал незаметно подошедший Неверов, – только не лишайте удовольствия слушать Вас.
Княгиня задумалась, перебирая в памяти репертуар, ища что-нибудь подходящее случаю, и в этот момент ей показалось, что из-за крепостной стены, к которой примыкал лазарет, донесся стон. Он был еле слышным, и только Анна с ее музыкальным слухом могла уловить его.
- Что с Вами?! – спросил врач, видя, как она напряглась.
- Там, за стеной, человек! – обеспокоенно сказала молодая женщина. – Я слышала, как он стонал.
- Человек?! – Василий Назарович с удивлением посмотрел на нее. – Откуда ему там быть? Вам почудилось, голубушка.
Остальные тоже стали говорить, что она ошиблась, но Анна стояла на своем, упрямо повторяя – за стеной находится человек и он нуждается в помощи. Доводы об опасности за пределами крепости в ночное время на нее не действовали, и схватив один из фонарей, Анна решительно направилась к воротам. Не желая отпускать женщину одну, несколько офицеров двинулись вслед за ней, готовые защитить от любой опасности. Выйдя за ворота, они прошли вдоль стены туда, где, по ее мнению, должен был находиться человек. Пройдя совсем немного, шедшая впереди Анна что-то заметила в траве. Склонившись, она опустила ниже фонарь и вдруг крикнула «Смотрите!» Подошедшие мужчины остановились, как один пораженные увиденным. Так было несколько мгновений, пока один из не выдохнул: «О, Господи...»
Картина в самом деле была жутковатой. Лежавший на земле обтянутый кожей скелет человеком можно было назвать с большой натяжкой: неимоверная худоба, заросшее лицо, спутанные волосы и грязные лохмотья вместо одежды. Казалось, он не дышал, однако Анна, опустившись на колени, увидела слабое колыхание груди: он был жив, но силы почти оставили его. Решив проверить, нет ли опасных ран, княгиня поднесла фонарь ближе, и мужчина неожиданно открыл глаза. Некоторое время он просто смотрел на нее, потом прошептал «ange» (фр. ангел) и снова потерял сознание.
Услышав французскую речь, кто-то из офицеров сказал: «Свой, господа», и это разрушило охватившее всех оцепенение: одни побежали в крепость, другие стали помогать Анне осматривать найденного. Вскоре появились носилки, и незнакомца со всеми предосторожностями перенесли в лазарет, уложив на кровать. Василий Назарович осмотрел его более тщательно, после чего сказал своей помощнице:
- Ран и сильных повреждений я не обнаружил, внутренние органы тоже в порядке, жара нет. Судя по всему, он несколько дней провел без воды и пищи, отсюда сильное истощение. Необходимо поить его как можно чаще, сначала водой, потом крепким бульоном, и он придет в себя.
Отдав распоряжения, врач удалился, оставив найденного на попечении Анны, полностью уверенный в том, что больной не останется без помощи.
И снова, как несколько месяцев назад, Анна проводила дни и бессонные ночи, стараясь спасти чуть теплившуюся человеческую жизнь. Она часто поила его, как сказал Неверов, только воду заменила отварами трав, и прислушиваясь к еле слышному дыханию, поправляла под головой подушку.
Сначала мужчина жадно глотал целебную влагу, но потом стал пить меньше, и Анна решилась дать ему бульона. Несколько раз он открывал глаза и снова проваливался в забытье.
К вечеру второго дня Неверов заявил, что никакой опасности больше нет и велел Анне идти домой, обещая, что сам присмотрит за ее подопечным. Женщина ушла, а вернувшись наутро обнаружила пустую кровать.
- Василий Назарович, где же наш больной?! – побледнев, спросила она. – Неужели…
В ответ врач ободряюще похлопал ее по руке:
- Да не переживайте Вы так, голубушка. Все в порядке с Вашим найденышем. Сегодня утром окончательно пришел в себя и назвался. Оказался офицером из соседней крепости, вот я и отправил его с обозом к месту службы.
- Как Вы могли?! – всплеснула руками Анна. – Ведь он еще очень слаб – вдруг не доедет!
- Ничего с ним не случится, - проворчал Неверов. – Организм молодой, крепкий, а до соседней крепости не более двадцати верст. Довезут живым, можете не сомневаться.
- Молодой? – с сомнением в голосе переспросила помощница.
- Молодой. Просто он выглядит так после плена, - ответил Василий Назарович.
- Тем более, не надо было его отправлять! – продолжала сердиться Анна. – Ему и так в плену досталось, еще мы, считай, выбросили из лазарета.
- А что мне прикажете делать?! – вспылил Василий Назарович. – У меня своих раненых иной раз класть некуда, не говоря уже о чужих. К тому же – никакой опасности для его жизни нет.
Понимая правоту врача, Анна все же сердилась на него до тех пор, пока возвратившиеся конвойные казаки не сказали, что благополучно довезли больного и передали в лазарет. Обрадованная хорошими вестями, женщина перестала беспокоиться, вскоре вовсе забыв об этом случае. Тем более что набеги горцев становились чаще, и лазарет вновь наполнился ранеными, забота о которых занимала все ее время.
С Владимиром они почти не виделись, занятый каждый своим делом. Барон участвовал в нескольких экспедициях, но, слава Богу, остался живым и без ранений. Видимо молитвы, возносимые Анной за его здравие, были услышаны. Ведь несмотря на доброжелательное отношение окружающих, именно Владимир оставался для нее самым надежным защитником, хотя со стороны казалось, будто он вовсе не проявляет интереса к жизни Анны.
Но барон пристально следил за всем, что происходит вокруг нее, готовый в любой момент встать на защиту любимой женщины. Весна была в самом разгаре и вскоре в крепость должны были прибыть первые обозы, а значит, пришло время поговорить с Анной об отъезде. Она должна была понять – возвращение обратно неизбежно. Рано или поздно ей придется покинуть крепость, женщине не место там, где идет война и льется кровь. И пусть ему нелегко настаивать на этом, ведь он успел привыкнуть к ее присутствию здесь, но оставаться далее Анна не может.
Не желая лишних разговоров, барон решил не наносить визита во флигель, а поговорить с ней в лазарете. Выждав момент, когда женщина появится во дворе, Корф подошел к ней и, поздоровавшись, попросил уделить ему несколько минут для разговора. Молодые люди отошли немного в сторону, так чтобы быть на виду, но избежать лишних ушей, Владимиру не хотелось постороннего внимания. Едва они остановились Анна, глядя себе под ноги, тихо сказала:
- Я слушаю Вас, Владимир Иванович.
- Вы, наверное, догадываетесь, о чем будет разговор, - начал Корф. – Скоро сюда прибудут обозы с конвоями, и Вы сможете вернуться в имение. Я понимаю, - продолжал он, видя, как на лице Анны появляется печальное выражение, - Вам нелегко уехать отсюда, однако остаться здесь навсегда невозможно.
- Мне понятна Ваша правота, - ответила женщина. – Только как бы странно это ни звучало, в крепости мне хорошо. Здесь во мне нуждаются, я занята делом, а в Двугорском меня ожидают одиночество и бездействие. Я не отрицаю доброго отношения Вашей тетушки и Варвары, но мне хочется жить самостоятельно, быть полезной людям – забота о других помогает мне забыть боль своих потерь.
- Вам несложно найти себе занятие и в Двугорском, - возразил барон. – Если желаете, можете открыть школу для деревенских детей или помогать Илье Петровичу, ведь в лазарете Вы многому научились.
- Сейчас столько раненых, - Анна умоляюще смотрела на барона, – позвольте мне остаться хотя бы до середины лета, Василию Назаровичу одному очень нелегко.
Владимир вздохнул, здравый смысл подсказывал – нужно настаивать на отъезде, но глядя в полные мольбы глаза той, что была дороже всего, он не смог этого сделать.
- Хорошо. - Барон на минуту задумался. – Давайте условимся – Вы уедете с последним обозом, пришедшим в крепость. Обычно это происходит осенью, поэтому у Вас есть достаточно времени для помощи господину Неверову.
Лицо женщины осветилось улыбкой:
- Обещаю уехать осенью по первому требованию, - сказала она.
- Значит, договорились, - Владимир склонился к протянутой руке. – Осталось надеяться, что мне не придется сожалеть о своем решении.
- Можете в этом не сомневаться, - твердо заверила Анна. – Мне пора возвращаться, Василий Назарович, наверное, уже потерял меня, - и кивнув на прощание, она направилась в лазарет.
- Опять этот несносный барон настаивал, чтобы Вы нас покинули? – проворчал Неверов, едва Анна вошла.
- Его можно понять, - пожала плечами женщина. – Думаю, без моего присутствия Владимиру Ивановичу жилось бы гораздо спокойней.
- Без Вашего присутствия его бы в живых не было, - съязвил Василий Назарович, а потом махнул рукой: - Не обращайте внимания, голубушка, на стариковское брюзжание. Просто мне будет нелегко без такой замечательной помощницы, да и привязался я к Вам словно к родной, что греха таить.
- Владимир Иванович разрешил мне остаться до осени, - поспешила успокоить врача Анна, - так что впереди целое лето.
Занятые разговором, они не заметили, как к лазарету подъехал всадник,и высокий стройный офицер, спешившись, легко взбежал по ступенькам крыльца. Не ожидавшие постороннего присутствия, врач с помощницей вздрогнули, услышав за спиной голос с мурлыкающими нотками:
- Matko Boska, (полькс. - Матерь Божья) пан доктор, никогда бы не подумал, что в Вашем заведении есть настоящие ангелы!
Удивленная Анна обернулась и увидела незнакомого мужчину, с восхищением смотревшего на нее.
- Счастлив снова видеть Вас, - произнес он, не сводя взгляда с княгини.
- Простите, - Анне стало не по себе от столь пристального внимания, - не имею чести быть знакомой с Вами, сударь.
- Вы забыли, как нашли меня возле крепости? – гортанный смех разлетелся по комнате.
- Нашла возле крепости?! – изумлению Анны не было предела. Она представить себе не могла, что найденный в ту ночь еле живой человек и стоящий перед ней золотоволосый красавец – одно и то же лицо.
- Так я и думал, - сказал вступивший в разговор Неверов, - просто уверен был, что Вы еще появитесь здесь.
- Несмотря на все Ваши старания избавиться от моей персоны, - сверкнул белозубой улыбкой незнакомец. – Кстати, представьте меня. Должен же я знать, кому обязан жизнью.
- К сожалению, это неизбежно, - вздохнул Василий Назарович.
- Сударыня, позвольте представить – граф Черниховский Вацлав Янович, личность весьма известная в здешних краях и не только. Моя помощница - Платонова Анна Платоновна
- Не верьте тому, что услышите обо мне, прошу Вас, – снова рассмеялся граф, - то всего лишь злые наговоры. Рад знакомству, - и взяв руку Анны, коснулся ее нежным поцелуем. – Для того, чтобы встретиться с Вами, стоило попасть в плен.
Растерявшаяся от такого напора женщина не знала, что ответить, и тут громом с ясного неба раздался голос Владимира:
- Ба, Черниховский, да неужто это Вы?! А бомонд уже похоронил Ваше Сиятельство и оплакал.
- И горько плакали? – иронично изогнул бровь граф.
- Весьма. Особливо княгиня Голицына с графиней Строгановой, - в тон ему ответил Корф.
- По возвращении в Петербург обязательно поблагодарю милых пани за участие и слезы, - хмыкнул Черниховский.
Слушавшей их разговор Анне захотелось поскорей уйти отсюда - настолько сильной была неприязнь между стоявшими перед ней офицерами. С первого взгляда было ясно, что граф с бароном не испытывают симпатии к друг другу, хотя стараются держаться в рамках приличий. Они буквально заполнили комнату, сильные уверенные в себе мужчины, весьма похожие твердостью и решительностью, при всем их внешнем различии. Оба обладали высоким ростом и были отлично сложены, разве что граф был более поджарым. На этом сходство заканчивалось. В отличие от темноволосого Владимира, голову графа украшала шапка золотистых кудрей, абсолютно правильные черты лица могли казаться скучноватыми, если б не глаза. Большие, необычного ярко-зеленого цвета, в обрамлении ресниц, которым позавидовала бы любая барышня, они сразу привлекали внимание не только цветом, но и редким разрезом, именуемым «кошачьим». А в сочетании с плавными движениями, свойственными хорошим танцорам и фехтовальщикам, это придавало Вацлаву сходство с хищником, готовым в любой момент схватить добычу или броситься на врага.
Лучась обаятельной улыбкой, он по-прежнему не сводил взгляда с Анны, не обращая внимания на присутствие Корфа и врача.
- Одного не могу понять, граф, - снова заговорил Владимир, - человек Вы весьма небедный, а денег на выкуп пожалели.
В ответ Его Сиятельство надменно вскинул подбородок:
- Еще не хватало, чтобы Черниховские нехристям платили, - процедил он сквозь зубы. – У меня достало сил освободиться самому.
И не желая продолжать разговор с Корфом, повернулся к Анне:
- Рад был вновь увидеть Вас, мадемуазель, - произнес Вацлав. – Надеюсь, эта встреча не последняя, moja droga ( польск. - моя дорогая).
Поцеловав руку женщине, он отвесил короткий поклон Неверову и вышел вон.
- Надеюсь, эта встреча не последняя! – передразнивая Черниховского, сказал Василий Назарович. – Анна Платоновна, мой Вам совет – держитесь подальше от Его Сиятельства, если не хотите неприятностей. А то, я смотрю, этот павлин уже перед Вами хвост распустил.
- В самом деле, сударыня, - заговорил молчавший Владимир. – Репутация графа оставляет желать лучшего, и порядочной даме не место в его обществе.
- У Вас дело ко мне, Владимир Иванович? - спросила Анна, переводя разговор на другую тему.
- Просто я забыл отдать деньги, присланные для Вас Савелием Никодимовичем, - достав из портмоне пачку ассигнаций, барон протянул их Анне.
- Право же, мне неловко, - смущенно сказала женщина. – Это большая сумма, куда нам с Дуняшей столько.
- Вы не должны испытывать неловкости, - ответил Владимир. – Я не допущу, чтобы женщина, спасшая меня, испытывала хоть малейшую нужду. К тому же, Савелий Никодимович отправил средства по просьбе тетушки. Моего участия в этом никакого.
Анна с сомнением покачала головой, она догадывалась – именно Владимир старается обеспечить ей по возможности комфортную жизнь, и по его просьбе из дома прислали немалую сумму, хотя сам он жил весьма скромно, вполне обходясь офицерским жалованием. Зная, что Корф не отступится, Анна, поблагодарив, взяла деньги и поспешила к раненым.
Глядя ей вслед, Владимир ругал себя последними словами за разрешение остаться здесь до осени. Но откуда ему было знать о появлении графа Черниховского, который долгое время считался погибшим. Увидев, как он сегодня любезничает с Анной, барон с трудом удержался от площадной брани, сразу догадавшись об интересе Вацлава к ней, и это стало еще одним поводом для неприязни к поляку.
Между ними всегда были натянутые отношения, обусловленные происхождением – представитель знатной шляхты не мог испытывать симпатии к потомку тевтонских рыцарей, а негласное соперничество, будь то женщины или карты, только усиливало это обстоятельство.У каждого из соперников было немало любовных побед, но если Владимир предпочитал иметь дело с замужними дамами или представительницами полусвета, то граф мог похвастать целым букетом из разбитых сердец и погубленных репутаций. Как ни старались маменьки оградить своих дочерей от опасного кавалера, то одна, то другая дебютантка оказывалась соблазненной Черниховским. После скандального романа обычно следовала дуэль и отъезд графа на Кавказ, «замаливать грехи», по его собственному выражению. Воевал Черниховский лихо, что вызывало уважительное отношение к нему со стороны сослуживцев, но любовные интрижки, которые он умудрялся заводить даже здесь, являлись головной болью для начальства.
- Опять этот племенной жеребец пожаловал! – хватаясь за голову, говорил командующий корпусом. - Никак для улучшения здешней породы его сюда отсылают.
Эти слова, передаваемые сплетниками, очень веселили графа, и он с хохотом заявлял:
- Скажите Его Высокопревосходительству, что кобылок подходящих тут маловато.
Последним увлечением Черниховского была дочь влиятельного царедворца, для которой, как и для других, его ухаживания закончились непоправимой катастрофой. Венчаться с соблазненной девицей Вацлав отказался наотрез и спокойно ждал секундантов ее отца. Но тот, зная, что за графом тянется слава отличного стрелка и фехтовальщика, решил проблему по-другому. Черниховский был отправлен в самое пекло кавказской войны, а девицу быстро выдали замуж за дворянина, готового закрыть глаза на прошлое супруги в обмен на ее приданое.
В одном из жестоких столкновений с горцами граф пропал и официально был признан погибшим. Но оказалось – попал в плен, откуда благополучно бежал и по иронии судьбы был спасен Анной от неминуемой гибели. От Владимира не укрылось, каким взглядом он смотрел на свою спасительницу, дама явно заинтересовала графа, и он ни за что не отступится от мысли заполучить ее.
Сам Черниховский возвращался к месту службы весьма довольный сегодняшней встречей.
Кто бы мог подумать, что ангел, принятый им за предсмертное видение, окажется женщиной во плоти. Опытного сердцееда не смогли обмануть ни косынка, закрывающая волосы, ни глухое черное платье. Воображение мигом нарисовало все, что скрывается под скучными одеждами. Эта особа была прелестна, а ее настороженность и явное нежелание продолжить знакомство задели Вацлава. К тому же, от него не укрылось недовольство барона Корфа их беседой. Выходит - барон неравнодушен к этой женщине и, возможно, чувства взаимны. Заставить забыть его будет непросто, по отзывам многих дам, Владимир Корф отличный любовник, но тем слаще будет победа.
И граф с плотоядной усмешкой пришпорил своего вороного араба, предмет зависти всех знакомых офицеров.
Поделиться132021-12-30 14:45:40
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 12
С этого времени граф зачастил в крепость. Несмотря на то, что его гарнизон находился примерно в двадцати верстах, он появлялся в N-ской два-три раза в неделю, с удовольствием принимая участие в кутежах или карточной игре, где ему большей частью везло. Огорчало Вацлава только одно – Анны он не видел. Предмет его вожделения почти все время был в лазарете, а наведываться туда, зная о неприязни Неверова, не очень-то хотелось.
Не имея абсолютно никаких сведений об этой даме, он не знал как к ней подступиться, весь его прошлый любовный опыт в этом случае был бесполезен. Сначала Черниховскому казалось – стоит ему только появиться в крепости, и Анна сама будет искать встреч с ним, но она, видимо, даже не вспоминала о нем. Единственным выходом оставалось расспросить о женщине гарнизонных офицеров, они вполне могли знать о ней многое из того, что было неизвестно ему. Для осуществления своего плана граф решил воспользоваться одной из пирушек, и дождавшись, когда у захмелевших собутыльников развяжутся языки, спросил:
- А что это за птичка поселилась в вашей крепости, господа? Как сия дама сюда попала и кто она? Может, удовлетворите мое любопытство?
- Воистину птичка, - сказал один из молодых офицеров, – поет – заслушаться можно, а приехала сюда из Петербурга чуть более года назад, раненого Корфа выхаживать.
- Выходит - эта особа любовница барона? – продолжал расспросы Черниховский.
- Не похожи они на любовников, - вступил в разговор в разговор еще один из собравшихся. – Она почти все время в лазарете, при раненых, если с кем и общается, то с Неверовым. Корф с момента ее приезда ни разу к ней во флигель не заходил, хотя предупредил нас, что в случае оскорбления дамы ответ придется держать перед ним лично. Вроде бы выросли они вместе, и это воспитанница его отца. Но Корф не любитель рассказывать о своей семье, поэтому об Анне Платоновне нам почти ничего неизвестно.
- Вы бы лучше у доктора спросили, - сказал другой. - Василий Назарович наверняка больше нашего знает.
- Оставьте в покое порядочную женщину, господа, - произнес пожилой офицер. – Вам вполне маркитанток хватает.
- Значит – она не девица? – Вацлав скорее утверждал, чем спрашивал.
- Просто мне несколько раз приходилось слышать, как служанка называет ее барыней, - нехотя ответил мужчина. – И в трауре постоянно ходит, скорее всего – вдова.
- Вдовушка?! – оживился Черниховский. – Ну, тогда сам Бог велел мне за ней приударить. С девицами больно много хлопот, а вдове – одним больше, одним меньше, кой черт разница, – и граф цинично хохотнул.
- Хорошо, что Вас Корф с Олсуфьевым не слышат, - покачал головой еще один офицер, – не миновать бы тогда Вам дуэли с каждым из них, ведь они Анне Платоновне жизнью обязаны.
- О, у меня, оказывается, и соперники есть, - ухмыльнулся Черниховский, - только это обстоятельство меня никогда не останавливало.
- Вам же было сказано – порядочная женщина, - снова вступил в разговор пожилой офицер. – Искали бы Вы себе утех в другом месте, Ваше Сиятельство.
- Ценю ее за порядочность, – граф потянулся к бутылке с вином, - только женщина как кошка: кто погладит, к тому и ластится.
- Это не тот случай, - ответил молодой человек, начавший разговор с Вацлавом.
- Не тот случай?! – глаза Черниховского сверкнули. – Хотите пари? К осени эта особа будет моей. Не встречалось еще женщины, которую бы мне не удалось покорить.
- Неужто коня своего поставите? – поинтересовался собеседник.
- Что?! Коня?! – возмутился граф. – Да будь я проклят, если сделаю это! Ни одна женщина в мире не стоит моего Аида, окажись она даже царицей Савской! Предлагаю несколько ящиков вина. А какова ваша ставка?
- Хватит, господа! – вмешался один из старших офицеров. – Это уже переходит все границы! Многих из нас госпожа Платонова выходила в лазарете после ранений, и вести такие разговоры о ней негоже. А Вам, граф, этот орешек не по зубам – даже не пытайтесь.
- Не по зубам?! – Вацлав уже с трудом сдерживался. – Так вот! К концу лета будет моей, или я не граф Черниховский.
- Не перестарайтесь, Ваше Сиятельство, – раздался из угла чей-то голос. – Корф и Олсуфьев отличные стрелки.
- Я тоже не промахнусь, - угрожающе произнес Вацлав.
- Давайте сменим тему, - предложил один из присутствующих, - а то эдак мы свои посиделки дуэлью закончим.
- Согласен, - поддержал его молодой офицер.
Все дружно закивали, и только Черниховский зло процедил сквозь зубы:
- Все равно будет моей!
Возможно, про этот разговор все и забыли бы, списав на пьяную болтовню, если б не поведение Черниховского. Уязвленное самолюбие не давало графу покоя, и он решил добиться своего во что бы то ни стало. Но как ни старался Его Сиятельство снова встретиться с Анной – у него ничего не получалось. Женщина практически не покидала лазарета, поэтому поговорить с ней не было возможности.
Решив, что действовать тут надо более настойчиво, Вацлав добился перевода в гарнизон вместо одного из погибших офицеров, и объявился в N-ской вместе со своим денщиком. После этого не проходило и дня, чтобы он «случайно» не встретил Анну. Она сталкивалась с ним буквально везде: возле лазарета, в лавке и даже в церкви. Иногда казалось, будто он только и занят тем, что ходит за ней, постоянно рассыпаясь в благодарностях. И если сначала Анна вежливо отвечала на цветистые комплименты, то постепенно двусмысленные намеки на более близкое знакомство стали раздражать ее, и княгиня всеми силами старалась избегать встреч с Черниховским. Ее жизнь, и без того замкнутая, теперь вообще проходила между лазаретом и флигелем, куда при всей его настырности Вацлав не решался сунуться. При встречах Анна приветствовала Его Сиятельство поклоном, стараясь как можно быстрее пройти мимо.
Подобное отношение бесило графа до зубовного скрежета, и слыша за спиной смешки сослуживцев, он сжимал кулаки в бессильной злобе.
- Przeklęta arogancka kobieta! (польск. – Проклятая гордячка!) – шипел Вацлав всякий раз, провожая взглядом удалявшуюся миниатюрную фигурку.
Не менее пристально, но не так заметно для окружающих следил за Анной и Владимир. С тех пор как Черниховский перевелся в крепость, барон не знал покоя, видя, как смазливый поляк увивается подле княгини. Он с большим трудом сдерживал себя, чтоб не бросить сопернику вызов, но пока ничего предосудительного в поведении Черниховского не было. Только при встречах мужчины раскланивались более чем холодно, все своим видом демонстрируя неприязнь к друг другу.
Вацлав тоже догадывался о чувствах Корфа к женщине, но останавливаться не собирался, хотя считал барона очень серьезным противником. Препятствия только распаляли Черниховского, и вскоре он перестал преследовать Анну, но каждое утро она находила на ступеньках флигеля букет горных цветов. Ей не составило труда догадаться, кто их приносил, а представляя, как граф рискует, покидая крепость и в одиночку отправляясь в горы, она только качала головой. Подобное безрассудство огорчало ее, княгине вовсе не хотелось для Черниховского беды, даже если его назойливое внимание раздражало с каждым днем все больше.
На разговор с Его Сиятельством Анна решилась, когда обнаружила летним утром на крыльце всего один цветок, сорвать который можно было только на крутых горных обрывах. Именно там рос эдельвейс – символ свободы и гордость гор. Представив себе, чего стоило Черниховскому добыть его, Анна намеревалась серьезно поговорить с графом, чтобы потребовать прекращения безумств.
Видимо решив, что такой подарок заставит женщину смягчиться, Вацлав ожидал ее возле лазарета, и едва выйдя из здания, Анна столкнулась с графом. Обычно она старалась уйти как можно быстрее, но в этот раз, ответив на приветствие, сказала:
- Ваше Сиятельство, мне бы хотелось поговорить с Вами, если Вы не против.
- К Вашим услугам, сударыня, – поклонился Черниховский. – Не часто Вы балуете меня своим вниманием.
- Я хотела попросить Вас больше не рисковать жизнью и свободой, - ответила женщина. - Зачем совершать столь опасные поездки ради букета цветов? А эдельвейс… Он, конечно, прекрасен, но не стоит человеческой жизни.
- Риск – ничто по сравнению с Вашей улыбкой, - Черниховский подошел ближе. – Для того, чтобы порадовать Вас, я готов на любые жертвы, поверьте!
С этими словами он схватил собеседницу за руку и потянул к себе.
Растерявшаяся Анна только успела сказать:
- Что Вы делаете?! – как граф полетел наземь, сбитый с ног ударом, неизвестно откуда появившегося Владимира. Мгновенно придя в себя от неожиданности, он вскочил, и по-тигриному гибко, бросился на противника.
Мужчины катались по земле, яростно молотя друг друга. К удивлению Анны, худощавый граф не уступал Владимиру в силе, и драка становилась все ожесточеннее. Во время потасовки соперники не говорили почти ни слова, разве только у Вацлава изредка вырывались слова на родном языке, и хотя Анна не знала польского – ей было понятно, что они предназначены явно не для женских ушей. Видя – дело принимает нешуточный оборот, Анна бросилась к дерущимся и крикнула:
- Хватит! Немедленно прекратите это безобразие!
Драчуны нехотя повиновались, скорее из страха задеть ее в пылу выяснения отношений, а не руководствуясь здравым смыслом. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью, готовые вновь сцепиться в любой момент. И тому, и другому порядком досталось: у Владимира была разбита губа, а на скуле графа наливался лиловым цветом внушительный синяк. Одежда тоже находилась не в лучшем состоянии: отлетевшие пуговицы и оторванные воротники свидетельствовали о безнадежно испорченной амуниции.
- Надеюсь, граф, Вы понимаете, что это значит?! – Владимир так и кипел праведным гневом.
- Жду Ваших секундантов! – не оставался в долгу Черниховский.
- Довольно! – терпению Анны пришел конец. – Решили разлечься, господа?! Не настрелялись в экспедициях или хотите, чтоб вас услали отсюда подальше?!
- Куда же дальше? – насмешливо поинтересовался граф. – Здесь и так Кавказ.
- Есть еще Сибирь, - язвительно напомнила Анна. – За дуэль в крепости вас не помилуют, разжалование в солдаты будет самым легким наказанием. Не смейте устраивать здесь смертоубийства, не то я обо всем расскажу господину Мансыреву. Пусть даже после этого будет куча грязных сплетен, я не позволю вам совершить подобной глупости.
- Вызов был сделан бароном, - Вацлав явно надеялся, что Корф не станет отказываться от поединка.
- Владимир Иванович? – женщина повернулась к Корфу.
По лицу барона было видно, как ему хочется довести дело до дуэли, но, видимо, рассудок все-таки взял верх над эмоциями, и обратившись к противнику, Корф спросил:
- Как Вы считаете, Ваше Сиятельство, достаточно мы друг другу бока намяли?
В ответ граф неохотно кивнул, и подняв свою фуражку, отправился восвояси.
Дождавшись, когда Черниховский удалится, Владимир тяжелым взглядом посмотрел на причину драки.
- Почему Вы вмешиваетесь не в свои дела, сударыня? – холодно поинтересовался он.
- Вмешиваюсь не в свои дела?! – возмущению Анны не было предела. – По-Вашему, надо было позволить вам с графом поубивать друг друга?! Или сибирский климат Вам более по нраву?
- А может быть, Вы просто пожалели своего поклонника?! – взорвался Владимир. – Страшно потерять внимание этого бонвивана?!
- Граф не является моим поклонником, - попыталась остановить поток обвинений Анна, но Корф уже закусил удила.
- Решили отвлечься от тоски и однообразия?! – ядовито поинтересовался барон. – Конечно, Вы теперь одинокая свободная вдова, почему бы интрижку не завести? Ведь ничего другого Черниховский Вам не предложит, можете не рассчитывать на чувства графа. Вы для него очередной любовный трофей – не более того.
Глядя на Владимира, Анна бледнела все больше: ей хотелось закрыть уши, чтобы не слышать этих безжалостных слов. Она не могла понять, в чем провинилась перед бароном и почему он так жесток к ней. Понимая, что вот-вот расплачется, Анна развернулась, намереваясь уйти, но от пережитого потрясения у нее внезапно закружилась голова.
Увидев, как она пошатнулась Владимир не шутку испугался.
- Что с Вами?! – обеспокоенно спросил он, мгновенно оказавшись рядом. – Вам плохо?!
- Оставьте меня, - прошептала Анна. – Я не желаю видеть Вас, а выслушивать незаслуженные оскорбления – тем более.
Собравшись с силами, женщина выпрямилась и направилась к флигелю, изо всех сил сдерживая слезы.
Глядя ей вслед, барон проклинал свои горячность и ревность, которые затмевали разум, стоило ему только увидеть любимую в обществе Черниховского. Корф понимал – наладившиеся отношения с Анной вновь практически разрушены, и опять по его вине. Конечно, следовало бы сразу извиниться перед ней, но сейчас она очень обижена, поэтому не станет слушать его. Теперь надо набраться терпения и подождать, а когда обида немного притихнет, попросить прощения за свою несдержанность.
На другой день разукрашенные лица барона и графа стали предметом разговоров всех офицеров. Сослуживцы насмешливо косились на их «боевые отметины», но сами виновники стоически хранили молчание, не желая ничего объяснять. В такой ситуации приходилось только гадать: действительно была ли между соперниками потасовка или они побывали в какой-то переделке.
Единственным человеком, знавшим правду, была Анна, но она не собиралась никому об этом рассказывать, даже Дуняше, хотя делилась с горничной всеми бедами еще со времени гибели Михаила. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о драке, а откровенный разговор, даже с преданной служанкой, мог привести к нежелательным сплетням. С Владимиром они теперь совсем не виделись. Видимо, он все еще считал ее виновной в том случае с графом, Анна же вовсе не собиралась оправдываться в несуществующей вине, хотя разладившиеся отношения с Корфом огорчали ее. Радостью было только избавление от графа, который перестал преследовать ее своим вниманием. Цветов больше не было, а при встречах Вацлав ограничивался поклоном. Черниховский наверняка понял бесплодность своих ухаживаний или нашел себе новое увлечение, только Анну эта мысль нисколько не огорчала. Наоборот – ей стало легко и свободно так, как было до появления Его Сиятельства в крепости. Жизнь вновь пошла своим чередом, разделенная между флигелем и лазаретом, где раненых было все больше и больше.
Лето, разгораясь, становилось жарче, но занятая заботами о страждущих, женщина не обращала внимания на окружающую красоту и буйство ярких красок, ее отрадой оставались спасенные человеческие жизни. Даже обида на Владимира пропала, растворившись в суете дней, о Черниховском она вовсе не думала, да и граф не стремился с ней увидеться. Но в один из вечеров Дуняша, ставя пред ней ужин, сказала:
- Барыня, тут Фома приходил. Барин просили передать, что на неделю уезжают, с конвоем. Спрашивали, не надо ли чего?
- Передай – ничего не надо, - устало ответила Анна. – Слава Богу, все есть.
- Скажу, барыня, - кивнула девушка, - не беспокойтесь.
Она давно заметила, что между хозяйкой и бароном пробежала черная кошка, только спросить, в чем дело, не решалась. Раз княгиня молчит - значит, не хочет об этом говорить, но размолвка Дуняшу огорчала. По ее мнению, лучшего мужа для барыни, чем Владимир Иванович, невозможно было найти.
Сама Анна, несмотря на усталость, долго не могла уснуть. Мысль о том, что Владимир передал весть о своем отъезде через денщика, а не сказал сам, неприятно удивила. Получается - он все еще считает ее виноватой в недоразумении, произошедшем по вине Черниховского.
Поделиться142022-01-13 00:57:06
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 13
Куда тяжелее было на душе у Владимира: они с Олсуфьевым покидали крепость более чем на неделю, оставляя Анну совершенно одну, без защиты, столь необходимой ей сейчас. В довершение проблем поведение притихшего Черниховского не успокаивало, а настораживало все больше. Граф был не из тех противников, что сдаются без борьбы, к тому же обладал далеко не ангельским характером, поэтому ожидать от него можно было чего угодно. Оставалось надеяться на Василия Назаровича, которого барон просил присмотреть за Анной. Искренне привязавшийся к своей помощнице врач пообещал не допустить никаких посягательств в отношении нее со стороны навязчивого поклонника.
Но как ни успокаивал себя Владимир, беспокойство не проходило. Его мучило чувство странной тревоги, казалось - покидая крепость, он совершает очень большую ошибку. Тяжело переживая размолвку, барон решил по возвращении серьезно поговорить с любимой и, попросив прощения за прошлые грехи, объясниться ей в своих чувствах. Оставалось надеяться, что за время его отсутствия ничего страшного не произойдет.
А жизнь той, о которой Корф думал день и ночь, все так же проходила в лазарете.
Летом раненых было особенно много, и женщине часто приходилось либо оставаться здесь на ночь, либо возвращаться во флигель в полной темноте. Но уверенная в добром отношении к себе со стороны обитателей крепости, княгиня всегда шла домой безбоязненно. Ведь за все время пока она находилась здесь, никто не обидел Анну даже словом.
Этим вечером Анна задержалась в лазарете дольше обычного, а закончив дела, попрощалась с Неверовым, после чего отправилась к себе. Задумавшись, княгиня шла по дорожке, ведущей к флигелю, и не сразу поняла, что произошло, когда кто-то встал у нее на пути. Не ожидавшая ничего подобного Анна подняла глаза и увидела стоящего перед ней незнакомого офицера. Скорее всего, он прибыл в крепость с одним из конвоев, пришедших сегодня днем или явился на дружескую пирушку, которые иногда устраивала офицерская молодежь. Во всяком случае, мужчина был пьян: от него несло перегаром, да и заплетающийся язык был еще одним доказательством неумеренных возлияний.
- Надо же, какая приятная встреча! – Незнакомец слегка качнулся. – В забытой Богом дыре и такая клубничка! Мне просто не терпится познакомиться с Вами, mademoiselle!
Не желая связываться с пьяным, Анна попыталась обойти мужчину, но он схватил ее за руку.
- Куда ж ты собралась, красавица?! Может, развлечешь меня?
- Немедленно отпустите! – Анна попыталась вырвать ладонь из медвежьей хватки. – Вы ведете себя недостойно офицера и дворянина!
- Хватит ломаться! – офицер притянул ее к себе. – Я хорошо заплачу – в накладе не останешься!
Испуганная женщина изо всех сил старалась вырваться из стальных тисков, однако силы были неравны, даже пьяный, мужчина был намного сильнее ее. Понимая – справиться с ним невозможно, Анна уже готова была звать на помощь, как за спиной раздался знакомый голос с едва заметным польским акцентом:
- Сейчас же отпустите даму и принесите свои извинения!
Насильник разжал руки, и она, обернувшись, увидела графа Черниховского, прислонившегося к яблоне. Оттолкнувшись от дерева, он подошел ближе и вкрадчиво произнес:
- Вы слышали? Немедленно извинитесь!
Его голос звучал все так же спокойно, на лице не дрогнул ни один мускул, лишь недобрый блеск зеленых глаз выдавал злость, буквально переполнявшую Вацлава. Не сводя взгляда с мигом протрезвевшего негодяя, граф повторил:
- Я жду извинений!
- Прошу прощения, сударыня, – пробормотал незнакомец, – я представить не мог, что у Вас такой покровитель.
- Убирайтесь! – не скрывая презрения, бросил Черниховский, и офицер поспешил удалиться от греха подальше.
Едва он исчез из вида, Вацлав повернулся к Анне, которая еще не могла прийти в себя после произошедшего, и взяв под руку, повел к флигелю.
- Барыня, – вышла на стук входной двери Дуняша, – я тут пирог… – и осеклась, глядя на бледную Анну в сопровождении графа.
- Принеси госпоже воды, – не обращая внимания на удивленное лицо горничной, сказал граф.
Распорядившись, он провел женщину в гостиную, где усадил на один из стульев.
Вошедшая следом Дуняша протянула хозяйке стакан с водой, а после, повинуясь властному жесту мужчины, вышла. Этот барин пугал ее больше, чем Владимир Иванович, с первого взгляда было ясно – строптивости и непослушания он не терпит.
После ухода Дуняши в комнате сначала царило молчание: Анна, пытаясь успокоиться, пила воду, а граф, заложив руки за спину, стоял у окна вглядываясь в ночную тьму. Спустя какое-то время он повернулся и спросил:
- Как Вы себя чувствуете?
- Благодарю, уже лучше. – Женщина поставила стакан на стол. – Если бы не Вы…
- Не стоит благодарности, – отмахнулся Черниховский. – Я не сделал ничего выдающегося, но впредь будьте осторожны, возвращаясь так поздно из лазарета.
- Я даже предположить подобного не могла, – ответила Анна, – за год моего пребывания в крепости ни один человек себе такого не позволял.
Лицо Вацлава стало суровым:
- Вам вообще не следовало приезжать сюда, – жестко сказал он. – Стремление помогать раненым похвально, только даме здесь не место. Война удел мужчин, а женщина, особенно беззащитная, тут воспринимается как добыча. Не сомневайтесь, я знаю, о чем говорю.
- До сегодняшнего вечера никто ко мне так не относился, – возразила Анна.
- Все когда-то происходит впервые, – граф хмуро глянул на собеседницу. – Неужели Вы не понимаете простых истин. Если не этот мерзавец, так другой. Вы беззащитны, и этим можно легко воспользоваться.
- Я была уверена, что Владимир Иванович… – начала было женщина, но Черниховский перебил ее:
- Барон Вам не муж и не брат, – сказал он, – хотя я не отрицаю благородства Корфа. Окажись он сегодня свидетелем произошедшего – обязательно довел бы дело до дуэли, даже если этот негодяй не стоит того, чтобы тратить на него пулю.
- Дуэль может иметь серьезные последствия, – Анне стало не по себе, – военная крепость – не Петербург.
- А как еще прикажете защищать честь женщины? – Черниховский развел руками.
Анна молчала: отрицать правоту графа было глупо. Выходит – оставаясь здесь, она невольно осложняет Владимиру жизнь. Не приведи Бог сегодняшний случай повторится, когда барон будет в крепости. Он непременно вызовет ее обидчика, и если дуэль состоится – будет серьезно наказан. Конечно, надо быть более осторожной, но ведь невозможно все время сидеть во флигеле, дожидаясь отъезда в имение. Она не может жить взаперти, не говоря уже о лазарете. Ведь там надо быть каждый день.
- Что же мне делать? – растерянно сказала Анна, глядя на своего спасителя. Сегодняшний случай напугал ее, и женщина не хотела повторения подобного кошмара.
- Вам необходима защита, – снисходительно, словно маленькому ребенку, ответил граф.
- Согласна с Вами. Я обращусь к Василию Назаровичу, – кивнула княгиня. – Возможно, кто-то из служащих лазарета будет провожать меня. Хотя бы до возвращения Владимира Ивановича.
- Вы не поняли или не пытаетесь меня понять, – в голосе Вацлава звучало легкое раздражение. – Ни барон, ни господин Неверов не имеют права защищать Вас, так как Вы не состоите с ними в родстве. Понятно, что они не откажут Вам в просьбе, но их помощь может вызвать очередные кривотолки.
- У меня нет другого выбора, – пожала плечами Анна. – Это единственные люди, на чью помощь я могу рассчитывать.
- Почему же единственные? – удивился Вацлав. – Кажется, сегодня Вы убедились – я могу быть для Вас неплохим защитником.
- Если не ошибаюсь, с Вашим Сиятельством мы тоже не родственники, – парировала Анна. – Разве не об этом Вы только что говорили?
- Сейчас мы чужие, – ответил граф, – но если Вы согласитесь выйти за меня, вряд ли кто-нибудь рискнет нанести обиду madamе Черниховской.
- Вы делаете мне предложение?! – удивлению Анны не было предела.
- Да, я прошу Вашей руки, – граф был абсолютно спокоен, словно речь шла о незначительном пустяке.
- Неуместная шутка, Ваше Сиятельство! – рассердилась Анна, понимая – Вацлав насмехается над ней.
- Разве я похож на шутника? – голос Черниховского звучал серьезно.
- Ничем другим Ваши слова объяснить нельзя, – ответила собеседница. - Я не настолько глупа, чтобы поверить в правдивость подобного предложения. Зачем Вам, человеку, у которого есть возможность сделать отличную партию, жениться на нищей вдове без денег и связей?
- Значит, разговоры о Вашем вдовстве – правда? – спросил Вацлав.
- Да. Я потеряла мужа почти три года назад, – Анна поднялась. – Он погиб здесь, на Кавказе. И вместе с ним были похоронены мои мечты о счастье. Никто больше не сможет заменить его в моем сердце. Поэтому я вынуждена отказаться от столь лестного предложения, граф. Возможно, Ваши слова и не шутка, только я не люблю Вас.
- Кто говорит о любви? – Вацлав всеми силами старался не показать, как его задели слова женщины. – Мое предложение всего лишь сделка между нами, ни к чему Вас не обязывающая, обвенчавшись со мною, Вы получите статус замужней дамы и необходимую защиту, но без супружеских отношений. Наш брак будет фиктивным, а по возвращении в Петербург я обращусь в Священный Синод с просьбой о разводе.
- Звучит весьма заманчиво, – удивление Анны росло, – однако какой интерес Вам во всем этом фарсе?
- Ну, должен же я каким-то образом отблагодарить Вас за спасение своей жизни, – Черниховский усмехнулся. – Признаться, не выношу долгов, а эта сделка позволит мне отплатить добром за добро. Все честно: Вы мне – жизнь, я Вам – безопасность. Вернувшись с Кавказа, мы получим развод и вновь станем свободными.
Анна задумалась: конечно, предложение графа было выгодным для нее, но какое-то шестое чувство не позволяло поверить в его искренность. Ей было непонятно, зачем избалованному женским вниманием аристократу надо взваливать на себя лишние проблемы, да еще и подвергаться осуждению со стороны бомонда за мезальянс, пусть даже фиктивный.
- Что Вы решили? – голос Черниховского вывел ее из задумчивости.
- Я не доверяю Вам, – правдиво ответила женщина. – Простите, но несмотря на все Ваши доводы, мне не верится, будто Вами движет исключительно благодарность.
- И что Вас смущает? – Анне показалось – граф напрягся. – Боитесь фальшивого венчания или посягательств на Вашу честь? Успокойтесь – ни то, ни другое Вам не грозит. Хотя наш брак фиктивен, венчание будет настоящим. Здесь ни у кого не должно быть сомнений в Вашем замужестве. А насилия к женщинам я никогда не применял! Страсти от Вас никто не потребует, если только Вы сами не захотите изменить наши отношения, – и граф лукаво улыбнулся, заметив, как лицо собеседницы заливается краской. Такая реакция его явно забавляла.
Впрочем, женщина не заметила улыбки, размышляя над словами Вацлава. Вроде бы все ясно и понятно, но княгиня чувствовала – Черниховский чего-то недоговаривает, скрывая от нее свои настоящие намерения. Время шло – граф ждал ответа, и помолчав еще несколько минут, Анна сказала:
- Я не могу ответить Вам сразу. Мне необходимо время для принятия окончательного решения.
- Хорошо, – кивнул Вацлав, – я не тороплю Вас, и все же, во избежание неприятностей с ответом Вам лучше определиться в ближайшие дни. А сейчас позвольте откланяться – время уже позднее.
Поцеловав протянутую руку, граф вышел из флигеля и направился в сторону квартир, занимаемых офицерами. Черниховский специально шел не торопясь, в надежде, что чьи-нибудь любопытные глаза заметят, откуда он возвращается. В данном случае сплетни сослужили бы добрую службу, заставив эту упрямицу согласиться на брак с ним.
Войдя в квартиру, граф велел денщику принести коньяка и, плеснув в стакан щедрую порцию, осушил его одним глотком. На душе было скверно: мучили неопределенность и собственное лицемерие. Он лгал этой женщине, лгал безбожно, поскольку вовсе не собирался разводиться с ней после возвращения с Кавказа, не желая отпускать от себя никогда.
Впервые за свою жизнь он полюбил и не хотел терять, возможно, единственный шанс на счастье. Вацлав и сам не знал, когда это чувство поселилось в его сердце: может быть, в тот момент, когда, умирая от голода и жажды, он увидел склонившегося над ним ангела, или в лазарете, куда приехал поблагодарить за спасение, а возможно – когда стал добиваться взаимности Анны, но она отказала.
Граф вздохнул: к чему рассуждать о том, в какой момент разрушилась броня, укрывавшая его от стрел Амура? Глупо прятаться от себя самого и отрицать, что он, прожженный ловелас, влюбился в свою хрупкую белокурую спасительницу и будет бороться до последнего за свою любовь. Черниховский сжал кулаки, вспомнив, каких усилий ему стоило сегодня не убить негодяя, посмевшего оскорбить Анну. Именно в этот момент Вацлаву стало ясно как никогда: он никому не позволит не только прикоснуться, даже подойти к этой женщине – Анна должна принадлежать исключительно ему.
Вспомнив ее «я не люблю Вас», граф усмехнулся; видимо им, Черниховским, самой судьбой суждено любить безответно.
Вацлав снял мундир, повесил его на спинку стула, достал из ящика трубку, раскурил ее и, глядя, как расплываются клубы табачного дыма, в который раз вспоминал историю жизни своих родителей.
Здесь никто не догадывался, что мать блистательного шляхтича была русской, волею Проведения или злого рока оказавшейся в Польше. Граф почти ничего не знал о ней, с рождения обделенный материнской любовью и лаской, лишь с портрета, висевшего в комнате отца, на него смотрела юная дама, на которую он так походил. Все детские расспросы о матери натыкались на стену отговорок, и только став взрослым, он смог, сложив воедино все услышанное, узнать о ее жизни, печальной и романтической одновременно.
Шестнадцатилетняя красавица Варвара Загряжская вышла в свет зимой 1811 года, имея все шансы стать самой привлекательной из дебютанток. Изящной грациозной брюнетке с невероятными зелеными глазами прочили большой успех, но природная робость и застенчивость не позволяли ей блистать на раутах, в отличие от своих сверстниц. Вскоре бомонд счел mademoiselle Загряжскую скучной, поэтому поклонников у нее оказалось гораздо меньше, чем можно было ожидать. Может быть, это и побудило родителей девушки дать согласие, когда к ней посватался светский лев Матвей Зотов. Рассудив, что общество успешного, искушенного в придворных интригах мужа раскрепостит их дочь, отец с матерью дали свое благословение, и ранней весной она обвенчалась с Зотовым, полная надежд на счастье со своим избранником.
Однако семейная жизнь не заладилась с самого начала: Матвей почти не замечал жены, предпочитая все время проводить на службе или в кругу друзей, именно так он объяснял Варваре свои постоянные отлучки из дома. Чувствуя неладное, она все же пыталась верить мужу, пока не стала свидетельницей разговора двух знакомых дам. Не заметив madamе Зотовой, женщины не стесняясь обсуждали ее, насмехаясь над наивной дурочкой, даже не подозревающей о наличии у ее мужа актрисы-содержанки и двоих детей, прижитых от этой связи. Оскорбленной до глубины души Варваре пришлось собрать все силы, чтобы удержаться от публичного скандала, но дома она потребовала от мужа объяснений.
Выслушав жену, Зотов рассмеялся и заявил – подобные отношения вполне нормальны для светских людей. Ведь их брак построен на расчете, где он получает приданое, а супруга свободу от различного вида условностей. Пусть она не забивает себе голову глупой ревностью и живет так, как ей заблагорассудится. Он вовсе не сторонник домостроя, может даже помочь ей выбрать любовника из числа своих друзей.
Воспитанная в нравственной строгости молодая женщина была шокирована подобным цинизмом, а придя в себя, объявила мужу о своем намерении обратиться в Священный Синод с прошением о расторжении брака, чем немало обеспокоила супруга. Зотов прекрасно понимал – найти доказательства его прелюбодеянию не составит труда, и тогда его ожидает монастырское покаяние без права вновь вступить в брак, не говоря уже о возвращении приданого жены Загряжским.
Решив выиграть время, Матвей, сославшись на окончание сезона, отправил жену в подмосковное поместье в надежде, что за лето она поймет всю выгоду его предложения.
Потрясенная и разочарованная, Варвара не стала отказываться от переезда, ей тоже надо было многое обдумать, и лучше это было сделать в одиночестве. Поселившись в глухом, удаленном от дорог имении, молодая женщина постепенно приходила в себя, она даже решилась не покидать более здешних мест, но человек предполагает, а Бог располагает, и начавшаяся Отечественная война полностью изменила ее жизнь. Когда наполеоновские войска перешли границу России, муж просто «не успел» вывезти Варвару из поместья, и ей, оставшейся практически в одиночестве, приходилось уповать на лишь на то, что до этой глухомани французы не смогут добраться.
Вацлав, откинувшись на стуле, прикрыл глаза. Кто знает, как бы сложилась жизнь родителей, не сведи их война в подмосковном поместье Зотова.
Его отец – граф Ян Черниховский, будучи ярым ненавистником России, так и не смирившимся с событиями 1795 года, вступил в ряды наполеоновской армии, увлеченный идеей независимости Польши, которую император Франции успешно внушал полякам, но вовсе не собирался исполнять. В составе уланской дивизии генерала Рожнецкого он воевал в Испании и Германии, и летом 1812 одним из первых форсировал Неман, находясь в авангарде корпуса Латур-Мобура. Уланы Рожнецкого участвовали во всех крупных сражениях этой компании: под Смоленском, Шевардино и Бородино, бесчинствовали в оставленной Москве, а зимой отступали из сожженного города по старой Смоленской дороге.
Во время одного из разъездов в поисках провианта эскадрон Черниховского обнаружил заброшенное имение, и дамский угодник потерял голову, едва взглянув в зеленые глаза хозяйки, с ужасом смотревшей на незваных гостей. Чувство, накрывшее ураганом, было невероятной силы, такого он не испытывал за всю свою почти тридцатилетнюю жизнь. Любовь заставила графа забыть обо всем, даже о ненависти к русским, и Черниховский пообещал убить всякого, кто рискнет подойти к этой женщине.
Уезжая через несколько часов, поляки оставляли разграбленную пылающую усадьбу, куда, заливаясь слезами, рвалась Варвара, однако руки графа крепко стискивали ее, не позволяя спрыгнуть с лошади. Так, став пленницей, она оказалась в обозе отступающей французской армии. Похититель пристроил ее среди маркитанток, хорошо заплатив им, чтобы они как следует следили за его трофеем.
Молодая женщина несколько раз пыталась бежать, но ее ловили, возвращая обратно. Всякий раз после этого, видя взбешенный взгляд графа, она сжималась от ужаса, и все равно не оставляла попыток обрести свободу.
В плену ей приходилось жить с постоянным чувством страха и ожидания погибели, несчастная понимала – она жива только благодаря покровительству Черниховского. Не будь его рядом, ей не удалось бы избежать насилия и смерти, особенно во время битвы на Березине, после которой из ста двадцати тысяч поляков, явившихся в Россию, в живых осталось не более пятнадцати.
Кошмар увиденного в тот день Варвара долго не могла забыть: в памяти каждый раз всплывала картина рухнувшего моста, крики и мольбы тонущих солдат, вода, ставшая красной от крови. Она было совсем простилась с жизнью, но верный конь не подвел графа, вынеся его вместе с пленницей на противоположный берег реки.
После окончательно поражения отступление разгромленных войск продолжалось, и ближе к весне измученная до предела женщина оказалась в Польше. В Варшаве Ян Черниховский покинул ряды Великой армии. Идея независимости родины оказалась химерой, а воевать за интересы Франции поляк не собирался.
В столичном особняке он задержался лишь для того, чтобы Варвара могла немного прийти в себя, и почти сразу увез ее в родовое поместье под Краковом. Граф понимал – скоро Варшава будет занята российскими войсками, поэтому риск потерять любимую увеличится. К тому же по законам Российской Империи похищение чужой жены грозило ему каторгой. А в имении, расположенном на землях, подчиненных Австрии, дотянуться до него было гораздо сложнее. Здесь, в фамильном замке, окруженном великолепным парком, Ян представил Варваре свою сестру – панну Агнессу, или Агнешку, как звал ее брат.
Девушка быстро прониклась симпатией к пленнице брата и, будучи с ней почти одних лет, скрашивала ей одиночество и тоску по Родине в чужом краю. Графа весьма радовали теплые отношения, сложившиеся между женщинами. Он надеялся – сестра сумеет уговорить Варвару принять его предложение. Не раз и не два надменный до спеси пан, смиряя гордыню, на коленях умолял красавицу принять католичество и обвенчаться с ним, но она по-прежнему считала себя связанной браком с Зотовым, а повторное замужество при живом супруге – страшным грехом.
Женщина все еще надеялась получить свободу, но для этого надо было сообщить родителям, что она жива и здорова. Зная о добром отношении к ней сестры графа Варвара неоднократно, со слезами, просила девушку отправить письмо в Россию, сама она этого сделать не могла, слуги пристально следили за каждым ее шагом. Агнешка долго колебалась, не зная как поступить, ей было жалко несчастную, ставшую жертвой войны, но представляя, в какой ярости будет брат, узнав об этом, она не решалась помочь подруге. И только после того, как Варвара в отчаянии пообещала наложить на себя руки, панна Черниховская согласилась отправить ее послание.
- Я помогу Вам, – сказала девушка, – но Вы должны выполнить два моих условия: во-первых – позволите мне его прочесть, во-вторых – в письме не должно быть просьбы забрать Вас отсюда. Вы можете только сообщить родителям, что живы и находитесь в Польше – не более того. Возможно, мои условия покажутся Вам жестокими, но я люблю своего брата и желаю ему счастья, а счастливым Ян видит себя только рядом с Вами.
Понимая – Агнешка и так поступается многим ради нее, Варвара согласилась. Когда письмо родителям было написано, верная слову панна отправила его в Россию, а для пленницы потянулись тоскливые дни ожидания.
Проходили часы, дни, недели, и спустя три месяца стало ясно – ответа не будет. Загряжские больше не желали знать дочери, опозорившей семью, а муж был рад избавиться от нежеланной супруги навсегда.
Сразу после получения письма родители Варвары попытались было заставить зятя вернуть ее, но Зотов сказал, что обвинит жену в измене и отправит в монастырь. Загряжским, имеющим еще одну дочь на выданье, такой скандал был очень невыгоден, и они решили отступиться, оставив все как есть. Поняв – родные бросили ее на произвол судьбы, Варвара тихо проливала слезы, с каждым днем все больше теряя надежду на возвращение в Россию. В один из таких моментов к ней, постучав, вошла Агнешка и, присев рядом, спросила:
- Вы опять плачете, ma chieri?
- У меня нет причин для радости, – утирая слезы, ответила молодая женщина, – я никому не нужна, даже своим родителям.
- Позвольте не согласиться, – панна Черниховская мягко коснулась ее руки. – Рядом с Вами находится человек, для которого Ваша жизнь дороже собственной. Мой брат любит Вас и хочет назвать своей супругой пред Богом и людьми.
- Но я замужем, – робко возразила Варвара.
- Вы считаете мужем человека, не проявившего ни капли беспокойства о Вашей судьбе? – фыркнула панна Черниховская. – Этот господин не заслуживает такой преданности. Святая обязанности мужчины – защищать ту, с кем он связан узами брака, а Ваш муж даже не удосужился ответить на письмо. Я говорю это не для того, чтобы обидеть Вас, – поспешила оправдаться Агнешка, увидев слезы в глазах собеседницы, – но Вы должны понимать – наивно ожидать от него помощи. Вам следует позаботиться о своей дальнейшей жизни, еще раз подумав над предложением моего брата.
- Тем более, – тут девушка смущенно улыбнулась, – пан Лев Новицкий сегодня просил моей руки, и Ян дал согласие на брак. Через месяц я выйду замуж и покину родной дом, Вы же останетесь здесь – совершенно одна. Мне бы очень хотелось уйти отсюда спокойной, зная, что в доме есть хозяйка, а у брата жена.
- Пан Новицкий? – переспросила Варвара, смутно припоминая офицера, который пытался отговорить графа увозить ее из имения. Он советовал оставить в усадьбе «córka wrogów» (дочь врагов – польск.), на что граф жестко ответил:
- Walczę z rosyjskiego siłą, ale nie rosyjskiego pięknem. (Я воюю с русской силой, а не с русской красотой. – польск.) – и усадил Варвару на своего коня.
- Да, – кивнула Агнешка, – пусть род Новицких не имеет титула, но по знатности и богатству не уступает нашему. К тому же, – лицо девушки слегка порозовело, – пан Лев нравится мне.
- Я рада за Вас, – искренне сказала Варвара. – Пусть Господь пошлет Вам долгой и счастливой семейной жизни. Быть любимой, любить взаимно – что может быть лучше для женщины.
- Вы тоже можете обрести семью, – напомнила девушка. – Ян будет добрым мужем: любящим, надежным, заботливым. Пообещайте мне подумать об этом.
- Обещаю, – ответила Варвара, и панна Черниховская поспешила оставить ее.
Поделиться152022-01-17 20:08:33
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 14
После ухода девушки Варвара долго сидела, глядя в окно. Агнешка во многом была права: Зотов не проявил даже малого интереса к судьбе жены – она была ему абсолютно безразлична. В сравнении с ним Черниховский выглядел куда более благородно, хотя этот высокий блондин с холодными голубыми глазами пугал ее. Варвара не забывала, как была увезена из России помимо своей воли, но тем не менее граф оберегал и защищал женщину, делился последним куском хлеба, спас от неминуемой гибели. Несмотря на то, что пленница была полностью в его власти, Ян ни разу не переступил границ дозволенного, обращаясь с ней со сдержанной вежливостью, как подобает светскому человеку.
С первых дней пребывания здесь она была поставлена в положение хозяйки: Черниховский поселил Варвару в комнатах своей матери, велел слугам исполнять любой ее приказ, даже за столом пленница сидела по левую сторону от него – на месте супруги. Варвара понимала – не будь опеки графа, ей во враждебном окружении жилось бы куда тяжелее. Может, в самом деле надо послушаться советов Агнешки и решать, как теперь устроить свою жизнь? Понятно, что после замужества путь на Родину ей будет заказан, но кто ее там ждет? Родители, отказавшиеся от дочери в тяжкий час, или муж, которому было нужно только ее приданое? Никому из них неинтересна дальнейшая судьба Варвары Зотовой, а значит, нечего бояться осуждения со стороны некогда близких людей.
Варвара проводила в раздумьях целые дни, и когда граф в очередной раз заговорил с ней о женитьбе, женщина сказала:
- Я согласна стать Вашей женой, Ян, - впервые назвав своего похитителя по имени.
Обрадованный Черниховский поспешил украсить руку избранницы фамильным перстнем, и через три дня после помолвки невеста графа приняла католичество.
Венчание, прошедшее в Мариацком костеле, было скромным, кроме посаженных отца и матери в церкви присутствовали только Агнешка и Лев Новицкий. Церемония длилась недолго, и по ее окончании Варвара Зотова превратилась в графиню Барбару Черниховскую.
После замужества Варвара с дозволения графа написала родителям, сообщив о браке с Яном, но ответа опять не получила. Дочь вероотступница, вышедшая замуж при живом супруге, да еще за католика, теперь вовсе была не нужна Загряжским.
Спустя месяц молодая пани Черниховская впервые появилась перед варшавским бомондом на свадьбе своей золовки и Льва Новицкого. Те из присутствующих, кто краем уха слышал о пленнице, привезенной из России, перешептывались: дамы поджимали губы, недовольные тем, что завидный жених польским паннам предпочел русскую схизматичку, а мужчины, глядя на красоту графини, понимающе усмехались – «Пан Черниховский знает толк в женщинах». Но как бы то ни было, эта пани была благородного происхождения, являлась законной женой графа, и причин отказываться принимать чету Черниховских не было, хотя супруги вовсе не стремились стать завсегдатаями светских приемов. Они появлялись в обществе лишь по необходимости, а вскоре вовсе перестали выезжать – графиня ждала ребенка.
Узнав об этом, счастливый Ян не знал, чем угодить своей Басеньке, стараясь исполнить любое ее желание. Граф чувствовал – Варвара смирилась с уготованной ей участью, и справедливо надеялся, что ребенок свяжет их еще сильнее. Со временем жена полюбит его, они проживут вместе до глубокой старости и умрут в окружении детей и внуков.
Чутье не подводило Черниховского: понимая – другого ей не дано, Варвара потихоньку привыкала к жизни на чужбине. «Возможно, Ян – моя настоящая судьба, - размышляла она, – ведь Господь благословил этот брак, послав нам дитя». В отличие от предыдущего мужа, Ян любил свою графиню, и в сердце женщины стало пробуждаться теплое, похожее на нежность чувство, которое крепло с каждым днем, особенное после того, как она поняла, что станет матерью.
Жизнь супругов проходила в мире и согласии, а в положенный срок на свет появился мальчик, крещенный именем Вацлав. Окрыленный рождением наследника, Ян строил планы на дальнейшую жизнь, мечтал о большой шумной семье, даже не подозревая об уготованном ему судьбой испытании.
Роды графини прошли благополучно, но к вечеру у женщины поднялся жар, усиливавшийся с каждым часом. Старания лучших врачей столицы не принесли результатов, и через неделю пани Черниховская скончалась от родильной горячки, оставив мужа вдовцом с крошечным сыном на руках, которого обезумевший от горя граф не желал видеть, считая виновником смерти любимой жены. Все увещевания сестры были напрасны, и похоронив супругу в родовой усыпальнице, граф остался в имении, подле ее могилы, а ребенка взяли Новицкие.
С этих пор мальчик видел отца раз в несколько лет, граф почти не покидал поместья, превратившись в мрачного затворника. Он изредка навещал сестру в Варшаве, и подросшему Вацлаву с трудом верилось, что этот угрюмый неразговорчивый мужчина - его отец. С тетушкой и ее мужем ребенку было гораздо лучше. Не имевшие собственных детей Новицкие всей душой привязались к хорошенькому племяннику и растили как родного. Тетушка баловала его, пан Лев учил ездить верхом, рассказывал интересные истории, отвечал на вопросы, удовлетворяя детское любопытство. Только о матери с ним никто не говорил. Конечно, он знал, что «мама умерла», но когда пытался спрашивать о дедушке и бабушке, о кузенах и кузинах с материнской стороны – пани Агнесса ограничивалась странными отговорками.
Так продолжалось долгое время, а когда Вацлаву исполнилось десять лет, он стал невольным свидетелем разговора пана Новицкого и отца, гостившего у них в то время. Проходя коридором, мальчик услышал голоса, доносившиеся из курительной комнаты, где мужчины сидели за чаркой гданьской старки. Он хотел было пройти мимо, однако его имя, произнесенное Новицким, заставило Вацлава остановиться у приоткрытой двери.
- Почему ты так относишься к Вацлаву, Ян?! – выговаривал шурину пан Лев. – Ведь он твой сын!
- Мне это прекрасно известно, - отозвался отец, - но я не могу по-другому, Лех. Стоит только взглянуть на него, как вижу мертвую Барбару.
- Графиня скончалась по воле Божией! – не отступал Новицкий. – Где здесь вина ребенка?! Он тоже остался сиротой, лишившись матери.
- Ваша с Агнешкой любовь вполне ее заменяет, - отрезал Черниховский.
- Нравится мне этот мальчишка, - тепло сказал Новицкий, - думаю, у тебя будет немало поводов гордиться им.
- Возможно, - равнодушно бросил отец и, помолчав, сказал: - Вацлав спрашивает о Барбаре?
- Ему известно, что она умерла, - ответил Новицкий, - большего, думаю, знать не следует. Твой сын поляк и должен вырасти патриотом Польши. Зачем мальчику говорить о русской матери?
- Наверное, ты прав, - голос отца звучал неуверенно. – В нашей семье никогда не испытывали симпатии к русским.
- За исключением тебя, - не удержался от сарказма пан Лев. – Не стоило привозить эту женщину сюда, тем более – жениться на ней.
- Ты никогда этого не поймешь, - в голосе отца слышалась нескрываемая боль, - Барбара была моей жизнью, без нее я просто существую.
Дальше дослушать не удалось – застучали башмаки прислуги, и Вацлав бросился в свою комнату. Многое из услышанного ему было непонятно. Его мать русская? Отец привез ее? Почему он не должен об этом знать? Это было трудно понять, но занозой в сердце осталась мысль – отец его не любит, и считает виновным в смерти матери.
Черниховский тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Наверное, тогда между ним и отцом возникла эта стена непонимания, которую теперь не разрушить никакими силами. Граф Ян был практически чужим ему, ведь он забрал Вацлава к себе, когда мальчику уже исполнилось двенадцать.
Неожиданно для всех супруги Новицкие погибли, разбившись в перевернувшейся карете, и после их смерти Черниховский был вынужден сам заботиться о сыне. Правда, вся его забота сводилась к требованию соответствовать правилам их аристократического круга – не более того. Граф видел в нем лишь продолжателя рода и никогда не проявлял по отношению к сыну отцовских чувств. К тому же, унаследовав характер родителя, Вацлав рос гордым и упрямым, что не раз приводило к серьезным ссорам между ним и отцом.
Выведенный из себя непослушанием отпрыска, граф не раз кричал:
- W co тy jesteś takim upartym dupkiem?! (В кого ты такой упрямый осел?! – польск.)
На что сын с притворным смирением говорил:
- Tak jak ty, Ojcze. (Такой же как Вы, отец. – польск.)
Вацлав вздохнул. Даже сейчас, будучи взрослым, он чувствовал себя неуютно в родном доме, а тогда и подавно. Эта бесконечная борьба и противостояние утомляли, лишая покоя, поэтому в семнадцать лет Черниховский решил подать прошение о поступлении на службу в императорскую гвардию.
Узнав об этом, отец обрушил на сына град упреков, обвиняя в предательстве интересов Польши, на что рассердившийся наследник сказал:
- Jak możesz tak mówić, skoro sam ożeniłeś się z rosyjską panią? (Как ты можешь так говорить, если сам женился на русской пани? – польск.)
Ошарашенный этой дерзостью, Ян какое-то время стоял молча, потом тихо произнес:
- Kochałem ją. (Я любил ее. – польск.)
В этот момент граф казался настолько несчастным, что сыну стало жалко его. Он вдруг увидел – отец выглядит стариком, а ведь лет ему не так уж и много, живет одиноким, не создав больше семьи, хотя такая возможность у него наверняка была. И раскаявшись в своих необдуманных словах, Вацлав сказал:
- Przepraszam, tato ( Прости, папа. – польск.), - первый раз за всю жизнь так обратившись к нему.
Ян ничего не ответил, развернулся и ушел в кабинет, но упреков больше Вацлав не слышал. Мало того, для проживания в Петербурге отец выделил ему щедрое содержание, чтобы он мог вести жизнь, достойную представителя знатной фамилии.
После отъезда в Петербург Черниховский появлялся в Польше редко, стараясь избегать конфликтов с отцом. Тяготы военной службы для него были легче, нежели постоянное выяснение отношений. Молодому человеку было достаточно писем, в которых родитель выговаривал ему за беспутное поведение и славу соблазнителя. В последнее время здоровье графа Яна пошатнулось, и он все чаще заговаривал с сыном о продолжении рода, настаивая, чтобы Вацлав, наконец, обзавелся семьей. Среди девиц на выданье он особенно отличал Беату, дочь старинного приятеля своего – графа Гутен-Чапского. По мнению Яна, эта панна как нельзя лучше подходила на роль графини Черниховской, будучи миловидной, отлично воспитанной и являясь единственной наследницей весьма солидного состояния своего отца. Родители были не против столь выгодного для обеих семей брака, да и Беате красавец Вацлав пришелся по душе.
Черниховский, поднявшись, зашагал по комнате. Отец будет в ярости, узнав о том, что он самовольно женился, к тому же на вдове-бесприданнице. Будь Анна девицей из знатной семьи, с хорошим приданым и связями, старый граф, возможно, и принял бы ее благосклонно, хотя всегда говорил сыну – жениться надо обязательно на полячке. Но Вацлав не думал отступать, пусть борьба с отцом предстоит нешуточная, только другой пани Черниховской не будет. И если граф Ян желает появления внуков, то ему придется согласиться с выбором сына. Конечно, лучше всего было бы привезти в Польшу супругу уже беременной, это поможет смягчить отца, но подобное вряд ли случится. Ему предстоит сначала завоевать доверие Анны, надо чтобы она привыкла к новой жизни и присутствию мужа рядом. Поэтому пока они будут на Кавказе, так или иначе придется выполнять условия сделки.
Осенью он добьется отпуска и увезет ее, только не в Петербург, а в Польшу, там Анна начнет новую жизнь, став ему настоящей женой. Ведь в чужом краю Вацлав будет для супруги единственной опорой и защитником. Время все сгладит, и оценив всю выгоду нового положения, женщина смирится, возможно, даже полюбит его. Ведь смирилась же матушка, если стала графиней Черниховской. Смерть не позволила ей ответить на чувства отца, но останься она в живых, наверняка б была счастлива с Яном, и Вацлав рос бы не в одиночестве, а окруженный кучей братьев и сестер. Значит, нечего мучится угрызениями совести, и лучше поторопиться с венчанием, пока в крепость не вернулся Корф – он может стать серьезным препятствием в осуществлении задуманного.
Поделиться162022-01-18 20:14:30
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 15
Едва за графом закрылась дверь, Анна вновь опустилась на стул, события этого вечера измотали ее, совершенно лишив сил. Ей очень хотелось, чтобы все произошедшее оказалось дурным сном, но это было правдой, и данное Черниховскому обещание висело над ней дамокловым мечом.
Отказавшись от ужина, Анна прошла в свою комнату, надо было отдохнуть после напряженного дня, но несмотря на усталость, заснуть не могла. Ворочаясь в постели, княгиня раз за разом вспоминала разговор с Его Сиятельством, пытаясь понять, какое решение будет для нее самым верным. Женщина осознавала: произойди сегодняшний инцидент на глазах у барона – дуэль была бы неизбежна, и наказание за нее тоже. Наверное, ее присутствие здесь осложняет Корфу жизнь, и ему правда станет легче, если Анна будет находиться под защитой мужа. Зная характер Черниховского, вряд ли кто-то решится оскорбить его супругу, и она будет в полной безопасности.
И хотя ей не верилось в бескорыстную помощь Вацлава, но по здравому рассуждению никакого подвоха в его предложении не было. Графу было просто незачем обманывать ее: приданого ни гроша, а что до нее самой, то зачем пресыщенному сердцееду измученная неудавшейся жизнью вдова, если его внимания добиваются самые выгодные невесты и роскошные светские дамы? Выходит – граф действительно пытается отплатить добром за добро, предлагая защиту и покровительство. Одолеваемая сомнениями женщина уснула почти под утро, так и не решив, как ей поступить.
На другой день у Анны все валилось из рук, и Василий Назарович, обеспокоенный ее состоянием, поинтересовался самочувствием помощницы. Не желая огорчать доктора, княгиня не стала рассказывать о случившимся с ней накануне, заверив Неверова, что с ней все в порядке.
- Заработались Вы, голубушка, ох заработались, - покачал головой врач. – Вам бы отдохнуть.
- Именно здесь я отдыхаю, - отозвалась Анна, - другого отдыха мне не нужно.
Василий Назарович еще раз покачал головой, и больше ничего не говорил.
После этого разговора Анна все внимание сосредоточила на делах в лазарете, но мысленно не раз возвращалась к разговору с Черниховским. Надо было принимать решение, которое могло изменить всю ее жизнь. Граф дал ей время на раздумье, только долго он ждать не намерен, и вскоре потребует окончательного ответа. Анна никак не могла определиться, чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, а время неумолимо бежало вперед, приближая разговор с Вацлавом. И когда два дня спустя Черниховский подошел к ней, женщина все еще не знала, что ответить Его Сиятельству.
- Согласны ли Вы принять мое предложение, сударыня? - сразу после приветствия спросил Вацлав.
Немного поколебавшись, Анна набрала полную грудь воздуха, как перед прыжком в ледяную воду, и сказала:
- Я принимаю Ваше предложение, только если Вы обещаете соблюдать условия нашего договора.
- Обещаю, - граф прикрыл глаза, скрывая светившееся во взгляде торжество.
Но княгиня не заметила этого, поглощенная своими переживаниями. Все внутри нее буквально кричало о том, что она совершила ошибку, дав согласие на брак, однако поменять уже ничего было невозможно. Анна стояла, бездумно глядя в одну точку, и не сразу поняла – Черниховский о чем-то говорит, обращаясь к ней. Лишь произнесенное графом:
- Madame, Вы слышите меня? – заставило женщину очнуться, и Анна виновато улыбнувшись, спросила:
- Вы что-то сказали, Ваше Сиятельство? Простите, я на минутку задумалась.
- Я говорю о нашем венчании, - повторил Вацлав. – Мне придется обратиться к господину Мансыреву с рапортом о разрешении на брак, и сразу после его получения мы немедля обвенчаемся.
- Как Вам будет угодно, - Анна чувствовала себя мухой, попавшей в липкую паутину, из которой не было возможности выбраться.
- Не стоит так переживать, - граф ободряюще улыбнулся нареченной. – Как только разрешение будет получено, я сообщу Вам об этом.
С этими словами Черниховский поцеловал протянутую руку и ушел, а княгиня продолжала стоять, глядя ему вслед. Анна не могла представить себя рядом с этим мужчиной, он оставался для нее чужим человеком, случайно появившимся в ее жизни. Их почти ничего не связывало и вряд ли свяжет в будущем.
- Что с Вами, барыня?! – забеспокоилась Дуняша, увидев вернувшуюся из лазарета хозяйку. – Неужли немочь какая приключилась?!
- Здорова я, - вздохнула Анна, - устала только и… замуж скоро выйду.
Услышав последнюю фразу, горничная застыла с открытым ртом, а после робко поинтересовалась:
- За кого, Ваше Сиятельство? Владимир Иванович вернулись?
- Не вернулся барон, – грустно улыбнулась женщина. – Мне граф Черниховский предложение сделал.
- Это тот барин, который третьего дни с Вами приходил, - догадалась девушка.
- Он самый, - утвердительно кивнула Анна.
- Ох, барыня, - сокрушенно покачала головой горничная. – Как же так, ни с того ни с сего – под венец. Вам бы Владимира Ивановича подождать и с ним посоветоваться.
- Боюсь тогда все станет еще сложнее, - Анна устало закрыла глаза.
- Чего - сложнее-то?! – не унималась Дуняша. – Барон, чай, не посторонний человек. Лучше бы Вам за него выйти. А этот граф, хоть и красавец каких поискать, все одно чужой да холодный. Как с таким жить?
- Как-нибудь, - махнула рукой женщина, про себя добавив: «слава Богу, недолго». – И Владимиру будет меньше проблем, если я выйду замуж.
Дуняша больше ничего не говорила, но по ее лицу было видно – решение хозяйки она не одобряет.
У самой Анны тоже было неспокойно на сердце. Вроде бы поступила верно, только смутная тревога не отпускала, заставляя сомневаться в правильности принятого решения.
В это же время, словно чувствуя переживания Анны, Владимир тоже не находил себе места, одолеваемый беспокойством за любимую. Барону казалось, он упускает драгоценное время, еще чуть-чуть - и случится непоправимое, изменить которое будет уже невозможно. В конце концов, измученный дурными предчувствиями, Корф решил оставить конвой и отправиться в N-скую в одиночку, что строжайше запрещалось правилами. Пусть до крепости оставалось всего около тридцати верст, одинокий офицер мог легко подвергнуться нападению горцев. Но Владимир не думал об этом, погоняя своего гнедого, и только увидев знакомые стены вздохнул с облегчением. Жалея уставшего скакуна, он перешел с галопа на легкую рысь, и вскоре копыта коня застучали по центральной улочке крепости. Теперь торопиться было уже некуда, Анна наверняка в лазарете, поэтому Владимир решил отложить разговор с ней до вечера. Сейчас, пожалуй, не стоило во избежание неприятностей показываться на глаза начальству, и лучше всего было отправиться к себе на квартиру, надо чтобы Фома позаботился о жеребце. Да и самому не мешало бы привести себя в порядок.
Обдумывая предстоящий разговор с Анной, Корф пустил коня шагом, но заметив возле лавочки Дуняшу, натянул поводья. Он хотел было расспросить девушку об Анне, только она оказалась не одна, а в компании Ежи – хлыщеватого денщика графа Черниховского.
- Чего ругаешься? – вполне дружелюбно спрашивал он у горничной.
- Отцепись! – сердилась Дуняша. – Тебя мне еще не хватало!
- Вот оженится пан граф на твоей госпоже, а ты за меня пойдешь, - продолжал подкатывать к девушке служивый. – Станешь польска пани. У меня хутор имеется, хозяйку надо, такую как ты, ладну да работящу.
- Ишь ты - «польска пани», - передразнила ухажера горничная. – Охальники вы, вместе с графом твоим!
- Зря ты так говоришь. Пан Вацлав хороший человек, не обидит твою пани, и тебе со мной будет dobrze (хорошо - польск). Так что – подумай.
Подмигнув девушке на прощанье, денщик развернулся и весело насвистывая отправился по своим делам.
Едва он исчез из вида, барон окликнул Дуняшу. Увидев Владимира, девушка засветилась радостью и бросилась к нему.
- Барин, Вы вернулись! Слава Богу!
- Вернулся, Дуняша, иль глазам своим не веришь? – пошутил Корф. – Ты мне лучше скажи, о какой женитьбе вы сейчас говорили?
- Так это, - горничная опустила глаза, – его граф к барыне посватался.
- К… Анне?! – у Владимира перехватило дыхание от этой новости. – И что она ему ответила?!
- Согласилась, - Дуняша беспомощно развела руками.
- Согласилась, значит! – от рыка Корфа девушка попятилась, глядя со страхом на его потемневшее лицо. – Где твоя хозяйка?!
- В лазарете, где ж ей быть, - пролепетала Дуняша. – Барин, Вы шибко не серчайте на барыню-то! Чует мое сердце – не с добра она за Его Сиятельство выходит, только ничего не говорит; «так надо» - и все.
- Ты вот что, - Корф на минутку задумался, - не рассказывай Анне о моем возвращении. Вечером я сам зайду поговорить с ней.
Горничная согласно закивала и, подхватив корзинку с продуктами, направилась в сторону лазарета, а Владимир к себе на квартиру. Обжигающие сердце ревность и негодование постепенно уступали место здравому смыслу, заставляя смотреть на ситуацию по-другому. Слова Дуняши о том, что Анна «не с добра» выходит замуж, как-то не вязались с влюбленностью. Поэтому, поразмыслив, Корф решил спокойно поговорить с любимой. Обвинения могут вновь рассорить их, значит, надо без эмоций во всем разобраться, понять, почему Анна согласилась принять предложение Черниховского, и потом действовать по обстоятельствам.
Вернувшись вечером из лазарета, Анна вошла в гостиную, и замерла, увидев сидевшего за столом барона.
- Добрый вечер, Владимир Иванович, - произнесла Анна, оправившись от удивления. – Вы уже вернулись?
- Добрый вечер, - Корф поднялся. – Да, вернулся. Присаживайтесь, сударыня, нам предстоит серьезный разговор.
- О чем Вы хотели поговорить со мной? – женщина опустилась на стул, несколько испуганно глядя на гостя.
- О Вашем замужестве, например, и многом другом, - барон не мигая смотрел на Анну. – Думаю, у меня есть право знать, почему Вы решились на брак с графом Черниховским. Кажется, до своего отъезда я не замечал у Вас пылких чувств к этому господину. Или Вы так удачно разыгрывали равнодушие?
- Вы не можете обвинять меня в притворстве! – вспыхнула женщина. – Вам ничего неизвестно о моей жизни в последнее время.
- Так расскажите мне, - Корф вновь опустился на стул. – Если я, конечно, заслуживаю Вашего доверия.
И Анна заговорила. Все, что копилось в душе несколько дней, не давая покоя, вылилось горячим потоком. Княгиня рассказывала не умолкая: о столкновении с пьяным негодяем, заступничестве Черниховского, и наконец, о предложенной графом сделке.
Владимир слушал эту исповедь не прерывая, а когда Анна умолкла, со вздохом сказал:
- Мне остается только поражаться Вашей наивности, сударыня. Неудивительно, что граф решил этим воспользоваться.
- О чем Вы?! – удивленно спросила женщина.
- О том, как легко Вы поверили обещанию Черниховского развестись с Вами. Поймите – процедура развода в Российской Империи очень долгая и почти невозможная. Развенчание допускается всего лишь в двух случаях: когда один из супругов будет уличен в неверности или при неспособности мужа исполнять супружеские обязанности. В последнее никто не поверит – на счету графа романов больше, чем пальцев на руках, а что касаемо неверности…
- Мне все равно, - перебила Корфа Анна, - если граф посчитает нужным обвинить меня в этом для получения развода…
- И прослыть рогоносцем, - насмешливо сказал Владимир. – Поверьте, Его Сиятельство не из тех мужчин, которые смиренно терпят подобное.
- Но ничего не помешает графу изменить жене, - голос Анны звучал менее уверенно. - Надеюсь, в этом никто не станет сомневаться?
- Не станет, - подтвердил барон. - Только в этом случае он теряет право повторного вступления в брак. А теперь, когда Вам все известно, сделайте выводы. Хотя они и так очевидны: либо фальшивое венчание…
- Граф утверждал, что венчание будет настоящим и состоится в крепостной церкви, - потрясенно прошептала Анна.
- Значит, Вы окажетесь связанной с ним навсегда, ведь жена принадлежит мужу, - резюмировал Владимир. – Скорее всего, он постарается увезти Вас в Польшу при первом удобном случае, чтобы у супруги не было соблазна добиваться развода.
- Я совсем запуталась, - Анна сжала голову руками. – Зачем графу нужен этот союз, ведь от него никакой выгоды: ни денег, ни знатного родства, я уже не говорю о своем происхождении, о котором Его Сиятельству еще ничего неизвестно.
- Зато Черниховский получит Вас, - может быть, Анне показалось, но в голосе барона появились нотки ревности.
- Неужели ему интересна вдова, к тому же не первой молодости? - развела руками женщина. – Этого не может быть.
После этих слов Владимир встал и принялся расхаживать по комнате, не глядя на собеседницу.
- Почему Вы решили, что не можете привлечь внимания мужчин?! – спросил он резче обычного. – Вы в своем горе полностью отгородились от мира, не желая ничего замечать, а Вас окружают живые люди, которые могут испытывать к Вам определенные чувства, и предложение графа тому подтверждение. Вам пора выбраться из той скорлупы, куда Вы сами себя загнали.
- Но я… - попыталась возразить женщина, однако барон перебил ее:
- Конечно, это Ваше дело, - Корф по-прежнему не смотрел на Анну. – Вы – взрослая свободная женщина, и если венчание с Черниховским Вас устраивает, я не вправе его запретить, только сначала мне бы хотелось поговорить с графом и выяснить его истинные намерения.
- У меня никогда не было желания связать свою жизнь с Его Сиятельством, - твердо сказала Анна. – Я соглашалась на предложенную графом сделку с целью защитить себя, и только. Если же у господина Черниховского другие планы – я вынуждена отказаться от его предложения.
- Я могу передать графу Ваши слова? – Владимир остановился возле женщины, глядя на нее сверху вниз.
- Можете, - кивнула головой Анна. - Если все так, как Вы сказали – другого ответа у меня не будет. Я не люблю графа и не собираюсь мучить ни его, ни себя в этом браке.
- Хорошо, - Владимир склонился к протянутой руке. – Я побеседую с Черниховским, выясню все обстоятельства и передам ему Ваше решение.
- Если у него не было намерения разводиться, то мне остается только благодарить Вас за то, что удержали меня от опрометчивого шага, - Анна поднялась со стула.
- Сейчас уже поздно, - Корф потянулся за фуражкой, - но завтра я составлю с графом разговор.
Пожелав женщине спокойной ночи, барон вышел из флигеля, и впервые за эти дни Анна спокойно вздохнула: похоже, столь пугающего ее замужества удастся избежать.
На следующий день, не откладывая дела в долгий ящик, Владимир отправился к Черниховскому, который, еще не зная о его возвращении, писал рапорт с просьбой о разрешении на брак. Выведенные уверенной рукой строчки ровно ложились на бумагу, когда за спиной раздался голос, заставивший графа скрипнуть зубами.
- Ваше Сиятельство, Вацлав Янович, никак пишете чего? Уж ни рапорт ли господину Мансыреву?
Поделиться172022-01-26 00:49:30
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 16
Аккуратно поставив перо в чернильницу, Черниховский обернулся и увидел Корфа, стоявшего в дверном проеме.
- И Вам доброго дня, барон, - Вацлав говорил нарочито спокойно, стараясь ничем не выдать охватившей его злости. – Какой случай привел Вас сюда?
- Очень важное дело, - губы Владимира искривила усмешка. – Так что Вы все-таки пишете? Рапорт?
- Это Вас не касается! – настойчивые расспросы злили графа все больше.
- Меня – нет, но моей подопечной он касается напрямую. Не так ли?
- Ваша подопечная, как Вы изволили выразится, взрослая самостоятельная дама, и сама вправе решать свою судьбу.
- Конечно, вправе, - согласился барон, - только пользоваться испугом и наивностью женщины, дабы обмануть ее, низость.
- Я бы попросил Вас выбирать выражения, милостивый государь! – граф с трудом сдерживался. - За такие слова можно и к барьеру.
- Выбирать выражения? – Владимир, казалось, не замечал раздражения собеседника. – А как еще прикажете называть Ваше обещание Анне развестись с ней? Я не настолько наивен, чтобы поверить, будто Вы хотите выставить себя перед обществом рогоносцем, а то и похлеще – евнухом.
Произнеся эти слова, Корф заметил, какой бешеной яростью полыхнули глаза поляка, но останавливаться даже не думал.
- Получается, - продолжал он, - Вы либо собираетесь устроить фальшивую женитьбу…
- При всем моем цинизме, - перебил Корфа Вацлав, - человек я верующий, и насмешку над церковным таинством никогда себе не позволю.
- Тогда ложью является Ваше обещание развестись после возвращения с Кавказа, – не отступал барон.
- Чем же плохо быть графиней Черниховской?! – граф тоже не собирался сдаваться. – Madame Платонова всего лишь слабая женщина, которая нуждается в надежной защите, и будет в полной безопасности, выйдя замуж. Не вздумайте мешать мне, Корф, иначе Вам придется сильно пожалеть!
- Это вызов? – Владимир, заложив руки за спину, слегка качнулся на носках. – Постараетесь избавиться от меня на дуэли? Только смерть ничего не изменит. Я позабочусь о том, чтобы в случае моей гибели Олсуфьев с Неверовым отправили Анну отсюда в поместье, где она будет недосягаема для Вас.
- Здесь идет война, - глаза Черниховского сузились, делая его еще больше похожим на хищника. – Кто будет разбираться, какой пулей был убит поручик Корф? Горцы тут частые гости.
- И тогда Вы тоже ничего не добьетесь, - улыбнулся Корф. – Анне уже обо всем известно, и она не желает быть Вашей супругой. А если раскроется убийство – Ваше Сиятельство рискует закончить свои дни на каторге, где-нибудь в Нерчинских рудниках. Если угодно сделать вызов – я к Вашим услугам, но проиграли Вы по всем статьям.
И пустив эту парфянскую стрелу, Владимир удалился, закрыв за собой дверь.
После ухода барона Вацлав какое-то время метался по комнате в бессильной злобе, потом остановился, осененный внезапной мыслью. Ошибся Корф, очень ошибся, полагая, будто он проиграл, в его рукаве есть еще один козырь, и весьма крупный. Если быть убедительным, то, возможно, венчание состоится. Надо выбрать момент и поговорить с Анной с глазу на глаз. Только бы она поверила в его чувства.
Тем временем, пока Черниховский обдумывал план реванша, Корф направлялся в лазарет, тоже намереваясь побеседовать с женщиной. Нужно было предупредить ее и попросить вести себя осторожнее. Судя по словам графа, сдаваться он не собирался, поэтому от него можно было ожидать чего угодно.
В своих подозрения барон убедился, когда нос к носу столкнулся с соперником возле лазарета. Догадываясь, с какой целью он явился сюда, Владимир прибавил шагу и заступил дорогу Его Сиятельству, не позволяя пройти дальше.
- Как это понимать?! – Вацлав не скрывал злости.
- Анна просила Вас оставить ее в покое, – напомнил Владимир.
- Это сказали Вы, - Черниховский вновь попытался пройти вперед. – Мне неизвестно, что об этом думает сама госпожа Платонова, поэтому я намерен лично поговорить с ней. И не пытайтесь остановить меня! – добавил он. - У Вас нет на это никакого права, родственником madame Вы не являетесь.
- Мы не родственники, - согласился Корф, - но поскольку Анна мне не чужая, я несу за нее ответственность и не позволю Вам воспользоваться ее доверчивостью
- Посторонитесь! – Черниховский повысил голос, явно теряя остатки терпения.
- Нет! С Анной Вы больше говорить не будете! – барон тоже начинал закипать.
Выяснение отношений грозило перейти в серьезную ссору, которая запросто могла закончиться дуэлью. Никто из мужчин не собирался сдаваться, готовый до последнего защищать свое право на счастье.
Положение спасла вышедшая на шум Анна. Видимо, она услышала их спор и решила предотвратить скандал. Окинув взглядом соперников, дама спустилась с крыльца и, подойдя к ним, спросила:
- В чем дело, господа?
- Его Сиятельство желает поговорить с Вами. Видимо мои слова для него недостаточно убедительны! – Владимир распалялся все больше.
- Мне необходимо все объяснить, - Черниховский умоляюще смотрел на Анну.
- Хорошо, - согласилась женщина. – Я готова выслушать Вас, потому что желаю покончить с этой историей раз и навсегда.
- Только наедине, - граф выразительно глянул в сторону Корфа.
- Вы думаете, я это позволю?! – Казалось, еще немного - и барон швырнет перчатку в лицо Черниховскому.
- Владимир Иванович, сейчас речь идет о моей жизни, позвольте мне самой разобраться во всем, - тихо, но решительно произнесла Анна. И повернувшись к Вацлаву сказала: - О чем Ваше Сиятельство хотели говорить со мной?
- Давайте немного отойдем, - Черниховский указал на дерево, которое росло неподалеку от лазарета.
Женщина утвердительно кивнула и двинулась вслед за графом, оставив Корфа в одиночестве. Впрочем, Владимир видел каждый жест собеседников и даже выражение их лиц, хотя самого разговора не было слышно.
- Что Вы хотели сказать? – спросила Анна Черниховского, едва они остановились
- Почему Вы отказались от венчания? – тоже спросил граф. – Каких ужасов обо мне наговорил Корф?
- Всего лишь правду, - ответила женщина.
- И в чем она заключается? – продолжал допытываться Вацлав.
- В том, что Ваше предложение либо фарс, либо мы окажемся связанными друг с другом до конца дней.
- Каким бы чудовищем ни выставляла меня молва, я никогда не позволю себе такой ереси, как фальшивое венчание! – не сдержал эмоций Черниховский.
- Значит… Вы же обещали добиться развода по возвращении с Кавказа, - напомнила княгиня.
- Неужели это так ужасно – быть моей женой?! Брак со мной дает Вам все, о чем может мечтать женщина: титул, деньги, положение в обществе, - прищурился граф.
- И Вы считаете – этого достаточно для счастья? – в голосе Анны послышалась легкая насмешка.
- Не судите слишком строго, прошу! – Черниховский заговорил со страстью, то и дело сбиваясь от волнения. – Я понимаю – ложь не красит меня, только ничего дурного у меня и в мыслях не было. Я люблю Вас! Люблю всем сердцем и постараюсь сделать счастливой! Мне пришлось пойти на обман, ведь Вы признались, что не испытываете ко мне никаких чувств.
- А Вы надеетесь, что став Вашей женой против своей воли, я растаю от любви? – вскинула брови женщина.
- Думаю, Вам хорошо известна жизнь светского общества? – неожиданно спросил Вацлав. – Скажите, много ли Вы там видели браков по взаимности? Девиц отдают замуж ради титула, денег, выгодного родства, ничуть не считаясь с их чувствами, ни о чем не спрашивая. Жизнь этих несчастных проходит рядом с немощными отвратительными стариками, коим больше нужны няньки, а не супруги. Неужели я хуже этих облезлых сластолюбцев? Почему Вы решили, что не сможете полюбить меня? Я молод, богат, знатен, и я люблю Вас! Рано или поздно Вам все равно придется выйти замуж, женщина не может жить без защиты мужчины, так почему бы не стать пани Черниховской?
- Пока жизнь без мужской опеки мне вполне удается, - возразила Анна.
- Вы так в этом уверены? – Вацлав решил пустить в ход свой последний козырь. - Вас опекает Корф, а что будет, если он женится? Вряд ли баронесса обрадуется присутствию в доме посторонней женщины. И тогда единственным выходом для Вас станет монастырь. По-вашему брак с любящим, готовым на все ради Вас человеком хуже монастырской жизни?
- Все это время я слышу только о Ваших чувствах, - печально сказала Анна. – О моих не было сказано ни слова. Видимо, Ваша любовь простирается не далее желаний Вашего Сиятельства.
- Но… - попытался возразить Черниховский, однако княгиня жестом остановила его:
- Я внимательно слушала Вас, теперь будьте добры выслушать меня, - твердо произнесла женщина. – Думаю, не стоит напоминать, насколько низко пользоваться человеческой наивностью для достижения своих целей. И сейчас я не стану говорить об этом. Известно ли Вам, что такое неволя? Вы когда-нибудь пробовали жить по указке, выполняя только дозволенное и ничего больше? Не имея права на чувства и желания? Мне такая жизнь знакома не понаслышке. Брак с Вами станет такой же неволей. Вы надеетесь получить от меня то, чего я Вам никогда не смогу дать – любовь. О какой семье можно говорить, если супруге придется всего лишь терпеть Вас, и никакая роскошная жизнь этого не изменит?! Вы хотите моего счастья? А буду ли я счастлива: в чужой стране, среди чужих людей, рядом с нелюбимым мужем? Почему Вы ни разу об этом не подумали, пытаясь обманом жениться на мне? Вы пугаете меня монастырем или участью приживалки. Пусть так, только это будет мой выбор – выбор, сделанный мною, но не за меня. Больше мне нечего сказать Вашему Сиятельству, и если Вам не чужды благородство и здравый смысл – Вы оставите меня в покое.
По мере того, как Анна говорила, Черниховский бледнел все больше, а едва она замолчала, пробормотал:
- Je vous demande pardon, madame. (Прошу прощения, сударыня. – фр), - и зашагал прочь.
Проводив взглядом удалявшуюся фигуру графа, Анна направилась к ожидавшему ее Корфу, который не мог найти себе места нетерпеливо расхаживая перед лазаретом. Подойдя к барону, женщина улыбнулась и произнесла:
- Не беспокойтесь, Владимир Иванович, думаю, Его Сиятельство больше не подойдет ко мне.
Но Анна могла бы этого не говорить, внимательно наблюдая за ее беседой с Черниховским, Владимир видел, как менялось выражения лица графа, становясь все мрачнее после каждого слова, сказанного княгиней. Судя по всему, ей удалось заставить настойчивого поклонника отказаться от его планов о женитьбе.
Последующие дни подтвердили его догадки, Вацлав больше не приближался к Анне, да и к дуэли, видимо, тоже не стремился, лишь при встречах смотрел на барона взглядом, полным ненависти. Однако Владимира это ничуть не беспокоило, все его мысли были только об Анне.
То обстоятельство, что Черниховский решил воспользоваться испугом и беспомощностью женщины, показало барону: ее положение не так безоблачно, как он предполагал, и над этим придется серьезно подумать. Конечно, лучше всего было бы отправить ее обратно в поместье, только опрометчиво данное слово держало хуже кандалов. Поэтому приходилось изыскивать другие пути для защиты любимой. И тут нельзя было не согласиться с утверждением графа – замужество было для Анны самым лучшим вариантом. Но напуганная выходкой Вацлава, Анна могла не понять намерений Корфа и отказаться от его предложения. Владимир понимал, насколько трудно будет объяснить княгине, что его стремление оберегать ее не имеет ничего общего с обманом Черниховского. После всего случившегося Анна просто не верит в человеческое бескорыстие.
Барон довольно долго обдумывал предстоящий разговор, пытаясь найти подходящие доводы, но всякий раз отметал их, считая неубедительными.
После двух недель метаний и сомнений, измученный внутренними противоречиями Корф решил поговорить с Анной как Бог на душу положит, а там будь что будет. Он не стал затягивать с объяснением, и в один из вечеров Дуняша сказала вернувшейся из лазарета хозяйке:
- Барыня, там в гостиной Владимир Иванович Вас дожидаются.
Недоумевая, какой случай мог заставить барона нанести визит, женщина прошла в комнату и увидела Корфа, стоявшего возле окна.
Обернувшись на звук шагов, он улыбнулся какой-то вымученной улыбкой и негромко сказал:
- Добрый вечер, Анна.
- Добрый вечер, Владимир Иванович, - поздоровалась княгиня, - прошу, присаживайтесь. У Вас дело ко мне? – спросила хозяйка дома, после того как они удобно расположились на обитых ситцем стульях.
- Скорее - серьезный разговор, - казалось, барон с трудом подбирал слова. – Выслушайте меня и не принимайте поспешных решений.
- Что-нибудь случилось?! – поведение Владимира не на шутку встревожило Анну.
- Ровным счетом ничего. Просто мне необходимо поговорить о нас.
- О нас?! – недоумение женщины росло.
- Я понимаю Ваше удивление, - Владимир, встав, прошелся по комнате, - но речь действительно пойдет о нас с Вами. Наверное, надо было сказать об этом еще в то момент, когда я покидал лазарет, только признаюсь – решимости не хватало. Ну а после всего произошедшего этот разговор стал просто неизбежен.
- Слушаю Вас, - даже не сказала, а пролепетала Анна, испуганная серьезностью собеседника.
Корф подошел к стулу, на котором сидела Анна, и не отрывая от нее взгляда, сказал:
- Я предлагаю Вам руку и сердце.
- И Вы тоже?! – с губ женщины сорвался нервный смешок. – Поверьте, с меня достаточно предложения графа Черниховского.
- Я просил Вас не решать сгоряча, - барон говорил спокойно, видимо, он ожидал такой реакции с ее стороны. – Конечно, поведение Его Сиятельства нельзя назвать благородным, хотя в одном Черниховский, безусловно, прав. Вам необходима защита, и обеспечить ее может либо муж, либо брат. Знайте – я ничего не потребую от Вас, мне всего лишь хочется, чтобы у Вас была достойная жизнь.
- Что Вы задумали?! – Анна побледнела, ей вдруг в голову пришла мысль о дуэли между Владимиром и Черниховским.
- Ничего! – в голосе Владимира появилось раздражение. – Но все мы под Богом ходим, тем более здесь идет война, и я могу умереть в любой момент. Может сегодня, может через месяц. Как Вы тогда будете жить, без поддержки, средств и крыши над головой? К сожалению, даже если я укажу Вас в завещании, Вы не сможете получить состояние Корфов. Уверен – тетушка не оставит Вас, но вдруг объявятся другие претенденты на наследство. В таком случае даже у моей кровной родственницы могут возникнуть проблемы. Единственная, у кого ничего нельзя оспорить – законная баронесса Корф.
- Вы так говорите, словно мне только и остается – выйти замуж и ожидать Вашей гибели, - с горечью ответила Анна. - Я никогда не стремилась заполучить Ваше состояние.
- Я этого не говорил, - мягко сказал Корф, - просто мне надо быть уверенным, что в случае моей смерти Вы не будете страдать.
- Проживу как-нибудь, - не собиралась сдаваться княгиня.
- Как-нибудь! – глаза Владимира потемнели. - Все-таки Вам очень мало известно о жизни низов общества, где Вы можете оказаться из-за своего упрямства. Неужели фиктивный брак со мной для Вас хуже, чем жизнь падшей женщины или смерть от голода и лишений? Я настолько противен Вам?!
- Дело не в этом! - горячо запротестовала Анна. - Просто мне не хочется быть для Вас обузой. Из-за меня Вы рискуете своей карьерой и положением в обществе. Этот брак превратит Вас в изгоя, свет никогда не простит женитьбы на бывшей крепостной. К тому же Вам надо думать о продолжении рода, а наше венчание свяжет Вас по рукам и ногам. Не Вы ли мне говорили о невозможности развода?
- Я не собираюсь добиваться развода и жениться во второй раз, - перебил ее Владимир. – Мне это совершенно не нужно.
- Но как же? – растерялась женщина. – Вам необходима семья, жена, дети. Ведь Вы последний в своем роду.
Вместо ответа Владимир наклонился к ней и тихо произнес:
- Ты так ничего и не поняла, - с такой тоской в голосе, что у Анны заныло сердце. А потом, резко выпрямившись, направился к двери, уже от порога бросив: - Я буду ждать Вашего решения, сударыня.
После ухода Корфа Анна какое-то время сидела в оцепенении, а потом, уронив голову на стол, расплакалась. Слезы текли ручьями, глаза щипало, она задыхалась от рыданий, но вместе с тем чувствовала странное облегчение, словно со слезами уходили все беды и несчастья. Она не знала, сколько просидела так и сколько бы еще пришлось сидеть, однако за спиной послышался шорох, а к плечу прикоснулась теплая рука. Подняв голову, женщина смахнула застилавшие глаза слезы и увидела Дуняшу, стоявшую рядом с ней.
- Ты все слышала? – спросила Анна, вытирая с лица соленую влагу.
- Трудно не услышать, - призналась девушка. – Кухня вот она – за перегородкой.
- Что же мне делать, Дуняша? – печально спросила Анна.
- Вестимо что, - без колебаний ответила горничная, - венчаться с Владимиром Ивановичем. Любит он Вас, барыня. Это я еще в Петербурге поняла, когда мы в его дом переехали.
- Знаю, - вздохнула хозяйка, - это меня и пугает, не смогу я дать ему того, чего он ждет. Смерть Миши словно выжгла меня, ничего нет – пустота одна. Зачем барону такая жена? Ведь я поэтому Черниховскому согласие дала, он же говорил, будто ему моя любовь без надобности. Вот и решилась выйти за него. А Владимиру я счастья желаю, хочу, чтоб семья у него была: супруга любящая, дети и внуки. Не нужно барону такое засохшее дерево, как я. Для чего он будет губить свою жизнь этой женитьбой?
- От сухого дерева – жаркий огонь, - лукаво улыбнулась Дуняша. - Неужто не видите – никто кроме Вас барину не надобен. И князю усопшему опять же лучше, если Вы убиваться перестанете. Мертвым, им покой ох как требуется.
- Ладно, ступай, - махнула рукой Анна, зная - Дуняшу невозможно переспорить. Да и спорить не было ни сил, ни желания. Многое она говорила верно, но не все.
Не зная правил высшего света, горничная не представляла, чем может обернуться для Корфа женитьба на бывшей крепостной, хоть и вдове князя Репнина. Благодарная его семье за воспитание и заботу, Анна не хотела для Владимира такой жизни, по ее мнению, он заслуживал большего. Но те слова, которые он в запале кричал ее покойному мужу, свидетельствовали о том, что счастье для барона возможно только с одной женщиной, и эта женщина – она.
Странно, но у княгини не было той боязни, с какой она думала о предложении Черниховского. Тогда был страх за свою жизнь, теперь же Анна переживала за Владимира, беспокоясь о том, чтобы не навредить ему. И когда неделю спустя барон снова появился во флигеле, Анна точно знала, каким будет ее ответ.
Поделиться182022-02-03 13:30:51
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 17
- Вы приняли решение, сударыня? – поприветствовав хозяйку, спросил Корф.
- Да, - ответила Анна, - но о своем решении я поведаю только тогда, когда получу от Вас ответ на один вопрос.
- Спрашивайте, - Владимир выглядел абсолютно спокойным, только сомкнутые в замок пальцы рук выдавали волнение барона.
- В прошлый наш разговор, - начала Анна, - я сказала, что мне не хочется быть для Вас обузой. Сейчас говорю о том же. Вы прекрасно знаете, с чем Вам придется столкнуться после нашего венчания. Скажите, не получится ли так, что после женитьбы Вы поймете – наш брак ошибка или встретите более подходящую женщину?
- Я уже сказал – мне никто не нужен, - без малейшего колебания произнес Корф. – Никакой ошибки, женившись на Вас, я не совершаю. И перестаньте называть себя обузой. Забудьте мои глупые слова, сказанные когда-то под влиянием детских обид и ревности к отцу. Я понимаю, что забыть подобное нелегко, но тем не менее надеюсь на Ваше прощение.
- Я давно уже простила Ваши прегрешения, вольные или невольные, - ответила женщина.
- Значит, Вы согласны стать моей женой? – барон, затаив дыхание, смотрел на Анну.
- Я принимаю Ваше предложение, - голос княгини был спокоен, а глаза смотрели на Владимира ясно, без тени сомнения. Судя по всему, она была полностью уверена в правильности сделанного выбора.
Сдерживая охватившую его радость, Корф склонился к руке избранницы и сказал:
- Вы никогда об этом не пожалеете, обещаю.
- Я верю Вашему обещанию, - ответила Анна. – Лишь бы Вам не пришлось пожалеть о своем выборе.
- Не придется, - покачал головой Владимир. – Завтра я подам рапорт господину Мансыреву. И поскольку причин для отказа нет, разрешение на брак он даст сразу. Кстати, кого бы Вы хотели видеть свидетелями на венчании?
- Об этом я еще не думала, - растерялась княгиня, - наверное, Василия Назаровича. Кроме Вас это самый близкий мне здесь человек.
- Отлично, - Корф согласно кивнул. – Со своей стороны хочу предложить в шаферы Олсуфьева, надеюсь, Поль не откажет мне в этом.
- Конечно нет, - улыбнулась Анна, чувствуя, как уходит напряжение последних дней. Все, что тревожило, мучило неопределенностью, ушло прочь, словно разговор с бароном поставил последнюю точку в этой истории.
- Мне, пожалуй, пора, - барон почтительно поцеловал руку женщины. – Доброй ночи, Анна.
- Доброй ночи, Владимир Иванович, - эхом отозвалась собеседница.
Проводив Корфа, Анна толкнула дверь, ведущую на кухню. Хотелось поделиться новостью с Дуняшей, но по блестящим глазам и довольной улыбке она поняла – горничная опять слышала разговор.
- Чего это ты такая веселая? – с напускной строгостью спросила девушку княгиня.
- Ох, барыня, - рассмеялась та, - за Вас радуюсь. Жизнь-то налаживается, слава Богу!
- Надеюсь, - вздохнула женщина.
- Все будет хорошо, - убежденно ответила Дуняша. – Вот увидите.
- Славная ты, - сказала Анна и, повернувшись, ушла в свою комнату. Ей вдруг стало легко и свободно, так как уже давно не было.
Настроение не изменилось ни утром, после пробуждения, ни в полдень, когда Владимир, отыскав ее в лазарете, показал подписанное Масыревым разрешение на брак.
- Господин Мансырев дал согласие? Так быстро? – удивилась она.
- Почему бы нет, - пожал плечами Владимир и едва не рассмеялся, вспомнив выражение лица штабс-капитана, когда он прочел его просьбу о разрешении на брак с княгиней Анной Репниной.
- Позвольте, поручик, - заговорил он, оправившись от удивления, - эта дама утверждала, будто она является воспитанницей Вашего батюшки.
- Так и есть, - подтвердил Корф. – Анна выросла в нашей семье, а впоследствии вышла замуж за князя Михаила Репнина. Однако теперь она уже почти три года как вдова, поэтому никаких препятствий к браку нет. Не так ли?
- Безусловно, - поспешил заверить Корфа комендант. – Оно даже к лучшему, и дама будет при муже, и женатому человеку все спокойнее живется.
С этими словами Мансырев взял лист чистой бумаги и принялся писать разрешение на брак.
Владимиру осталось только обговорить с Анной срок венчания, для чего он и пришел в лазарет. Корф не собирался назначать день свадьбы без ее согласия, и едва женщина закончила чтение, спросил:
- Когда Вы хотели бы венчаться?
- Право, даже не знаю, - задумалась Анна. – А на какой срок желаете назначить церемонию Вы?
- Раньше, чем через три дня после помолвки венчать все равно не положено, - сказал барон. – Так что если Вам не требуется особых приготовлений…
- Мне нет в том нужды, - покачала головой женщина, - тем более венчание будет вторым чином.(1)
- Тогда я все обговорю с батюшкой и Олсуфьевым, Вам же придется поговорить с Василием Назаровичем, - подвел итог беседы Корф.
- Хорошо, - согласилась Анна, и Владимир, кивнув на прощание, покинул лазарет, а женщина отправилась на поиски Неверова.
Подойдя к Василию Назаровичу, она смущаясь изложила свою просьбу, чем вызвала бурный всплеск эмоций у обычно сдержанного врача.
- Как же я рад за Вас, голубушка! – воскликнул он. – И за господина барона тоже. Наконец-то Владимир Иванович решился сделать Вам предложение. Скажу безо всякого преувеличения – из вас получится отличная пара!
- Дай-то Бог, - ответила Анна.
- Что за сомнения?! – возмутился Неверов. – Вы теперь невеста, Вам положено цвести да сиять от радости.
- Цвести да сиять? – переспросила женщина и вдруг рассмеялась звонким хрустальным смехом, каким она смеялась в те счастливые дни, когда был жив дядюшка и беда обходила ее стороной.
Не менее радостно отреагировал на просьбу Корфа Олсуфьев, едва тот рассказал ему о предстоящей женитьбе.
- Ей-Богу, лучшего выбора нельзя было сделать, дружище! – Павел хлопнул Владимира по плечу. – Я все ждал, когда же ты решишься наконец. Сколько можно было тянуть и маяться от неразделенной любви?
- Неужели это так заметно? – смутился барон.
- Еще бы, - рассмеялся Павел, - особенно когда ты на Черниховского зверем смотрел.
- Он того заслуживал, - Корф на миг помрачнел, вспомнив едва не переигравшего его соперника.
- Ладно, что было, то быльем поросло, - махнул рукой Олсуфьев. - Почту за честь быть твоим шафером.
Последним, с кем поговорил Владимир, был крепостной священник. Выслушав его просьбу, батюшка одобрительно крякнул и произнес:
- Божье дело, Ваше Благородие, Божье дело. Обвенчаю, как не обвенчать, ежели препятствий к тому никаких нет. Вы с невестою своей завтра к исповеди и причастию после заутрени приходите. Перед таинством в грехах покаяться надобно.
- Непременно, - пообещал барон и, получив благословение, вышел из церкви.
Вечером, заглянув в лазарет, он передал Анне просьбу священника и проводил ее до флигеля.
- Дуняша, - обратилась княгиня к горничной, войдя в дом, - приготовь пустую комнату для Владимира Ивановича. За три дня управишься?
- Венчание уже через три дня?! – ахнула девушка. – Барыня, в чем же Вы пойдете в церкву-то?!
- Как в чем? – удивилась Анна. - Что я, по-твоему, раздетая хожу?
- Да где ж такое видано – в траурном туалете венчаться?! – возмутилась служанка. – Не к добру это! Погодите-ка.
С этими словами Дуняша убежала к себе, и вскоре вынесла хозяйке платье из чесучи (2) светло-серого цвета.
- Не побрезгуйте, барыня, - сказала она, протянув его Анне. – Служила я у одной барышни, так она меня этим нарядом одарила. Правда, мне оно малым оказалось, а Вам будет почти впору. Если чего поправить, так совсем чуть-чуть, за три дня успею.
- Спасибо! – обняла ее Анна. – Что бы я без тебя делала?
- Давайте платье примерим, - сказала растроганная горничная.
Как и говорила Дуняша, платье пришлось почти впору. Надо было только ушить лиф. Работы оказалось немного, и девушка обещала все сделать к сроку. А на голову предложила накинуть косынку из того кружева, что они вязали, коротая долгие зимние вечера.
- Ну вот, барыня, - говорила она спустя два дня, когда примеряла на хозяйку переделанное платье, - будете Вы самой красивой невестой.
- Скажешь тоже, - смущенно улыбнулась Анна, - второй раз замуж выхожу, мне ли о подвенечном наряде думать.
- Все равно невеста, - упрямо повторила Дуняша. – Даст Бог, все образуется, пошлет Господь счастья и на Вашу долю сиротскую.
- Твоими бы устами, - ответила княгиня, но после слов, сказанных Дуняшей, на душе стало как-то благостно. Исчезло последнее беспокойство и страх перед будущим, сменившись уверенностью и надеждой на лучшее.
Эти чувства не покинули Анну даже в тот миг, когда она вместе с Владимиром переступила порог маленькой крепостной церкви, в которой должно было состояться их венчание. Она отчетливо помнила каждый миг, в памяти остались ободряющие улыбки Неверова и Олсуфьева, чуть надтреснутый голос священника, оклады икон, с которых на нее взирали лики святых, и голос Владимира, отвечающего «да» на вопрос батюшки. Обмен кольцами, благословение и поцелуй мужа. Теперь уже мужа. С этого момента она - баронесса Корф, но в отличие от предыдущего брака, казавшегося ей неправдоподобным, сегодня Анна ни в чем не сомневалась, когда, стоя рядом с Владимиром, принимала поздравления.
И ее совсем не смущало присутствие Владимира во флигеле, куда он переселился, заняв пустующую спальню. У Анны не раз возникало чувство, будто она вернулась в прошлое, где они жили в одной семье. Правда, теперь не было придирок и колкостей, отравлявших ей прежде жизнь. Корф был вежлив и предупредителен с супругой, ненавязчиво защищая и ограждая от всех проблем. Баронесса быстро привыкла к тому, что муж провожает и встречает ее из лазарета, не позволяя возвращаться одной, беспокоится о ее здоровье, пытается выполнить любую просьбу. Как-то незаметно для себя она тоже стала проявлять заботу о нем, отдавая распоряжение приготовить ужин повкуснее или напоминая Фоме, чтобы он не забыл почистить мундир «Их Благородия». И хотя супруги, занятые каждый своим делом, встречались только за завтраком и ужином, эти совместные трапезы доставляли им немало радости. Особенно ужины, когда можно было посмеяться или погрустить, предаваясь воспоминаниям. Единственное, чего они никогда не касались в разговорах - их прошлые отношения. Анна подспудно чувствовала, что Владимиру это неприятно, а барону не хотелось бередить едва затянувшиеся душевные раны жены. Именно поэтому он и не решался попросить прощения за обиды, причиненные ей в прошлом. Маленький мирок, выстроенный Анной за это время, не только не разрушился, но и стал еще уютнее и надежней с появлением в нем Владимира. Ей казалось – так было всегда, порой даже не верилось, что три года назад она считала барона своим врагом.
Женщина не желала для себя ничего лучшего, но наладившаяся жизнь рухнула в тот день, когда ей пришлось стать невольной свидетельницей одного разговора. Войдя в кладовую, находившуюся рядом с лазаретом, Анна взяла стопку чистого белья и уже собралась выходить, как за стеной послышались голоса. Скорее всего, проходящие мимо офицеры решили остановиться в тени, спасаясь от палящего солнца. Занятые разговором, они не заметили Анну, стоявшую у приоткрытой двери, а ей было неловко выходить, обнаруживая свое присутствие.
- Уже послезавтра, - сказал один, видимо, продолжая начатую беседу.
- Да, - мрачно подтвердил другой, - двухмесячная экспедиция. Давно такого не было, а что поделаешь, во многих аулах опять бунтуют.
- Местность высокогорная, труднодоступная, - продолжал первый, - нелегко нам придется.
- Многих после этой экспедиции недосчитаемся – к гадалке не ходи, - согласился собеседник.
- Давай кутнем напоследок, - предложил тот, кто начал разговор. – Когда еще представится такая возможность, да и представится ли вообще?
- Почему бы нет, - ухватился за идею его визави, - где соберемся, у тебя или у меня?
Офицеры отправились дальше, обсуждая предстоящую вечеринку, а Анна так и стояла, судорожно прижимая белье к груди. Новость о предстоящей экспедиции была оглушающей. Конечно, она, далекая от воинских дел, не знала этого, но Владимир… Ему наверняка все давно известно, однако он ей ничего не сказал. Появившуюся было мысль, что он остается здесь, ведь не весь же гарнизон покинет N-скую, Анна быстро отбросила. Слишком хорошо она знала характер Корфа и нисколько не сомневалась – барон не станет отсиживаться за крепостными стенами, пока его товарищи воюют.
Вечером за ужином Анна надеялась услышать от Владимира об экспедиции, но он молчал, всякий раз отводя глаза в сторону, когда замечал ее вопросительный взгляд. А после ужина пожелал супруге спокойной ночи и ушел к себе.
Утром Корф тоже ничего не сказал, поэтому измученная неопределенностью Анна вечером решилась начать разговор сама.
- Владимир Иванович, - сказала она, когда с едой было покончено, - Вы ничего не хотите мне сказать?
В ответ супруг вздохнул и отодвинул тарелку.
- Речь пойдет о предстоящей экспедиции, не так ли? – он даже не спрашивал, скорее уточнял.
- Да, - ответила Анна, - почему Вы мне до сих пор ничего не сказали?
Не говоря ни слова, барон поднялся и ушел в свою комнату. Вернулся он с небольшим пакетом в руках, который был надежно запечатан сургучом.
- Вот, - протягивая его жене, произнес он, - здесь мое завещание и другие бумаги, оформленные надлежащим образом. Я сделал их сразу после нашего венчания. В случае моей смерти Вы являетесь единственной наследницей состояния Корфов.
- Я не об этом вела разговор! – в сердцах выкрикнула Анна. – Меня не интересует Ваше состояние! Я говорю о Вас!
- Поясните, сударыня, - ответил барон, нимало удивленный импульсивностью всегда сдержанной Анны.
- Ну, - забормотала женщина, смущенная его пристальным взглядом, - крепость ведь не будет совсем без войск. Какая-то часть гарнизона останется здесь.
- Совсем небольшая, - подтвердил ее догадки барон. – Погодите-ка, Вы надеетесь, что я не приму участия в экспедиции?
- Разве это невозможно? – тихо спросила баронесса.
- Здесь идет война, и мое место в бою! – отрезал Владимир. – Мне очень жаль, если Вы до сих пор этого не поняли!
- Прошу, не сердитесь, - Анна робко дотронулась до руки супруга. – У меня вовсе не было желания обидеть Вас.
- Я не сержусь, - голос Владимира стал мягче, - но я солдат, сударыня, и мой долг служить Государю и Отечеству, где бы я ни оказался. Спокойной ночи, - он поцеловал руку жены и ушел в свою спальню, оставив Анну одну.
Она еще немного посидела в столовой, пока Дуняша убирала со стола, но пустота большой комнаты действовала на нее угнетающе, и Анна тоже отправилась к себе. Раздевшись, легла в постель, только сон не приходил. Фраза «многих после этой экспедиции недосчитаемся» не давала покоя. Завтра Владимир покинет крепость на долгое время, и только Богу известно, встретятся ли они вновь. От мысли потерять мужа Анну охватывал панический страх. В ее жизни было столько потерь, что этой она просто не переживет. Сейчас она понимала, насколько привязалась за это время к супругу, даже сама этого не осознавая. Их жизни давно уже были тесно переплетены в одну, и его гибель окончательно убьет в ней всякое желание жить. Владимир стал для нее той соломинкой, за которую хватается утопающий. Именно он вытащил ее, едва не погибшую, из омута горя, а сейчас она вновь может оказаться там. Испуганная баронесса просто не знала, как ей быть, как сохранить то немногое, что у нее есть. Зная нрав Корфа с детства, она не сомневалась – никакие слезы и мольбы не остановят Владимира. В его семье дворянская честь была превыше всего, поэтому уговорить его остаться в крепости надежды не было. Уже утром они расстанутся, может быть, навсегда. Им осталось всего несколько часов. Несколько часов короткой летней ночи.
Чем больше Анна об этом думала, тем отчетливее понимала, теперь все зависит от нее. Только она может сделать так, чтобы Владимир постарался вернуться к ней живым. И пусть даже мысль об этом заставляет ее заливаться краской – другого выхода нет. Полежав еще немного, женщина поднялась и, неслышно ступая босыми ногами, вышла из комнаты. Подойдя к спальне Владимира, она на минуту остановилась, пытаясь унять бешеное биение сердца, затем открыла дверь и вошла. В скудном свете единственной свечи трудно было что-либо разглядеть, но подойдя поближе, она увидела Владимира, лежащего на неразобраной постели. Скорее всего, он еще не собирался спать, просто задремал на короткий миг.
Растерявшись, Анна собралась уже возвращаться к себе, но услышав шорох, Владимир открыл глаза. Сначала он недоуменно смотрел на нее, стоявшую перед кроватью в одной рубашке, потом сев, спросил:
- Мне это снится? Зачем ты пришла?
В ответ Анна опустила голову, сгорая от стыда и не в силах произнести ни слова.
- Зачем ты пришла? – повторил Владимир. – Разве я просил тебя об этом или принуждал? Ты ведь не любишь меня!
Барон встал с постели, прошелся по комнате и, остановившись у окна, продолжил:
- Я знаю – ты не испытываешь ко мне никаких чувств. Наверное, это просто невозможно после всех моих выходок, только в твоей жалости я не нуждаюсь. Уходи!
И поскольку Анна продолжала стоять, не двигаясь с места, повторил еще жестче:
- Уходи!
Испугавшись металла, лязгнувшего в голосе мужа, женщина было направилась к двери, но вдруг вернулась и подошла к нему.
- Я не знаю! – заговорила Анна, теребя рукав своей сорочки. – Не знаю, как объяснить, что чувствую к Вам. Мне самой это непонятно. Вы говорите – жалость? Да, и жалость тоже. Только это не все. Вы стали для меня самым близким человеком. У меня больше никого нет, я не понимаю, как мне жить, если по воле судьбы потеряю и Вас. Не смогу жить, не сумею. Мне не хочется расставаться вот так, словно мы чужие люди. А еще…
Анна опустила голову и продолжила совсем тихо:
- Может быть, у меня… останется ребенок, тогда жизнь обретет новый смысл и род Корфов продолжится.
Она стояла, не поднимая головы, ожидая ответа, однако Владимир молчал. Потом обнял и притянув к себе, прижался щекой к золотистой макушке.
- Глупенькая, - прошептал он, - ты ведь потом пожалеешь.
- Никогда, - так же шепотом ответила она. – Никогда я об этом не пожалею.
Владимир слегка отстранился и охватил ее лицо руками, внимательно вглядываясь в глаза, словно пытаясь разрешить все свои сомнения.
Затем, вновь притянув к себе, стал покрывать лицо женщины легкими поцелуями. Он давал ей последний шанс, однако Анна вовсе не собиралась уходить, и подхватив жену на руки, барон шагнул к кровати. Сначала Владимир был осторожен, стараясь не испугать Анну своей горячностью, мужчине казалось - еще немного, и любимая бросится прочь, унося с собой последнюю надежду на счастье. Но она доверилась мужу, покорная власти его рук и губ, постепенно загораясь той же страстью, которая столько лет мучила Корфа. Сейчас она принадлежала ему, пусть не сердцем, пусть по зову плоти, но она была его, и в этот момент Владимир не хотел ни о чем думать. Может статься - это их единственная ночь, и он любил ее как в последний раз, позволяя себе самые откровенные ласки, отбросив прочь все, кроме своих чувств. А потом окружающий мир перестал существовать. Были только они – мужчина и женщина, которые отдавались друг другу, прощая и забывая обиды, даря и получая наслаждение, сладкое как мед и острое как нож, пока не растворились в ослепительно яркой вспышке.
Медленно возвращаясь в реальность, Анна поняла, что лежит на груди Владимира, а он осторожно перебирает пряди ее волос. Женщина попыталась подняться, но барон прижал ее к себе, тихо сказав:
- Спи, Анечка. Отдыхай.
И она покорно смежила веки, убаюканная мерным стуком его сердца, все больше погружаясь в безмятежный сон.
Сам Владимир не спал. Ему не хотелось тратить на сон ни одной минуты. Он как скупец, стерегущий свои сокровища, старался сохранить в сердце каждый миг, мечтая о том, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Только летние ночи коротки, и едва в окне забрезжил рассвет, Корф осторожно встал, стараясь не разбудить спящую женщину. Двигаясь бесшумно, привел себя в порядок, затем подошел к постели. Провел рукой по золотистым локонам, склонившись, коснулся мимолетным поцелуем щеки, прошептав:
- Анечка, спасибо, родная.
Он вовсе не собирался тревожить жену, однако разбуженная то ли поцелуем, то ли его голосом, Анна открыла глаза. Появись хоть на минуту в ее взгляде отвращение или раскаяние, это стало бы для него смертным приговором. Но в бездонных очах были только смущение и растерянность, сменившиеся тревогой, когда она увидела, что он полностью одет.
- Вы уже уходите? – спросила Анна, увидев, как барон взял со стула фуражку.
- Да, - Владимир старался говорить твердо. – Мне пора. Выступление через полчаса. Прощайте, Анна.
Корф шагнул к двери и уже взялся за ручку, когда за спиной раздалось давно забытое:
- Володя!
Окликнув его, Анна сорвалась с кровати и, подбежав, уткнулась в грудь, заговорив горячо и бессвязно:
- Ты только вернись! Я ждать и молиться за тебя буду! Только вернись! Не смей оставлять меня одну! Слышишь?! Обещай мне вернуться!
Выдохнув в ответ:
- Обязательно вернусь! – Владимир сдавил жену в объятиях и обжег ее губы неистовым поцелуем. Потом, разжав руки, стремительно вышел.
Оставшись в одна комнате, Анна добрела до постели, села, охватив колени руками, и опустила голову. Она часто так делала, когда обиженная надменным барчуком убегала в каморку под лестницей и пряталась там, тихо роняя слезы. Сейчас слез не было. В доме стояла звенящая тишина, сердце грызла тоска, и она сидела, повторяя раз за разом:
- Матушка Пресвятая Богородица! Спаси, сохрани и помилуй!
(1) Венчание вторым чином - венчание, когда брачующиеся вступают в повторный брак. Церемония венчания проходит гораздо скромнее и быстрее, в старину на второбрачных не возлагались венцы, но русская православная церковь этого требования давно уже не поддерживает. Сейчас, если один из супругов не состоял в браке - венчание проводится первым чином. Однако автор не уверена, что так было в 19 веке.
(2) Чесуча - особый вид шелка. Ткань получают из нитей коконов дубовых шелкопрядов.
Поделиться192022-02-10 14:20:19
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 18
Охваченная печалью расставания и страхом за мужа, Анна не слышала, как в комнату вошла Дуняша, которая некоторое время смотрела на нее с сочувствием, а потом тихо позвала:
- Барыня...
- Ты искала меня? – спросила Анна, подняв голову.
- Я в Вашу комнату зашла – там пусто, - ответила девушка, - вот решила сюда заглянуть.
- Тяжко мне, Дуняша, - вздохнула баронесса, - страх берет за Владимира, не случилось бы худого.
- Что ж Вы, барыня, убиваетесь раньше времени, - с укором посмотрела на нее горничная. – Вам сейчас не о плохом думать, а о здравии мужа молиться надобно, чтоб уберег его Господь от всяких бед.
- Верно говоришь, - вымученно улыбнулась Анна, - мое дело теперь ждать и молиться, авось не оставит нас Бог своей милостью.
Немного приободрившись, женщина встала с кровати, и глянув в окно, всплеснула руками.
- На дворе белый день, а я все еще дома! Приготовь мне платье – в лазарет пора.
- Поели бы сначала, - предложила Дуняша. – Вчера за ужином почти ни куска не проглотили, и сейчас не евши убегаете.
- После, - отмахнулась Анна. – Думаю, теперь раненых будет много, так что готовиться надо. - И не слушая возражений девушки отправилась в свою комнату.
Забот в лазарете в самом деле хватало. Требовалось проверить запасы бинтов и корпии, готовить лекарства, поставить дополнительные кровати. Экспедиция предстояла длительная, значит раненых будет больше чем всегда.
С этого времени женщина стала пропадать в лазарете почти сутками, ведь работы там было непочатый край. Дома она почти не появлялась, разве что, совсем обессилев, приходила немного отдохнуть, да и то после того, как Василий Назарович едва не выгонял ее, видя насколько устает его верная помощница. Сама Анна возвращалась во флигель с большой неохотой. Без Владимира там было пусто и одиноко, поэтому стоило ей только оказаться в своей комнате – сразу накатывали печаль и тревога. Да и время уже не летело, как прежде, а тянулось тоскливым ожиданием. Считая часы, дни, недели баронесса со страхом встречала очередной обоз с ранеными, потом с не меньшим волнением расспрашивала их о муже. Но ей только единожды сказали, что видели Владимира живым и здоровым, в следующие разы раненые ничего о нем сказать не могли.
Видимо, усталость вместе с нервным напряжением сказались на ее силах: Анна стала быстро уставать, временами накатывала непонятная слабость, и ей все тяжелее стало просыпаться по утрам, хотя раньше она вскакивала с постели едва ли не с рассветом. Вот и этим утром женщина с трудом поднялась, вернее, заставила себя подняться. Она вышла в гостиную, чтобы кликнуть Дуняшу, и в этот момент комната поплыла у нее перед глазами.
Внезапно ослабев, Анна наверняка бы упала, но вошедшая в комнату горничная успела подхватить хозяйку и помогла добраться до стула.
- Отчего мне так плохо нынче? – простонала Анна, облокотившись на стол. – Только болезни еще не хватало. Особенно сейчас.
- Ясное дело отчего, - откликнулась девушка, обтирая лицо хозяйки влажным полотенцем, а помолчав, добавила: - то-то поди барин обрадуются.
- О чем ты говоришь? – удивилась Анна. – Чему Владимир должен радоваться?
- Так в тягости Вы, барыня, - протянула Дуняша, с удивлением уставившись на нее. – Неужто сами не догадались?
- В тягости?! – Анна застыла, изумленно глядя на служанку.
В самом деле, как можно быть такой рассеянной? Ведь и уставать стала быстрее, чем прежде, и слабость появилась, платья в груди тесны становятся, а она ни разу о причинах не подумала. Выходит – единственная с Владимиром ночь не осталась без последствий, о которых она мечтала: у них будет ребенок.
- Неужели это правда? – Анна, сморгнув счастливые слезы, глянула на Дуняшу.
- Истинная правда, - качнула та головой. – Я сейчас Вам чаю без сахара принесу, выпьете – полегчает.
Она еще что-то говорила, суетясь возле хозяйки, однако Анна, погруженная в свои мысли, почти не слушала девушку. Будущее материнство наполняло ее тихим счастьем, которое испытывает женщина, узнав, что носит в себе новую жизнь.
- Может, дома останетесь, барыня? – голос Дуняши развеял очарование момента, возвращая в реальность.
- Нет, - мотнула головой Анна, - там я нужна, меня ждут.
- Зачем через силу-то? - продолжала упорствовать горничная. – Ведь неможется Вам.
- Ну, не умираю же, - баронесса встала со стула, - неси чай, собираться пора.
Понимая - спорить с ней бесполезно, Дуняша отправилась на кухню, что-то сокрушенно бормоча себе под нос. Однако в скором времени Анне пришлось убедиться в правоте своей верной служанки. Беременность давала о себе знать приступами неожиданной слабости, головокружениями и одышкой. Даже ставший привычным за это время запах крови вызывал сильную тошноту. В такие моменты ей приходилось держаться из всех сил либо пережидать недомогание где-нибудь в укромном уголке, подальше от посторонних взглядов. Привыкшая все держать в себе Анна не хотела, чтобы кто-то знал о ее положении, и похоже, ей это удавалось. Никто ни о чем не догадывался, кроме Василия Назаровича. Но доктор проявлял редкую тактичность, ничего не говоря, только старался по возможности сократить ее пребывание в лазарете. Впрочем, учитывая упрямство Анны, это ему редко удавалось, она уходила к себе лишь тогда, когда становилось совсем невмоготу.
А дома, когда обеспокоенная Дуняша начинала выговаривать ей за столь неосмотрительное поведение, Анна только вздыхала и отмалчивалась. Ей самой было прекрасно известно – в ее состоянии надо больше сидеть дома, но представив, что на месте любого из раненых может оказаться Владимир, она день за днем отправлялась в лазарет, преодолевая свою слабость. К тому же жаркая летняя пора закончилась, а наступившая осень принесла с собой хоть немного прохлады, и будущая мать стала чувствовать себя гораздо лучше. Не оставляли лишь тревога и беспокойство за жизнь супруга. Срок экспедиции подходил к концу, и Анне каждый новый день ожидания казался тяжелее предыдущего. Она хотела только одного – возвращения барона живым, о чем горячо молилась, надеясь, что ее молитвы уберегут Владимира от пули и кинжала, всякий раз невольно вздрагивая, едва возле флигеля раздавались чьи-то шаги.
Вот и этим утром, когда запыхавшаяся Дуняша влетела в гостиную со словами «там барин!», Анна побледнела, схватившись за дверную ручку. Сердце бешено заколотилось, в голове зашумело, и она чуть не упала, однако за спиной горничной послышался знакомый баритон:
- Ты чего так кричишь, дуреха?! Зачем Анну пугаешь?! – и в комнату вошел Владимир. Усталый, похудевший, но живой и здоровый.
Не сводя взгляда с мужа, Анна подошла к нему и, припав к сукну мундира на широкой груди, тихо сказала: «Вернулся!»
- Вернулся, Анечка! – барон крепко прижал к себе жену. – Как же я мог не вернуться, ты ведь ждала.
- Ждала, - улыбнулась она и, немного помолчав, добавила: - мы ждали.
- Знаю! - рассмеялся Корф. - Дуняша чуть ли не на всю крепость кричала «барин возвратились!»
- Она тоже, - сказала Анна, а потом, немного отстранившись, положила руку на свой еще плоский живот, - мы ждали, Володя.
И с трудом удержалась от смеха, видя, как меняется выражение лица супруга. Сменяя друг друга поочередно появлялись: непонимание, недоверие, удивление, и наконец радость, от которой Владимир буквально засветился, когда до него дошел смысл сказанных ею слов.
- Анечка, это правда?! – спросил он неожиданно охрипшим голосом. – Скажи, это правда?!
Когда же она утвердительно кивнула – подхватил на руки и со словами «Анна, душа моя» закружил по комнате. Потом, остановившись, опустил на пол и вновь обнял. На этот раз осторожно, ласково поглаживая по спине.
Уткнувшись в плечо мужа, счастливая баронесса не видела, как в его глазах появился страх. Потому что в этот момент в голове Владимира вновь и вновь звучала фраза, произнесенная доктором три года назад: «Она больше не сможет иметь детей, по крайней мере без риска для жизни».
- Ты рад? – спросила Анна, словно почувствовав волнение Корфа.
- Безумно рад, милая, - Владимир по-прежнему не выпускал жену из объятий. – Только никак не могу в это поверить. - А потом неожиданно спросил: - Ты хорошо себя чувствуешь?
- Как любая женщина в тягости, - улыбнулась Анна. – Со мной все в порядке, не беспокойся.
- Не могу не беспокоится, - барон улыбнулся в ответ, - речь идет о тебе и нашем ребенке.
- Не стоит, - сказала Анна. – Все будет хорошо.
Владимир промолчал, но она чувствовала: муж тревожится за нее, и эта тревога не уходит, становясь все сильнее. Баронесса хотела расспросить супруга о причинах, однако хлопоты отвлекли ее, к тому же Анна была уверена – со здоровьем у нее все в порядке.
Уже ночью, когда женщина, сидя на кровати, расчесывала волосы, вспомнился утренний разговор и эта непонятная тревога мужа, но она решила, что это ей показалось. Владимир просто был взволнован новостью – вот и все. Тем более, будто в подтверждение ее мыслей, в комнату вошел он сам.
- Аня, - Владимир смотрел на нее с какой-то странной робостью, - ты позволишь остаться с тобой?
Удивленная, ей еще никогда не приходилось видеть Корфа таким, она медленно подошла к нему и, положив руки на плечи, прошептала:
- Конечно. Я скучала, Володя.
Эта ночь была совсем другой, отличной от первой. Наполненная лаской и удивительной нежностью, которые словно шелком окутывали женщину, принося не меньше удовольствия, чем обжигающая страсть. Усталая и разомлевшая, она заснула, уютно прижавшись к мужу, а открыв глаза увидела – за окном уже утро и Владимира рядом нет.
- Где барон, Дуняша? – спросила она горничную, когда та ставила перед ней завтрак.
- Барин совсем рано на службу ушли, - ответила та. – Велели передать, что будут только к ужину.
- Неудивительно, - сказала Анна, - забот у него сейчас много. Ведь только из экспедиции вернулись.
Дел у Владимира действительно было немало. Но выйдя из флигеля, он отправился не на службу, а в лазарет. Известие о будущем ребенке стало для него огромной радостью и неутихающей тревогой. Страх, что жена может заплатить жизнью за рождение малыша, не давал покоя. Именно поэтому в первую очередь барон решил нанести визит Василию Назаровичу.
Несмотря на ранний час доктор был уже на ногах и, выслушав посетителя, задумчиво потер переносицу.
- О положении Вашей супруги я догадался, историю же своей судьбы она мне давно поведала, - сказал он. – Доводов коллеги оспаривать не буду – столь серьезное падение не могло остаться без последствий, и он предупредил об этом заранее.
- Но выходит – ошибся? – спросил Корф.
- Мы, врачи, тоже люди, не Боги, ошибаться свойственно всем, - развел руками Неверов. – Хотя, если Вам интересно мое мнение, думаю – на здоровье Анны Платоновны положительно сказался здешний климат. Мне не раз приходилось слышать о подобном. Впрочем, обольщаться не советую. Самое главное для баронессы – выносить и родить дитя, а это может быть связано с серьезными проблемами.
- И как мне сберечь Анну? – спросил Владимир.
- Вот уж не думал, что скажу Вам это, - грустно улыбнулся Василий Назарович, - только увозите супругу отсюда чем быстрей, тем лучше. Поверьте, в скором времени ей будут необходимы покой и постоянное наблюдение врача.
- Спасибо, - от всей души поблагодарил Владимир, ведь советы доктора полностью совпали с его решением, принятым еще ночью.
- Аня, - сказал Корф, когда они вечером сидели за ужином, - скажи Дуняше, пусть начинает собирать вещи.
- Собирать вещи? – она удивленно посмотрела на мужа. – Мы переезжаем в другую крепость?
- Не переезжаем – уезжаем, - уточнил барон. – Сегодня я подал рапорт об отпуске с последующей отставкой. В отставке не уверен, все зависит от решения Государя, а он вряд ли забыл историю с дуэлью. Но трехмесячный отпуск мне предоставят. Я должен был получить его сразу после выхода из лазарета, правда, хлопотать об этом не стал.
- А если отставки не дадут, мы вернемся сюда? – спросила Анна.
- Я вернусь, - непререкаемым тоном произнес Владимир, - ты останешься в поместье. - И увидев, как на лице жены появляется печальное выражение, добавил уже мягче: - Ты должна понимать - находиться здесь в твоем положении нельзя. Женщине вообще не место в военной крепости, а будущей матери – тем более.
- Знаю, - откликнулась Анна. – Только мне не хочется уезжать отсюда. Ведь именно в N-ской у меня началась новая жизнь, когда я поняла, что кому-то нужна.
- Через несколько месяцев у тебя не будет лишней минуты, - поднес к губам руку жены барон, - а сейчас тебе надобен отдых.
Анна в ответ только вздохнула. Владимир прав, пришла пора покинуть крепость и людей, к которым успела привязаться за это время.
Следующие три недели, пока решался вопрос с отпуском, были заполнены хлопотами в лазарете и по дому: Анна готовила лекарства, ухаживала за ранеными как прежде, но теперь еще надо было следить за тем, как Дуняша собирает вещи. Дни мелькали, сменяя друг друга, и вот уже баронесса стояла в гостиной, с грустью наблюдая, как выносят сундуки из флигеля, чтобы привязать к задку кареты, в которой она приехала сюда. По странному совпадению Корфы уезжали именно тогда, когда Владимир намеревался отправить Анну, с одним из последних обозов. Убедившись – все вещи уложены, женщина со слезами простилась с Василием Назаровичем и теми, кто пришел проводить их в дорогу.
- Пора, - сказал Владимир.
Анна направилась к экипажу, но вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд и, оглянувшись, увидела Вацлава Черниховского, смотревшего на нее с тоской в глазах. В этот момент Его Сиятельство выглядел настолько несчастным, что баронессе стало жаль своего несостоявшегося жениха, и она улыбнулась ему на прощание. В ответ граф взмахнул рукой в прощальном жесте, а потом широким шагом направился в противоположную от лазарета сторону. Он так и не решился подойти к ним, однако Анна заметила, как нахмурился Владимир, подсаживая ее в карету. Видимо супруг все еще помнил свое соперничество с поляком.
Следом за хозяйкой в карету села Дуняша, Владимир же тряскому экипажу предпочел поездку верхом. Обоз тронулся, и вскоре Анна с грустью оглядывалась на полосатые ворота, зная, что больше никогда не вернется в эти места, но забыть все произошедшее здесь не сможет. Это будет самым ярким воспоминанием в ее жизни, и она благодарна судьбе за все пережитое в крепости. За свое возрождение, за новые встречи, за Владимира, ставшего ей мужем, за ребенка, которого носит под сердцем.
Езда в медленном обозе тянулась так же долго, как год назад, правда теперь переносить трудности пути было гораздо легче благодаря заботе Владимира. И все же Анна вздохнула с облегчением, когда они приехали в Кисловодск. Здесь барон решил остановиться на неделю, чтобы супруга могла отдохнуть перед дальней дорогой. Тем более наступившая осень заставила разъехаться страждущих представителей высшего света, и Кисловодск стал таким, каким был по своей сути - маленьким тихим провинциальным городком. Здесь супруги могли спокойно прогуливаться по улице, не опасаясь пересудов и косых взглядов, или сидеть на скамейке прижавшись к друг другу, глядя на горы, подернутые сизой дымкой. Осень как по заказу стояла сухая и теплая, давая им возможность сполна насладиться отдыхом и возможностью побыть вдвоем.
Поделиться202022-02-18 13:34:04
- Администратор
- Откуда: Москва
- Зарегистрирован: 2008-02-28
- Приглашений: 0
- Сообщений: 9234
- Уважение: [+52/-0]
- Позитив: [+120/-21]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
2 месяца 29 дней - Последний визит:
Сегодня 00:45:56
Глава 19
Эта неделя, проведенная в Кисловодске, стала для супругов чем-то вроде откровения. Несмотря на то, что большую часть жизни они прожили под одной крышей, непонимание и обиды отдалили их друг от друга, не позволяя сблизиться. Жизнь в крепости, конечно, соединила их окончательно, но там у каждого были свои дела и заботы. К тому же, окруженные большим количеством людей, они были лишены возможности вести задушевные разговоры. А теперь, практически впервые оставшись наедине, Анна и Владимир могли поведать друг другу самое сокровенное, покаяться в содеянном, вспоминать былое, но уже без боли и взаимных упреков. Иногда, обнимая жену, барон шутил, что это их свадебное путешествие, только уже втроем, чему он несказанно рад.
И супруга, смущаясь, прятала лицо на его груди, довольная этим не меньше Владимира. Покой и забота мужа сказались на ее здоровье наилучшим образом: прекратились головокружения, отступила слабость, даже тошнота мучила меньше, поэтому через неделю она могла отправиться в путь безо всяких опасений. Тем более ехали не торопясь, времени было более чем достаточно, да и дорожные колдобины не способствовали быстрой езде. И глядя на проплывающие за окном поля, деревни, города Анна вдруг поняла, что ничего этого абсолютно не помнит. Ведь когда она ехала на Кавказ, все ее мысли были заняты волнением за Владимира да собственными бедами, к тому же суровость Марии Афанасьевны не позволяла отвлекаться ни на что, кроме насущных проблем. Только сейчас она в полной мере почувствовала разницу между этими двумя путешествиями.
Владимир старался сделать дорогу максимально комфортной для жены: снимал удобные комнаты на постоялых дворах, заказывал лучшую еду, а ночами кутал в одеяло, спрашивая «не замерзла, Анечка?», и крепче прижимал к себе.
Благодарная мужу за внимание и заботу женщина терпеливо сносила мелкие по ее мнению неудобства: плохо прибранные комнаты, шумные придорожные трактиры и затекшие после долгого сидения ноги. Главное – Владимир был рядом, и впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой.
А дорога шла-катилась, словно сказочный клубок; мелькнули за окном кареты Ставрополь, Ростов, Нижний, по-купечески хлебосольная Москва, и вот уже пахнуло в лицо знакомым холодом севера, заставляя сердце чаще биться в предвкушении встречи с родным домом.
В последние часы пути Анна нетерпеливо ерзала на подушках сиденья, то и дело выглядывала из кареты, торопясь увидеть особняк, который покинула больше года назад.
Еще поворот – вот он, ярким пятном выделяется на фоне серого осеннего неба, и у баронессы навернулись слезы радости при мысли, что она возвращается сюда, чтобы больше никогда не покинуть ни дом, ни самых близких для нее людей.
Увидев подъезжающий экипаж, во двор высыпала прислуга, оживленно переговариваясь, а на крыльце уже стоял Савелий Никодимович, за которым виднелись массивная фигура кухарки Корфов и высокая статная дама, в которой с большим трудом можно было узнать Сычиху. Строгая прическа, сооруженная из отросших волос, и элегантное платье полностью преобразили лесную ведьму. Даже в толстом рыжем коте, бросившемся наутек от стука колес, Анна сначала не признала заморыша, подобранного Владимиром на петербургской улице.
Оказавшись у дома первым, барон спешился, открыв дверцу кареты, помог выйти жене, взял ее под руку, и супруги чинно поднялись по ступеням под удивленные взгляды присутствующих, ничего не знавших об их венчании. Подойдя к встречающим, барон поцеловал руку тетушке, поздоровался с Савелием Никодимовичем, обнял всхлипывающую Варвару. Потом, указав на Анну, сказал:
- Смотри, Варя, баронессу тебе привез.
- Боже милостивый! – всплеснула руками кухарка, только сейчас заметив на пальцах Владимира и Анны обручальные кольца. – Барин! Аннушка! Услышал Господь мои молитвы!
- Услышал, услышал, Варя, - рассмеялся Корф.
Лица присутствующих озарились улыбками, дворовые зашептались, обсуждая новость, даже управляющий улыбнулся широко и по-доброму. Лишь у Надежды Александровны новость не вызвала удивления, Сычиха смотрела на супругов чуть улыбаясь, всем своим видом показывая: она всегда знала, что это случится.
Войдя в дом, Анна остановилась посредине гостиной и несколько мгновений стояла словно прислушиваясь к чему-то, а потом, повернувшись к мужу с блаженной улыбкой на лице, сказала:
- Как же хорошо вернуться домой, Володя.
- Соскучилась? – в глазах барона плясали лукавые смешинки.
- Очень, - отозвалась Анна. - Я только теперь это поняла.
- Надеюсь, нам больше не придется отсюда уезжать, - Владимир постарался придать голосу уверенности.
Ответить Анна не успела, в гостиную вошли Надежда Александровна с Савелием Никодимовичем, начались расспросы, разговоры о хозяйстве, а Анна поднялась наверх – посмотреть, как раскладывают вещи из сундуков, которые слуги уже отнесли в господские комнаты.
Остаток дня прошел в бесконечной суете, и только вечером, достав из дорожного саквояжа заветную шкатулку, женщина с печальной улыбкой стала рассматривать ее содержимое: свидетельство о венчании, письма Михаила с Кавказа, кольцо, надетое князем ей на руку. Какое-то время Анна перебирала эти вещи, потом, словно решившись, закрыла шкатулку и спрятала ее в потайной ящик стола. Она никогда не забудет своего первого мужа, будет хранить память о нем, но теперь у нее другая жизнь. Теперь рядом с ней Владимир. А ночью, засыпая на плече супруга, Анна отчетливо поняла, что наконец-то нашла свою судьбу, того, кто был предназначен ей свыше, и с этого момента в ее жизни будет всё хорошо. Именно здесь, в этом доме, рядом с этим мужчиной ей суждено прожить остаток дней, отпущенных Богом.
Возвращение хозяев оживило всё и вся, даже особняк, словно спящая красавица, пробудившаяся от поцелуя принца, стряхнул с себя дремотную тишину, наполнившись голосами и звуками шагов, поскольку не терпящий бездействия Владимир взялся за хозяйственные дела вместе с Савелием Никодимовичем. За время его отсутствия скопилась немалая сумма, на которую Корф собирался восстановить усадьбу в приобретенном поместье Забалуева. Денег на это было больше чем необходимо, но управляющий отговорил барона от этой идеи. Он посоветовал полностью снести почти развалившийся дом, а средства вложить в покупку нескольких сотен чернозема в одной из южных губерний. Эта покупка могла значительно увеличить доходы, как и мельница, что Савелий Никодимович предлагал построить на речке в бывших владениях предводителя уездного дворянства. Она бы стала ближайшей на тридцать верст окрест и тоже сулила неплохую прибыль.
Владимиру эта идея понравилась, правда осуществление ее пришлось отложить из-за наступивших холодов. Пока же шел торг с купцами, поиски участка, подходящего для покупки, разъезды и переговоры.
Дела занимали почти все время, поэтому сначала барон не обратил внимания на то, что никто из соседей не приехал с визитом после их возвращения с Кавказа. Стараниями княгини Долгорукой, стремившейся всеми силами отравить жизнь сыну покойного Ивана Ивановича, правда о происхождении Анны стала известна всему уезду, а уж ее поездка на Кавказ вообще обросла невероятными домыслами, которые с удовольствием обсуждали во всех гостиных. Дошло до того, что баронессу стали считать чуть ли не женщиной легкого поведения, и столкнувшись с ней, девицы и дамы брезгливо отворачивались, переходя на другую сторону улицы.
Единственными, кто осмелился пойти против всеобщего осуждения, были молодые супруги Долгорукие. Натали, вышедшая замуж за Андрея полгода назад, твердо заявила, что не собирается разрывать отношений с бывшей невесткой, а муж не посмел ей перечить. Поэтому они частенько навещали поместье Корфов, невзирая на яростные вопли Марии Алексеевны. Все попытки старой княгини подчинить жену сына своей власти Натали сразу же пресекла, заявив – отныне хозяйка здесь она, и никто не смеет ей указывать как поступать и с кем общаться. Безвольный Андрей Петрович, уставший от вечного недовольства матери, поддержал жену, и княгине только оставалось, что выговаривать им за неосмотрительную дружбу, но Натали обращала на свекровь внимания не больше, чем на назойливую муху.
Сама Анна, привыкшая жить в уединении, не страдала от подобной отчужденности, ее больше всего беспокоило, как к этому отнесется Владимир, но у него хватало забот, и размышлять о недовольстве двугорского общества не было ни времени, ни желания. Тем более ко всем хлопотам прибавилась тревога за здоровье жены. Он отчетливо видел – чем дольше длится беременность, тем слабее становится Анна. Ребенок словно вытягивал из матери жизнь: женщина осунулась, побледнела, почти престала есть. Анна теряла силы с каждым днем, хотя старалась держаться, чтобы не беспокоить его. Владимир замечал, как встревоженно переговариваются тетушка с Ильей Петровичем всякий раз, когда доктор навещал баронессу. Он пытался расспрашивать тетушку, но та только отмахивалась: «пустое, Володя, все обойдется». Барон понимал – большего Надежда Александровна не скажет, коль решила молчать, однако это молчание было красноречивей любых слов.
Наверное, остракизм со стороны соседей был даже к лучшему, поскольку Анне не приходилось утруждать себя приемами и визитами. Ей теперь было тяжело даже следить за домом, хотя большую часть хозяйственных хлопот взяла на себя тетушка. Тем не менее она настояла на том, чтобы отметить день рождения супруга в узком кругу – только их семья и Андрей с Натали. Владимир попытался отговорить жену, до родов оставалось два месяца, но Анна была непреклонна. Ведь Владимиру исполнялось тридцать лет, к тому же Государь удовлетворил его просьбу об отставке, хоть и без права ношения мундира.
В этот день женщина чувствовала себя немного лучше, и стоя перед зеркалом, одевалась с помощью бойкой черноглазой Глафиры, взятой в дом вместо Дуняши, вышедшей замуж за Никиту. В качестве свадебного подарка барон передал молодым небольшую ферму, где они дружно трудились, тоже ожидая своего первенца. И хотя Анне было жаль расставаться с девушкой, ставшей ей почти родной, она от души радовалась семейному счастью своей бывшей горничной.
Причесав барыню, Глафира достала атласное платье цвета слоновой кости, из тех, что привезла из Петербурга Надежда Александровна, и помогла хозяйке надеть его.
Увидев свое отражение в зеркале, Анна тихонько вздохнула: эффектное платье только подчеркивало бледность и болезненный вид, а ей сегодня как никогда хотелось быть красивой для Владимира. Немного поколебавшись, она взяла из шкатулки подаренное дядюшкой ожерелье и, повернувшись к горничной, сказала:
- Помоги застегнуть.
Когда с переодеванием было покончено, Глафира со словами: «я помогу спуститься, барыня», взяла Анну под руку.
- Зачем мне помогать? - удивленно спросила баронесса. - Сама справлюсь.
- Нет! – замотала головой девушка. - Барин строго-настрого приказывали не оставлять Вас на лестнице одну.
- Ну, если строго-настрого, тогда веди, - улыбнулась Анна.
Поддерживаемая горничной, она спустилась на первый этаж и направилась в столовую, где ее уже ожидали Владимир с тетушкой.
- Анна, душа моя, - барон поднес к губам руку жены. – Ты выглядишь просто великолепно!
- И правда, Аня, - поддержала племянника Надежда Александровна, - платье тебе очень идет.
- Спасибо, - лицо баронессы покрылось румянцем смущения, - мне хотелось быть красивой сегодня.
- Тебе это вполне удалось, - Владимир мягко прикоснулся к щеке жены. – Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, даже на удивление хорошо, - ответила Анна и заметила облегчение, мелькнувшее в глазах супруга.
- Что-то Андрей с Натали задерживаются, - барон взглянул на часы. - Странно, обещали быть к обеду.
- Не задерживаются, а задерживают их. Сам знаешь кто, - не удержалась Надежда Александровна.
- Да будет Вам, ma tante, - рассмеялся племянник. – Не сильно молодая княгиня празднует Марию Алексеевну.
- Вот и они, - воскликнула Анна, заслышав звук подъезжающего экипажа.
Виновник торжества сделал несколько шагов к двери, готовясь встретить гостей, однако по ту сторону происходило что-то непонятное: слышались громкие голоса, вскрики, звуки быстрых шагов, словно все разбегались в разные стороны. Мгновением позже дверь распахнулась, и Владимир замер с открытым ртом, Анна судорожно вцепилась в рукав сюртука мужа, лакеи шарахнулись прочь, осеняя себя крестным знамением. В комнату входил собственной персоной Петр Михайлович Долгорукий, вовсе не похожий на покойника.
- Владимир, Анна, - неловко заговорил Андрей, с трудом подбирая слова. – Простите… мы не успели предупредить, но… отец приехал сегодня утром, а когда узнал о смерти Ивана Ивановича, решил сам поговорить с вами.
- Я, наверное, схожу с ума! – Владимир выглядел абсолютно растерянным. – Петр Михайлович, Вы живы?!
- Князь и не умирал вовсе, - вступила в разговор Натали. – Просто все это время он жил со своей… подругой в старом поместье. Когда же она решила отправиться в монастырь, вернулся в семью!
- Наташа! – кинул на нее укоризненный взгляд Андрей.
В ответ княгиня только фыркнула и отвернулась.
- Это же черт знает что! – схватился за голову барон. – Выходит, смерть на охоте, похороны – комедия, театральная постановка, за которую мой отец заплатил жизнью!
- Владимир, - заговорил наконец старый князь, – я до сих пор не могу поверить, что Маша… Иван, он… - и Петр Михайлович замолчал, уставившись немигающим взглядом на колье, украшавшее шею баронессы. - Как это понимать, Надежда?! - обратился он к Сычихе, сохранявшей невозмутимое спокойствие посреди всеобщего переполоха. – Ведь я же отдал его Ивану для…
- Так и понимать, Ваше Сиятельство, - ответила бывшая лесная отшельница. – Мы с покойным бароном скрыли от Вас, что ребенок выжил.
- Скрыли?! Ребенок выжил?! Это значит…
- Именно так. Вы все правильно поняли, Петр Михайлович.
- Как же так?! Почему я до сих пор… - не мог прийти в себя Долгорукий, а потом, шагнув к хозяйке дома, произнес, - Аня! Доченька!
- Что?! – ошарашенно спросил Владимир, переводя взгляд с князя на жену, которая смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами.
- Володя, я после тебе обо всем расскажу, - заговорила Надежда Александровна, и тут Анна вскрикнула от резкой боли, неожиданно пронзившей низ живота.