Вопросы
То ли радость, то ли горе…
Что приносит жизнь всем нам?
Повседневность… Это море?
Чёрно ль? Бело ль? Серо, да?
Кто общается со мною?
Незнакомец? Враг? Иль друг?
И куда нас всех приводит
Бесконечный жизни круг?
Что случается со всеми
Каждый час и каждый миг?
Как сквозь годы отзовётся
То, что каждый сотворит?
Я не знаю, ты не знаешь,
Не дано нам это знать.
И никто не догадался,
Что от будущего ждать…
Мы когда-то мир покинем,
И другие сменят нас,
Память же о тех, кто были,
Время смоет. И не раз…

Весенний ноктюрн

Весенний воздух чист,
И аромат
От почек прян.
И снова чей-то взгляд
Апрелем пьян.
И ласкою лучи,
Как нежною рукой,
Растопят лёд.
Мелодией простой,
Несбывшейся мечтой –
Весна поёт.
Загадочно маня, -
Ни да, ни нет,
Апрель зовет меня
Вперёд – от бед.

Светит солнышко в окно,
Учитель хмуро в класс глядит,
А мне как будто всё равно,
А мне как будто не влетит.
За то, что сижу без дела...
За то, что пишу стихи...
За то, что совсем обнаглела...
За то, что не видно в тиши...
Нет дела до меня никому,
И на уроке это прекрасно,
Не ожидают, что я помогу,
Нет надежды напрасной.
Тишина вокруг и спокойствие,
Все заняты делом своим,
Хотя не приносит оно удовольствие,
Все заняты указаньем чужим.
Когда прозвенит звонок?
Уже скоро, немного осталось.
Подойдёт к концу наш урок,
Не всё так страшно, как казалось.

* * *
Новая жизнь, новый день,
Что было вчера, то навсегда прошло,
Ничего не исправить теперь,
Волнует сейчас её только одно.
Что изменят те минуты счастья?
Избавят ли они от ненастья,
Которое возникает в её душе?
Ведь она ему не чужая уже...
Он как всегда непонятен,
Смысл слов ей не ясен,
Его любовь для неё под сомненьем,
Пусть он и стал ей вселенной...

Стих без названия

Право, справедливость в мире - это диво,
Излучает вдалеке лишь тусклый свет.
Думать, что вот это всё красиво, -
Это не обман, а просто - бред.

Мысли не оставят ум в покое...
Как же так могло произойти?
Как же совладать своей душою,
Когда больше некуда идти?

Каждый ищет путь свой в этом мире,
И не сможет до конца понять,
Что когда-нибудь не будет и в помине
Всех любимых нами сильно благ.

Оглянуться больше не придётся,
Не увидеть столь родимых глаз,
И в ночи вдруг эхом отозвётся, -
Больше здесь никто не помнит нас...

Поэтесса Лидия Лесная
Мне ёлка говорит о тех, кто так далёк,
Кто золотых орехов к веткам не подвесил,
Цветных свечей в Сочельник не зажёг,
Но кто в святую ночь был чист и детски весел.
Мне ёлка говорит о тех, что ждут от нас
Не жертв и подвига, не громких слов и лести,
А только одного: чтоб были каждый час
Мы сердцем с ними вместе.

Роберт Фрост
Перевод с английского Григория Кружкова

ЗА ВОДОЙ

Колодец во дворе иссяк,
     И мы с ведром и котелком
Через поля пошли к ручью
     Давно не хоженным путем.

Ноябрьский вечер был погож,
     И скучным не казался путь -
Пройтись знакомою тропой
     И в нашу рощу заглянуть.

Луна вставала впереди,
     И мы помчались прямо к ней,
Туда, где осень нас ждала
     Меж оголившихся ветвей.

Но, в лес вбежав, притихли вдруг
     И спрятались в тени резной,
Как двое гномов озорных,
     Затеявших игру с луной.

И руку задержав в руке,
     Дыханье разом затая,
Мы замерли - и в тишине
     Услышали напев ручья.

Прерывистый прозрачный звук:
     Там, у лесного бочажка -
То плеск рассыпавшихся бус,
     То серебристый звон клинка.

ДРУГАЯ ДОРОГА

В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.

Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженей, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.

И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.

Ещё я вспомню когда-нибудь
Далёкое это утро лесное:
Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть -
И это решило всё остальное.

ЖЕЛТОГОЛОВАЯ СЛАВКА

Её, наверное, слыхал любой
В лесу, примолкшем к середине лета;
Она поёт о том, что песня спета,
Что лето по сравнению с весной
Куда скучней, что листья постарели,
Что прежних красок на лужайках нет
И что давно на землю облетели
Цвет грушевый и яблоневый цвет;
Она твердит, что осень на пороге,
Что всё запорошила пыль с дороги;
Примкнуть к терпенью смолкших голосов
То ли не может, то ли не желает
И спрашивает, даром что без слов:
Как быть, когда всё в мире убывает?

В ПЕРЕКРЕСТЬЕ ПРИЦЕЛА

В разгаре боя, метя в чью-то грудь,
Шальная пуля низом просвистела
Вблизи гнезда - и сбить цветок успела,
И с паутины жемчуг отряхнуть.
Но перепёлка, подождав чуть-чуть,
Опять к птенцам писклявым прилетела,
И бабочка, помедля, вновь присела
На сломанный цветок передохнуть.
С утра, когда в траве зажглась роса,
Повис в бурьяне, вроде колеса,
Сверкающий каркас полупрозрачный.
От выстрела его качнуло вдруг.
Схватить добычу выскочил паук,
Но, не найдя, ретировался мрачно.

ПЛЕННАЯ И СВОБОДНАЯ

Любовь Земле принадлежит,
Привычен ей объятий плен,
Уютно под защитой стен.
А Мысль оград и уз бежит,
На крыльях дерзостных парит.

В снегу, в песках, в глуши лесной
Проложены Любви следы,
Ей не в обузу все труды.
Но Мысль, избрав удел иной,
С ног отряхает прах земной.

На Сириусе золотом
Она, умчав, проводит ночь;
А на заре стремится прочь -
Сквозь пламень звёздный напролом,
Дымя обугленным крылом.

Но, говорят, раба Земли -
Любовь - таит в себе самой
Всё то, чего, враждуя с тьмой,
Взыскует Мысль, бродя вдали
В межгалактической пыли.

ТЕЛЕФОН

"Я очень далеко забрёл, гуляя,
Сегодня днём,
Вокруг
Стояла тишина такая...
Я наклонился над цветком,
И вдруг
Услышал голос твой, и ты сказала
Нет, я ослышаться не мог.
Ты говорила с этого цветка
На подоконнике, ты прошептала...
Ты помнишь ли свои слова?"

"Нет, это ты их повтори сперва".

"Найдя цветок,
Стряхнув с него жука
И осторожно взяв за стебелёк,
Я уловил какой-то тихий звук.
Как будто шёпот "приходи" -
Нет, погоди,
Не спорь, - ведь я расслышал хорошо!"

"Я так могла подумать, но не вслух".

"Я и пришёл".

Роберт Фрост
Перевод с английского Григория Кружкова

'OUT, OUT...'1

Гудела циркулярная пила
Среди двора, визгливо дребезжала,
Пахучие роняя чурбаки
И рассыпая вороха опилок.
А стоило глаза поднять - вдали
Виднелись горы, пять высоких гребней -
Там, где садилось солнце над Вермонтом.
Пила то дребезжала, напрягаясь,
То выла и гудела вхолостую.
Всё было, как всегда. И день кончался.
Ну что бы им не пошабашить раньше,
Обрадовав мальчишку, - для него
Свободных полчаса немало значат!
Пришла его сестра позвать мужчин:
"Пора на ужин". В этот миг пила,
Как будто бы поняв, что значит "ужин",
Рванулась и впилась мальчишке в руку
Или он сам махнул рукой неловко -
Никто не видел толком. Но рука!
Он даже сгоряча не закричал,
Но повернулся, жалко улыбаясь
И руку вверх подняв - как бы в мольбе
Или чтоб жизнь не расплескать. И тут
Он понял (он ведь был не так уж мал,
Чтоб этого не осознать, подросток,
Работавший за взрослого) - он понял,
Что всё пропало. "Ты скажи, сестра,
Скажи, чтоб руку мне не отрезали!"
Да там уже и не было руки.
Врач усыпил его эфирной маской.
Он булькнул как-то странно и затих.
Считавший пульс внезапно испугался.
Не может быть. Но... стали слушать сердце.
Слабей - слабей - еще слабей - и всё.
Что тут поделаешь? Умерший умер,
Живые снова занялись - кто чем.

ЧТОБ ВЫШЛА ПЕСНЯ

Был ветер не обучен пенью
     И, необузданно горласт,
Ревел и выл, по настроенью,
     И просто дул во что горазд.

Но человек сказал с досадой:
     Ты дуешь грубо, наобум!
Послушай лучше - вот как надо,
     Чтоб вышла песня, а не шум.

Он сделал вдох - но не глубокий,
     И воздух задержал чуть-чуть,
Потом, не надувая щёки,
     Стал тихо, понемногу дуть.

И вместо воя, вместо рёва -
     Не дуновение, а дух -
Возникли музыка и слово.
     И ветер обратился в слух.

ВРАСПЛОХ

И каждый раз, когда порой полночной,
В таинственный и тихий час урочный,
Снег шелестящий, белый снег с небес
Посыплется на голый, чёрный лес,
Я удивлённо, робко озираюсь,
И возвожу глаза, и спотыкаюсь,
Застигнутый врасплох, - как человек,
Который разлучается навек
И со стезёй своей, и с белым снегом,
Томимый неисполненным обетом
И не свершив начатого труда, -
Как будто бы и не жил никогда.
Но прежний опыт говорит мне смело,
Что царство этой оторопи белой
Пройдёт. Пусть, пелена за пеленой,
Скрывая груды опали лесной,
По пояс снега наметут метели,
Тем звонче квакши запоют в апреле.
И я увижу, как сугроб седой
В овраги схлынет талою водой
И, яркой змейкой по кустам петляя,
Исчезнет. И придёт пора иная.
О снеге вспомнишь лишь в березняке,
Да церковку заметя вдалеке.

ВСЁ ЗОЛОТОЕ ЗЫБКО

Новорожденный лист
Не зелен - золотист.
И первыми листами,
Как райскими цветами,
Природа тешит нас:
Но тешит только час.
Ведь, как зари улыбка,
Всё золотое зыбко.

ДЕНЬ ГОЛУБЫХ МОТЫЛЬКОВ

День голубых весенних мотыльков!
Небесные цветы парят, мелькая.
Ещё не скоро у земных цветов
Накопится голубизна такая.

Они парят - и только не поют;
И, с каждым взмахом опускаясь ниже,
Опустошённые, к земле прильнут,
Где врезан след колес в апрельской жиже.

К ЗЕМЛЕ

Любви коснуться ртом
Казалось выше сил;
Мне воздух был щитом,
Я с ветром пил

Далёкий аромат
Листвы, пыльцы и смол.
Какой там вертоград
В овраге цвёл?

Кружилась голова,
Когда жасмин лесной
Кропил мне рукава
Росой ночной.

Я нежностью болел,
Я молод был, пока
Ожог на коже тлел
От лепестка.

Но поостыла кровь,
И притупилась боль;
И я пирую вновь,
Впивая соль

Давно просохших слёз;
И горький вкус коры
Мне сладостнее роз
Иной поры.

Когда горит щека,
Исколота травой,
И затекла рука
Под головой,

Мне эта мука всласть,
Хочу к земле корней
Ещё плотней припасть,
Ещё больней.

Роберт Фрост
Перевод с английского Григория Кружкова

ОТТЕПЕЛЬ НА ХОЛМЕ

Неузнаваем снежный скат холма,
Когда мильоны серебристых змеек
Внезапно выскользнут из всех лазеек, -
Такая тут начнётся кутерьма!
Нет, это выше моего ума -
Понять, как происходит это чудо;
Как будто солнце сдёрнуло с земли
Сопревший старый коврик - и оттуда
Сверкающие змейки поползли,
От света удирая врассыпную!
Но если б я решил переловить
Их мокрый выводок или схватить
За юркий хвостик ту или иную
И если б я полез напропалую
В их гущу, в суматоху ярких брызг -
Под дружный птичий гомон, смех и писк,
Клянусь, всё это было бы впустую!

Для этого нужна луна. Точней,
Морозящие чары полнолунья.
Ведь если солнце - главный чародей,
То и луна, конечно же, колдунья.
(И, кстати, заклинательница змей!)
В седьмом часу, когда она всходила,
Загадочно мерцая и блестя,
На склоне суета ещё царила.
Но поглядел я три часа спустя:
Вся масса змеек на бегу застыла
В причудливом оцепененье поз,
Повисла перепутанным каскадом.
Луна сквозь ветви голые берёз
Их обвораживала цепким взглядом.
Куда девалась быстрота и прыть!
Теперь они во власти чародейки.
Всю ночь она их будет сторожигь
На каждом кончике луча по змейке.
...Вот если бы и мне так ворожить!

ВСПОМИНАЯ ЗИМОЙ ПТИЦУ, ПЕВШУЮ НА ЗАКАТЕ

День угасал в морозном блеске.
Я шел домой - и в перелеске,
Где стыла голая ветла,
Почудился мне взмах крыла.

Как часто, проходя здесь летом,
Я замирал на месте этом:
Какой-то райский голосок
Звенел мне, нежен и высок.

А ныне всё вокруг молчало,
Лишь ветром бурый лист качало.
Два раза обошёл я куст,
Но был он безнадёжно пуст.

С холма в дали искристо-синей
Я видел, как садился иней
На снег - но он старался зря,
Серебряное серебря.

По небу длинною грядою
Тянулось облако седое,
Пророча тьму и холода.
Мигнула и зажглась звезда.

ЗАСТЫНЬ ДО ВЕСНЫ

Прощай до весны, неокрепший мой сад!
Недобрые нам времена предстоят:
Разлука и стужа, ненастье и тьма.
Всю долгую зиму за гребнем холма
Один-одинёшенек ты простоишь.
И я не хочу, чтобы кролик и мышь
Обгрызли кору твою возле корней,
А лось - молодые побеги ветвей,
Чтоб тетерев почки клевать прилетал.
(Уж я бы их всех разогнал-распугал,
Я палкой бы им пригрозил! как ружьём!)
И я не хочу, чтоб случайным теплом
Ты мог обмануться в январские дни.
(Поэтому ты и посажен в тени,
На северном склоне.) И помни всегда,
Что оттепель пагубней, чем холода;
А буйные вьюги садам не страшны.
Прощай же! Стерпи - и застынь до весны.
А мне недосуг дожидаться тепла.
Другие меня призывают дела -
От нежных твоих плодоносных стволов
К сухой древесине берёз и дубов,
К зубастой пиле, к ремеслу топора.
Весной я вернусь. А теперь мне пора.
О, если б я мог тебе, сад мой, помочь
В ту тёмную, в ту бесконечную ночь,
Когда, онемев и почти не дыша,
Всё глубже под землю уходит душа -
В своей одинокой, безмолвной борьбе...
Но что-то ведь нужно доверить Судьбе.

ХОХЛАТКА-ЛАУРЕАТКА

Такой бы курочке отличной
Блистать на выставке столичной!
На окружной она была -
И все призы там забрала.

Своею белизною гладкой,
И красотою, и повадкой -
От гребешка до коготков -
Она пленяла знатоков.

Да вы, наверное, слыхали:
Её там образцом признали,
Единственным на целый свет.
Ну хоть рисуй с неё портрет!

Вот, после славы и шумихи,
Вернувшись в свой курятник тихий,
Она поклоны бьёт пшену
И не торопится ко сну.

Смеркается. Её хозяин,
С утра забеган и замаян,
Один, с пустым ведром в руке,
Задумался невдалеке.

Он, прислоняясь к стенке грязной,
Стремится вдаль мечтою праздной.
В нём, как зарница сквозь туман,
Селекционный брезжит план.

Он верит в птичью королеву.
Он видит в ней праматерь Еву,
Чей новый, образцовый род
Мир унаследовать придёт.

У ней здоровые привычки:
Шесть дней она кладёт яички
По штуке в день, а на седьмой
Берёт законный выходной.

Её яйцо узнать несложно:
Оно защищено надёжной
Весьма округлой и тупой
Коричневою скорлупой.

Её сомненья не смущают,
Она свой ужин поглощает,
На человека не взглянув,
И сыто чистит сонный клюв.

У патентованной поилки
Пошарит, разгребёт опилки
И камешек блестящий съест.
Теперь попить - и на насест.

Насест - предел её полёта.
Осталось растолкать кого-то
И с той, и с этой стороны,
На то и крылья ей даны.

Темно. В окошки снег стучится.
А здесь - что может здесь случиться?
Проквохчет кто-нибудь со сна,
И вновь-покой и тишина.

Курятник неказист снаружи,
Но он - заслон ветрам и стуже,
Благоразумия оплот,
И - перспективу он даёт.

ГОРНЫЙ СУРОК

Кто живёт под кривой ольхой,
Кто вверху, под гнилой стрехой, -
Словом, всякий себе жилище
По душе да по росту ищет.

Ну а я обитаю в норке
На крутом щебнистом пригорке,
И поскольку мне хвост мой дорог,
Я копаю ещё отнорок.

Я на камне сижу открыто,
Отступленье - моя защита.
Обеспечив тылы надёжно,
Вид беспечный принять несложно.

Есть у всех у нас, жить охочих,
Свой особый тихий свисточек:
При малейшем тревожном знаке -
Юрк! - и ты в безопасном мраке.

И покуда злодеи близко,
Лучше пересидеть без риска,
Всё обдумать дважды и трижды,
Попоститься - но время выждать.

А когда удалятся волки
И затихнет эхо двустволки
(Как проходят война и чума
И всеобщий вывих ума).

Можешь быть, мой дружок, уверен,
Что я здесь и что я намерен
Оставаться здесь же и впредь
И на мир свысока смотреть,

Потому что, как я ни мал
По сравненью с масштабом Скал,
Но зато я чуткий и зоркий
И умею прятаться в норке.

Роберт Фрост
Перевод с английского Григория Кружкова

СЧАСТЬЕ ВЫИГРЫВАЕТ В СИЛЕ ТО,
ЧТО ПРОИГРЫВАЕТ ВО ВРЕМЕНИ

О мир ветров и гроз!
Так много он пронёс
Над нами туч слоистых,
Туманов водянистых
И обложных дождей,
Так мало было дней,
Не омрачивших тьмою,
Как траурной каймою,
Безоблачную гладь, -
Что можно лишь гадать,
Чем так душа согрета,
Каким избытком света -
Не тем ли ярким днём,
Что вывел нас вдвоём
В распахнутые двери?
Воистину я верю,
Что в нём всё дело, в нём!
Лучился окоём,
Цветы глаза слепили.
И мы с тобою были
Одни, совсем одни -
На солнце и в тени.

ВОЙДИ!

Только я до опушки дошёл,
Слышу - песня дрозда!
А в полях уже сумрак стоял,
А в лесу - темнота.

Так темно было птице в лесу,
Что она б не могла
Даже ветку свою разглядеть,
Даже перья крыла.

Но последние отблески дня,
Что потух за холмом,
Ещё грели певца изнутри
Ускользавшим теплом.

Далеко между мрачных колонн
Тихий посвист звучал,
Словно ждал и манил за собой
В темноту и печаль.

Но никак не хотелось - от звёзд -
В этот чёрный провал,
Если б даже позвали: "Войди!"
Но никто не позвал.

ПУСТЬ ВРЕМЯ ВСЕ ВОЗЬМЁТ

Нет, Время это подвигом не мнит -
Разрушить горный пик до основанья.
В песок прибрежный превратить гранит:
Без огорченья и без ликованья
На дело рук своих оно глядит.

И вот - на месте вздыбленного кряжа
Мелькнёт насмешливым изгибом рта
Зализанный волнами контур пляжа...
Да, сдержанность - понятная черта
Пред этой вечной сменою пейзажа.

Пусть Время всё возьмет! Мой скарб земной
Да будет он изъят и уничтожен.
Зато я сберегу любой ценой
То, что провёз я мимо всех таможен:
Оно моё, оно всегда со мной.

CARPE DIEM3

Старик, вглядевшись в сумрак,
Заметил двух влюблённых,
Бредущих то ли к дому,
То ли в лесок соседний,
То ли на звон церковный.
Он колебался: можно ль
Окликнуть незнакомцев,
Чтоб пожелать им счастья.
(Промедлил, не решился.)
"Живите, наслаждайтесь,
Ловите миг счастливый!" -
Припев извечный старых.
То Старость, призывая
Срывать младые розы,
Старается стихами
Предостеречь влюблённых,
Которые от счастья,
Того гляди, забудут,
Что счастьем обладают.
Но как ловить мгновенье?
Оно скорей в грядущем,
Чем в настоящем миге.
А и того вернее -
В минувшем. Мир текущий
Тревожен, взвихрен, спутан
И чересчур к нам близок,
Чтобы его увидеть.

ВЕТЕР И ДОЖДЬ

I

Я вспомнил через много лет
Летящий лист, холодный свет,
Осенних вихрей свист и вой...
На ветер опершись спиной,
Я пел, вернее, подвывал
В самозабвении слепом,
А ветер сзади подпирал
И мчал меня, как листьев ком.
Я пел о смерти - но не знал,
Как много умираний ждёт
Живущего. Когда б на миг
Певец неопытный постиг,
Какая вещая тоска
В нём жалуется и поёт!
Нет, недостойно языка
О тёмном умолчать, одной
Любуясь светлой стороной.
Ведь то, о чём поёт дитя,
И обмирая, и грустя, -
Всё, всё исполнится судьбой.

II

Цветы пустынь живут,
Довольствуясь водой,
Которую с вершины снеговой
К ним по канавкам вырытым ведут.
И всё же тут какой-то есть изъян;
Чтобы ростку от влаги распрямиться,
Сперва под ливнем должен он склониться.
Я поднял бы на воздух океан
Одной огромной облачною тушей,
Закрывшей небеса из края в край,
И, прокатив торжественно над сушей,
Всю, не скупясь, опорожнил
Над распустившимся цветком: пускай
Уносит лепестки потоп кипучий
(Лишь бы бутонам он не повредил!)
И сам бы встал под брызжущею тучей.

Вода - не только для корней и губ.
Пускай всего меня поток омоет,
Пусть хлещет по плечам, могуч и груб.

Есть то, чего и объяснять не стоит.

Дождь - как вино (такой в нём хмель сокрыт),
Как солнце, что ласкает и пьянит.
Всю жизнь не мог я усидеть под крышей,
Дождь на дворе заслыша.
Я выбегал, какой бы ни был час,
В ночь и в туман, под громы и под грозы.
И дождь катился по щекам, как слёзы
Моих давным-давно иссякших глаз.